Иркутский кремль

Иркутский кремль
Иркутский кремль на гравюре 1697 года
Город	Иркутск
Год постройки	1669—1670
Площадь кремля	1,69 га
Протяженность стен	520 метров
Количество башен	8
Количество сохранившихся башен	0
Количество ворот	3
Высота башен	от 17 до 20 м
Высота стен	7,2 м
Толщина стен	2—4,5 м

Ирку́тский кре́мль (Иркутская крепость, чаще — Иркутский остро́г (по первой постройке)) — крепостное сооружение, построенное во второй половине XVII века на правом берегу реки Ангары напротив устья Иркута; политический и военный центр Приангарья, до конца XVIII века служивший частью оборонительной системы от возможных набегов как из приграничных государств, так и местных племён; располагался в северо-западной части исторического центра города Иркутска.

История

Острог

Иркутский острог был основан в 1661 году боярским сыном Яковом Похабовым. Некоторое время он назывался Янда́шским по имени предводителя одного из родов местного булагатского племени Яндаша, который и просил об основании укреплённого городка. Располагался острог на незатопляемом берегу Ангары, на ровной безлесной территории. Площадь укрепления была всего 19 на 17 метров. Пребывало в нём 20 служилых казаков, в крепости находились необходимые помещения: амбар, оружейные и боевые хранилища.

Простоял острог недолго, потому что вокруг него быстро вырос посад, да и поставлен был в одно лето, преимущественно для зимовки, что привело к скорому его разрушению.

В августе 1669 года под руководством служилого человека Андрея Барнешлева, началось строительство второй крепости, названной уже Иркутским кремлём.

Деревянный кремль

В сентябре 1670 года строительство деревянной крепости было завершено. В то время берег Ангары был обрывистый (нынешняя насыпь появилась только в XX веке) и береговая стена кремля находилась в 12—18 метрах от него. В плане Иркутский кремль представлял квадрат, сторона которого имела длину 108 метров, а высота стен составляла 7 метров. Было построено 8 башен: три — на береговой стороне, высотой по 20 метров, три — на горной (противоположной) стороне, высотой по 17 метров и по одной в центре восточной и западной стен. Вокруг кремля был вырыт ров, за ним располагался посад.

В 1672 году почти в центре кремля была построена первая (деревянная) Спасская церковь, а вокруг — дворы местных начальников от Сибирского приказа и жилые дома.

В 1682 году Иркутск становится центром воеводства и на месте северо-западной башни появляется воеводский дом. В 1686 поселение получает статус города. В связи с этим появляется необходимость в расширении крепости. К 1693 году длина стен была увеличена до 130 метров при сохранении формы квадрата. При укреплении стен и башен использовали природный камень и кирпич, но каменным кремль так и не стал. Однако путешественники того времени отмечали прочность и внушительный вид крепости.

На рубеже XVII и XVIII веков население Иркутска превысило 1000 человек. В 1701 году была построена каменная приказная изба. Это дало начало строительному буму в кремле: появились новые здания канцелярии, конторы и таможни, а сразу за северо-восточной башней построили Петропавловскую церковь. Однако до 1717 года каменными сооружениями были только приказная изба и новое здание Спасской церкви.

В 1716 году в Иркутске случился первый сильный пожар, который уничтожил основные постройки кремля. Новую крепость возвели за один год. Пороховые погреба, гауптвахта и другие административные здания, бывшие ранее деревянными, стали теперь каменными.

В течение XVIII века кремль подвергался частичным перестройкам. Основные административные здания были вынесены за его пределы. К концу столетия крепость полностью потеряла военное значение (так ни разу и не применена по назначению), поэтому в 1790-х годах оставшиеся постройки кремля разобрали. В 1820-х годах на месте Иркутского кремля был посажен сад, получивший название Публичного.

Архитектура кремля

Башни

В эпоху развития Иркутской крепости особую гордость вызывали башни. Жители Иркутска пытались дать монументальную выразительность: все башни были многоярусными с хозяйственными и жилыми помещениями (амбары, горницы, воеводские избы, бани), а их вершины венчались двуглавым орлом. Башни были оборудованы смотровыми и караульными площадками, окнами для ведения огнестрельного боя.

Согласно историческим источникам, сохранившимся планам и гравюрам, Иркутский кремль имел восемь башен. Одну башню крепость теряет, когда на её месте нужно было построить воеводский дом, который тоже называли башней. Некоторые подробности известны только по трём башням:

• Се́ргиевская — главная башня с воротами. Считалась самой красивой из всех, имела восьмиугольную форму.
• Спа́сская — выходила к речной пристани, имелись ворота. В ней были амбар, горница, жилые помещения и придел с иконой Иисуса Христа.
• Петропа́вловская — названа в честь Петропавловской церкви, которая находилась сразу за башней и до наших дней не сохранилась. Позже на её месте был построен Собор Богоявления.

Стены

Стены Иркутского кремля возводились почти по всем канонам деревянных кремлей Древней Руси. На них, как и на башнях, были окна для ведения боя и караульные площадки. По стенам можно было перейти от одной башни к другой.

• Передняя или Береговая — «смотрела» на Ангару. Соединяла собой воеводский дом, канцелярию, контору, первую приказную избу, которые были пристроены к стене. Имела выход к пристани.
• Восточная — за ней в разное время находились Петропавловская церковь, Собор Богоявления, первый гостиный двор. Позже туда была перенесена и таможня.
• Горная — за ней располагались Кремлёвская площадь и городской рынок.
• Западная — «смотрела» на запад. За этой стеной находились только дворы Иркутян.

Сохранившиеся постройки

Единственное уцелевшее здание со времён существования Иркутского кремля — Спасская церковь. Строительство её каменного здания началось в 1706 году. Является старейшим каменным сооружением в Восточной Сибири и Дальнем Востоке.

Современная территория

Сегодня на территории Иркутского кремля находятся мемориальный комплекс Иркутянам, павшим в Великой Отечественной войне (автор проекта — Смагин В. Г.), памятник Белобородову, Спасская церковь, озелененный бульвар с аллеями и Дом Советов, который построен на северной части Кремлёвской площади.

Интересные факты

• Если бы Иркутский кремль был сделан из камня и дошёл до наших дней, то был бы одним из двух в Сибири и старше Тобольского кремля на 14 лет.
• Иркутский художник Борис Яровой построил в 2003 году макет Иркутского острога. Он находится в Музее истории города Иркутска.
• На новый 2006 год в ледовом городке мастерами был сделан иркутский острог.
• В 2007 году в ходе раскопок у Спасской церкви были обнаружены остатки Иркутского кремля.
• В мае 2007 года в свет вышел православный альманах «Иркутский Кремль».

См. также

• Исторический центр Иркутска
• Публичный сад
• Площадь Графа Сперанского (бывшая Кремлёвская)
• Иркутский Кремль (альманах)

Литература

• Дулов А.В. Исторические памятники древнейшей части Иркутска — Иркутск: Вост. Сиб.кн. из-во, 1983.
• Шоцкий В.П. и др. Иркутск и Иркутская область. Атлас — Новосибирск: Новосиб. картограф. фабрика, 1997.
• Шахеров В.П. Иркутский острог: вопросы истории // Иркутск в панораме веков. Очерки истории города / под ред. Л. М. Дамешека. — Иркутск, 2003.
• Иркутский острог // Иркутск. Историко-краеведческий словарь. — Иркутск, 2011.

Отрывок, характеризующий Иркутский кремль

Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.