Конкурсы искусств на Олимпийских играх

Конкурсы искусств на Олимпийских играх проходили с 1912 по 1948 год. Эту идею выдвинул барон Пьер де Кубертен, основатель современного олимпийского движения, который отмечал важность первоначальной красоты Олимпийских игр античности.

История

Созданием Международного олимпийского комитета в 1894 году в Париже / Франция и проведением современных Олимпийских игр барон Пьер де Кубертен старался воплотить идеалы укрепления психического и физического здоровья в миролюбивых спортивных состязаниях. Другим его пожеланием стало гармоничное сочетание спорта с искусством, именно поэтому он предложил ввести в программу Олимпийских игр художественные конкурсы, тематически связанные со спортом.

Идея Кубертена обсуждалась на IV Олимпийском конгрессе в Париже 23—25 ​​мая 1906 года. В циркулярном письме, направленном членам МОК накануне конгресса, предлагалось обдумать и решить, каким образом искусство и литературу можно включить в современные олимпиады. От замысла до его реализации прошли годы. Только на V летних Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме / Швеция художественные конкурсы впервые вошли в программу. Число участников было небольшим — всего 33, тем не менее награждения медалями состоялись по всем категориям.

На VII летних Олимпийских играх 1920 года в Антверпене художественные конкурсы, хотя и входили в программу, имели скорее характер параллельного мероприятия, не привлекая к себе особого внимания. Но такое отношение изменилось четыре года спустя в Париже, где не менее 193 художественных работ было представлено для оценок жюри. Примечательным также стало участие в VIII летних Олимпийских играх 1924 года русских художников из Советского Союза, в то время как на официальном уровне СССР игнорировал Олимпийские игры, считая их «буржуазным» мероприятием.

Значение художественных конкурсов значительно возросло на IХ летних Олимпийских играх 1928 года в Амстердаме. Городской музей (Амстердам) выставил более 1100 экспонатов, не считая работ по литературе, музыке и архитектуре. Четыре из пяти категорий были разделены на подкатегории. Художникам разрешалось продавать свои произведения после закрытия выставки, что было довольно спорным, учитывая правила МОК.

Из-за Великой депрессии и удаленности Лос-Анджелеса на Олимпиаде 1932 года участников было меньше, чем в 1928 году. Однако на художественные конкурсы это не повлияло. В общей сложности 384 000 посетителей посмотрели выставку в Лос-Анджелесе в Музее истории, науки и искусства.

Художественные конкурсы на Олимпиадах 1936 и 1948 годов публика также принимала с одобрением, независимо от уменьшения числа участников. Но на конгрессе МОК в 1949 году обсуждался доклад, согласно которому практически все участники художественных конкурсов были профессионалами, занимающимися искусством за деньги, что не соответствовало любительскому статусу Олимпиад . Поэтому соревнования решено было заменить на выставки без наград и медалей. Это вызвало ожесточенные дебаты в рамках МОК. В 1951 году МОК решил вновь вернуть художественные конкурсы в программу XV летних Олимпийских игр 1952 года в Хельсинки. Однако финские организаторы отказались от этой идеи под предлогом недостатка времени на подготовку.

На конгрессе МОК в 1954 году окончательно решили заменить художественные конкурсы выставками. Попытки пересмотреть этот вопрос оказались безрезультатными. Тем не менее, в Олимпийской хартии прописаны дополнительные обязательства для организаторов — включать в программу Олимпиад культурные мероприятия, чтобы «способствовать развитию взаимопонимания, дружбы и гармоничных отношений между участниками и зрителями» .

Конкурсы

Конкретные детали проведения художественных конкурсов видоизменялись с 1912 по 1948 годы, но основные правила оставались прежними. Все заявки должны были вдохновляться спортом и быть оригинальными, до Олимпийских игр их не разрешалось где-либо заранее обнародовать. Как и в спортивных состязаниях, в художественных конкурсах предусматривались награды золотыми, серебряными и бронзовыми медалями. Авторам разрешалось представлять несколько своих произведений, но число их было ограничено. Теоретически для участника существовала возможность выиграть несколько медалей в одной и той же категории.

Архитектура

Олимпийский стадион в Амстердаме

Общая категория по произведениям архитектуры существовала с 1912 по 1948 год, в 1928 году к ней добавилось градостроительство, хотя разделительную линию между этими категориями было довольно трудно проводить.

Литература

Количество категорий в области литературы менялось с течением времени. В 1924 и 1932 годах была только одна общая категория, в 1928 и 1948 годах появилось подразделение на драму, лирику и эпос. В 1936 году конкурсы прошли в категориях — лирика и эпос, но не в драме. Представленные работы должны были содержать не более 20 000 слов. Они могли быть написаны на любом языке при условии их перевода на французский язык или английский язык. В некоторых случаях достаточно было кратких аннотаций на этих языках.

Музыка

До 1932 года был только один общий музыкальный конкурс. В 1936 году появилось разделение на категории: оркестровая и инструментальная музыка, сольное и хоровое пение. В 1948 году эти категории были преобразованы в хор/оркестр, инструментальная/камерная музыка и пение. Жюри часто не могло прийти к общему мнению. По этой причине не всегда присуждались все возможные медали. Дважды (в 1924 и 1936) жюри вообще отказывалось от присуждении медалей в категории инструментальной музыки.

Живопись

Общая категория была разделена в 1928 году на три подгруппы: рисунок, графический дизайн и живопись. Впоследствии в программу вносились изменения. В 1932 году художники соревновались по категориям: картины, рисунки и акварели, гравюры. В 1936 году в программу добавили рекламную графику. В 1948 году, когда художественные конкурсы проводились на Олимпиаде последний раз, в программу включили печатную графику и офорт.

Скульптура

Скульптурный конкурс был разделен в 1928 году на две категории — статуя (круглая скульптура) и рельеф. В 1936 году добавилась ещё одна категория — медали и спортивные значки.

Участники

Хотя большинство участников благодаря победам в художественных конкурсах получили широкое признание у себя на родине, лишь немногие из них стали известны во всем мире. Всемирно известны, однако, некоторые члены жюри. Например, в состав жюри VIII Летних Олимпийских игр 1924 года в Париже (Франция) входили — шведская писательница Сельма Лагерлёф, а также русский композитор, дирижёр и пианист Игорь Стравинский.

На V Летних Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме (Швеция), когда впервые в программу Игр включили художественные конкурсы, основатель Международного олимпийского движения барон Пьер де Кубертен участвовал в литературном конкурсе под псевдонимом. Его «Ода спорту» была отмечена золотой медалью.

В истории Олимпийских игр только два участника были призёрами как спортивных, так и художественных соревнований. Это американский стрелок и скульптор Уолтер Уайнэнс (годы жизни 1852—1920), а также венгерский пловец и архитектор Альфред Хайош (годы жизни 1878—1955).

Золотой медалист IV Летних Олимпийских игр 1908 в Лондоне (Великобритания) — стрелок Уолтер Уайнэнс (англ. Walter Winans) на V Летних Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме занял первое место в соревнованиях по скульптуре.

Двукратный чемпион I летних Олимпийских игр 1896 года в Афинах (Греция) — пловец Альфред Хайош (венг. Hajós Alfréd), получив профессию архитектора, участвовал в конкурсе искусств на VIII Летних Олимпийских играх 1924 года в Париже (Франция) и был награждён серебряной медалью за план стадиона в номинации архитектура.

На IX Летних Олимпийских играх 1928 года в Амстердаме (Нидерланды) голландский архитектор Ян Вилс завоевал золотую медаль за архитектурный проект Олимпийского стадиона, построенного в Амстердаме.

Только один участник — художник из Люксембурга Жан Якоби дважды был награждён золотой медалью — за живописные работы в 1924 году в Париже и за рисунок в 1928 году в Амстердаме.

На XIV Летних Олимпийских играх 1948 года в Лондоне (Великобритания), когда в последний раз в программу Игр входили художественные конкурсы, шведский скульптор Густав Нордал прославился, выиграв золотую медаль. Его скульптурная группа установлена перед зданием гимнастическо-спортивной школы в Стокгольме.

Победители

Участники, награждённые медалями

Произведения, отмеченные золотыми медалями

Литература

• Richard Stanton: The forgotten Olympic art competitions — The story of the Olympic art competitions of the 20th century. Trafford Publishing, 2001. ISBN 1-55212-606-4  (англ.)

См. также

• Пифийские игры
• Дельфийские игры

Отрывок, характеризующий Конкурсы искусств на Олимпийских играх

– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.