Куракин, Иван Анатольевич

Иван Анатольевич Куракин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Мессинский, викарий Западноевропейского экзархата русских приходов
9 октября — 27 октября 1950
Церковь:	Константинопольский Патриархат
Рождение:	1 (13) августа 1874(1874-08-13) Царское Село, Санкт-Петербургская губерния
Смерть:	27 октября 1950(1950-10-27) (76 лет) Париж, Франция
Отец:	Анатолий Александрович Куракин (1845—1936)
Мать:	Елизавета Михайловна Волконская (1843—1921)
Принятие священного сана:	28 августа 1931 года
Принятие монашества:	4 декабря 1949 года
Епископская хиротония:	9 октября 1950 года

Епископ Иоанн (в миру князь Иван Анатольевич Куракин; 1 (13) августа 1874, Царское Село, Санкт-Петербургская губерния — 27 октября 1950, Париж, Франция) — русский политический деятель, ярославский губернский предводитель дворянства, член Государственной думы Российской империи III созыва, министр финансов правительства Северной области. В последний месяц жизни — викарий Западноевропейского экзархата русских приходов Константинопольского Патриархата с титулом епископа Мессинского.

Биография

Из рода князей Куракиных, праправнук генерал-прокурора Алексея Куракина. Сын князя Анатолия Александровича (1845—1936; шталмейстер, почётный опекун, член Государственного совета) и княгини Елизаветы Михайловны (1843—1921; урождённая княжна Волконская).

Родился 1 (13) августа 1874 года в Царском Селе Санкт-Петербургской губернии. Владелец имения в селе Андреевское Мологского уезда Ярославской губернии (1210 десятин) с усадебным домом князя Д. М. Волконского. Образование получил в 3-й Санкт-Петербургской гимназии, которую окончил в 1893 году с золотой медалью. Прослушав затем полный курс юридических наук в Санкт-Петербургском университете, в 1897 году выдержал государственный экзамен при Харьковском университете.

Был пожалован придворным званием камер-юнкера.

7 октября 1897 года поступил на военную службу в Кавалергардский полк. 14 августа 1899 года был произведён в корнеты [Кавалергардскаго полка], а позднее в поручики. с 1899 — помощник заведующего полковой учебной командой, с 1901 — заведующий разведчиками лейб-эскадрона Кавалергардского полка. 19 февраля 1902 года зачислен в запас гвардейской кавалерии.

Деятельность в начале XX века

В 1901 году, будучи ещё офицером, избран предводителем дворянства Мологского уезда, в каковой должности находился до 1905 года, когда после смерти губернского предводителя, на экстренном губернском дворянском собрании в 1906 году был избран Ярославским губернским предводителем дворянства.

С 1904 года — камергер Императорского Двора. Был также гласным Мологского уездного собрания, участником многих комиссий уездного и губернского земских собраний, почётным попечителем Ярославского реального училища от земства, почётным смотрителем Мологского ремесленного училища.

К началу Первой мировой войны был попечителем Варшавского учебного округа. Занимался эвакуацией учебных заведений перед немецкой оккупацией.

С 1907 по 1913 году был членом в Государственной Думы III созыва от Ярославской губернии. В Думе входил во фракцию октябристов, член ЦК партии «Союз 17 октября», был председателем комиссии по запросам и секретарём комиссии по народному образованию. Когда при рассмотрении законопроекта о начальных училищах планировалось передать церковно-приходские школы из ведения Духовного ведомства в ведение Министерства народного просвещения, не возражал против этого, но хотел дать больше прав первому в вопросе контроля за ними.

С 1913 года был в должности шталмейстера Императорского Двора, действительный статский советник (1913), почётный попечитель Ярославского реального училища и Мологской гимназии.

В 1915—1917 годы — попечитель Варшавского учебного округа.

Был награждён орденами святой Анны 2-й ст., святого Владимира 4-й ст. и святого Станислава 1-й ст., знаком и медалью в память 300-летия Царствующего Дома Романовых.

Во время гражданской войны

Во время Гражданской войны — министр финансов правительства Северной области (Архангельск), возглавляемого Н. В. Чайковским.

Заслуга Ивана Анатольевича заключается в его героической борьбе с тою системою, которая навязывалась англичанами почти насильно. Создание английской эмиссионной кассы, выпускавшей русские деньги, обеспеченные фунтами стерлингов, в значительной мере помогло области.

В конце апреля 1919 года отправился по суше в Сибирь к Колчаку, сдав управление отделом финансов П. Ю. Зубову. К лету 1919 года пробрался в Омск. В Омске комиссией под руководством Куракина было выработано положение о статусе Северной области. В Сибири был главноуполномоченным Красного Креста.

В эмиграции

С 1920 года жил в эмиграции во Франции, где с 1921 по 1931 годы был членом приходского совета Александро-Невского собора в Париже. В 1923 году опубликовал книгу «Воспоминания 1918—1922».

23 августа 1931 года в Александро-Невском соборе в Париже митрополитом Евлогием (Георгиевским) был рукоположён в диакона, а 28 августа — в священника, служил настоятелем Николаевской церкви в Милане. С 1 сентября 1935 года назначен настоятелем Христо-Рождественского храма во Флоренции.

2 мая 1937 года возведён в сан протоиерея.

С 1948 по 1950 годы по совместительству настоятель храма Христа Спасителя в Сан-Ремо, благочинный приходов в Италии.

4 декабря 1949 года пострижен в монашество с именем Иоанн, а 6 декабря был возведён в сан архимандрита.

9 октября 1950 года митрополит Владимир (Тихоницкий) в храме Сергиевского подворья в Париже возглавил его хиротонию во епископа Мессинского, викария Западноевропейского экзархата русских приходов Константинопольского патриархата для служения в Ницце.

Скончался 27 октября 1950 в Париже от сердечного удара через неделю после хиротонии, «не добравшись до места назначения». Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Семья

С 15 апреля 1901 года был женат на фрейлине двора графине Софье Дмитриевне Толстой (1882—28.07.1917) — дочери графа Дмитрия Павловича Толстого. Дети:

• Александра (1902, Ярославль — 1985, Париж), с 1929 года — замужем за графом Жаном дю Пети-Туар (1890—1973) из древнего французского рода.
• Ирина (1903—1993), с 1951 года — замужем за князем императорской крови Гавриилом Константиновичем.
• Елизавета (1905—1980), с 1927 года — за Сергеем Николаевичем Плаутиным (1897—1969).
• Наталья (1906, Ярославль — ?), с 1938 года — замужем за князем Иваном Сергеевичем Урусовым (1894—1976).
• Борис (1908, Ярославль — 1974, Буэнос-Айрес), был холост.
• Елена (1917, Ярославль — 1992, под Парижем), с 1939 года — замужем за Пьером де Гилленшмидт (1910—1984).

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01004165846#page69 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы.] — СПб.: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910. — С. 69.
• Марушевский В. В. [militera.lib.ru/memo/russian/marushevsky_vv/index.html Белые в Архангельске.]
• Гинс Г. К. [istmat.info/node/25476 Сибирь, Союзники и Колчак.] Айрис-Пресс. 2008. — ISBN 978-5-8112-3010-5.
• Незабытые могилы. Русское зарубежье: некрологи 1917—1999 // В 6 т., М. «Пашков Дом». 1999. т. 3. «И-К».
• [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&pid=5797 ИОАНН (Куракин Иван Анатольевич)] // БД Биографического словаря «РОССИЙСКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ ВО ФРАНЦИИ»
• [www.tez-rus.net/ViewGood28884.html Куракин Иван Анатольевич В монашестве ИОАНН]

Отрывок, характеризующий Куракин, Иван Анатольевич

Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.