Красный мак (балет)

Красный мак
Сцена из балета
Композитор	Р. М. Глиэр
Автор либретто	М. И. Курилко
Количество действий	3
Первая постановка	14 июня 1927
Место первой постановки	Большой театр, Москва

«Красный мак» («Красный цветок») — балет Рейнгольда Глиэра в 3-х действиях, на либретто Михаила Курилко.

Премьера состоялась 14 июня 1927 года в Большом театре Союза ССР. Постановка Василия Тихомирова и Л. Лащилина. Художник — Михаил Курилко.

Вторая редакция — 1948 год, третья — 1957 год, четвёртая была представлена публике в феврале 2010 года в Италии; новая российская постановка создана в Красноярском театре оперы и балета 23 ноября 2010. В марте 2011 балет «Красный мак» назван «Лучшей премьерой сезона», а исполнительница роли Тао Хоа Анна Оль отмечена за «Лучшую женскую роль в музыкальном спектакле»

Действующие лица

Внешние изображения
	[pics.livejournal.com/fo_c/pic/00013etp Аскольд Макаров в балете «Красный мак»]
	[pics.livejournal.com/fo_c/pic/0000kpe6 Аскольд Макаров и Татьяна Вечеслова в балете «Красный мак»]

• Тао Хоа, актриса
• Ли Шан-фу, её жених
• Главный надсмотрщик, её отец
• Хипс, англичанин, начальник порта
• Капитан советского корабля
• Хозяин ресторана и курильни опиума
• Два китайца, заговорщики
• Старик, фокусник
• Помощник фокусника
• Мальчик-глашатай при театре
• Кули
• Полицейские, надсмотрщики
• Китаянки
• Английские офицеры
• Кокотки, малайские танцовщицы
• Советские и иностранные матросы, бои
• Фениксы, боги, богини
• Цветы, бабочки, кузнечики
• Европейские дамы, лакеи

Либретто

В китайский порт пришёл советский корабль. Идет разгрузка. Китайские рабочие-кули носят тяжелые тюки с товарами. За их работой наблюдают надсмотрщики.

Рядом с портом — ресторан, излюбленное место европейцев. Кули вносят паланкин, из него выходит Тао Хоа — знаменитая актриса, любимица города — и танцует приветственный танец с веером. Какой-то молодой моряк приглашает Тао Хоа танцевать фокстрот. К ресторану подходит молодой китаец Ли Шан-фу. Он побывал в Европе и воспринял там лишь отрицательные стороны буржуазной цивилизации. Под его взглядом Тао Хоа смущается. Гости ресторана развлекаются. Изнемогающие от работы кули двигаются с трудом. Один из кули, выбившись из сил, падает. Надсмотрщик бьет его, но он не поднимается. Товарищи пытаются вступиться за кули. На помощь надсмотрщикам приходит полиция.

Кули бегут на советский корабль и просят моряков вступиться за них. На шум приходит начальник порта Хипс. Он предлагает Капитану советского корабля своё содействие: по его мнению, здесь нужно действовать силой. Но капитан придерживается другого взгляда.

Переговорив с матросами, капитан решает помочь кули. По свистку Капитана матросы выстраиваются, образуя на сходнях корабля две живые цепи, и передают тюки из рук в руки.

Благородный поступок советских моряков произвел впечатление не только на кули, но поразил и Тао Хоа. Ей хочется чем-нибудь выразить капитану свой восторг, и она осыпает его цветами. Ли Шан-фу грубо вмешивается в эту сцену: Тао Хоа не должна кокетничать с «большевиком». Он бьет её. Капитан вступается за обиженную женщину. В благодарность Тао Хоа, надев на пальцы длинные золоченые наконечники, исполняет сиамский танец, подражая позам изваяний старых буддийских божеств.

Вечер, темнеет. Отдохнувшие кули тоже танцуют. К ним присоединяются малайки и матросы с каботажного корабля. Среди них японцы, негры, норвежцы, американцы, матросы с Малайских островов. Советские матросы не выдерживают. Они съезжают по канатам с корабля и пускаются в пляс под музыку матросской песни «Яблочко».

Курильня опиума. Ловкие бои суетятся перед приемом посетителей. Появляется Хипс. Опасаясь «дурного влияния» большевиков, он намерен отделаться от советского Капитана. Все обдумано: его нужно заманить в притон, откуда живым он не выйдет. Это исполнит Ли Шан-фу, а заманить его должна Тао Хоа. Условившись обо всем, Хипс уходит в ресторан дожидаться развязки.

Между тем советский Капитан, ничего не подозревая, гуляет по набережной со своими матросами. Тао Хоа, не зная цели заговорщиков, приглашает его войти в курильню. Ей поручено увлечь молодого русского моряка. Это совпадает с её собственным желанием.

Заговорщики делают вид, будто они случайные посетители курильни. Но у Ли Шан-фу нет предлога, чтобы первому напасть на Капитана, и он рассчитывает, что, ударив Тао Хоа, заставит советского моряка заступиться за неё. Расчет оказывается правильным. Капитан отшвыривает Ли Шан-фу от Тао Хоа. Тогда заговорщики, как будто заступаясь за товарища, бросаются на Капитана с ножами. Тао Хоа загораживает собой моряка, и тот успевает свистком вызвать гуляющих поблизости матросов.

Капитан спасен. Появляется Хипс. Он ничем не обнаруживает своей досады: покушение не удалось, но ещё есть время привести его в исполнение. Заметив фигуру европейца, заговорщики опять хватаются за ножи. Но Хипс намекает, что у него есть другой способ отправить Капитана на тот свет. Заговорщики расходятся. Старый актёр-китаец успокаивает плачущую и испуганную Тао Хоа. Он приказывает хозяину курильни принести трубку с опиумом. Тао Хоа и старик курят опиум и засыпают.

Сон Тао Хоа. Её первые видения смутны. Ей кажется, что она погружается в воду, далее она видит старинный храм с колоссальным изображением Будды, по бокам — статуи богинь. Они сходят с пьедесталов и танцуют. Проходит шествие мужчин и женщин. Они несут на плечах изображение гигантского дракона. Тао Хоа видит и себя. Её несут на носилках. Все быстрее и быстрее становятся шаги участников шествия. Мужчины начинают воинственную пляску с мечами. Но постепенно все темнеет, сливается, и Тао Хоа видит другую картину. Ей грезится край, где люди счастливы. Там живут феи в «лунных чертогах» у «яшмовых озер». Она уже недалеко от царства счастья. Одна за другой перед ней проносятся легендарные птицы древних сказаний — фениксы. Они преграждают путь Тао Хоа к счастью. И все же девушке удается пройти в заветное царство. Она попадает в волшебный сад, в котором боги и богини окружены цветами разных оттенков, бабочками, кузнечиками. Из земли вырастают маки и лотосы и, оживая, превращаются в девушек. Тао Хоа и здесь не находит покоя. Сюда за ней прилетают фениксы и угрожают ей. Ей сочувствуют лишь красные маки, все остальные цветы на стороне фениксов. Фантастические видения окружают Тао Хоа. Ей кажется, что она летит в бездонную пропасть.

Вечер во дворце начальника порта. Нарядные дамы танцуют с офицерами чарлстон. Для увеселения гостей приглашены европейские и китайские артисты. На огромном блюде слуги вносят танцовщицу. Она исполняет танец, который всех приводит в восторг. Бал в полном разгаре. Гости танцуют теперь вальс-бостон. Постепенно они расходятся по другим комнатам. Хипс уславливается с Ли Шан-фу отравить во время угощения приглашенного на бал советского Капитана. Все это слышит Тао Хоа. Она приходит в ужас. Когда же отец её и жених говорят, что отравленный чай должна поднести капитану Тао Хоа, силы почти покидают её. В ней происходит мучительная борьба между привычкой повиноваться и чувством к человеку, которого она успела полюбить. Хипс по-своему объясняет её колебания. Он показывает ей драгоценный перстень, который она получит за оказанную «услугу». Он надевает драгоценное кольцо на палец ничего не понимающей Тао Хоа. Девушка машинально принимает подарок. Заговорщики убеждены, что им удалось переманить её на свою сторону.

Появляются советские моряки во главе с капитаном. Узнав Тао Хоа, Капитан дружески с ней здоровается и хочет пройти в другую залу, но Тао Хоа умоляет его покинуть вечер. Она говорит Капитану о своей любви, становится перед ним на колени, молит, чтобы он увез её с собой из Китая. Моряку жаль её как ребенка.

Между тем начинаются приготовления к чайной церемонии. Капитану, как почетному гостю, должна поднести чай знаменитая танцовщица. В Китае, говорит Хипс, это очень сложная процедура.

Капитан, ничего не подозревая, с любопытством следит за движениями Тао Хоа. Она кокетливо танцует перед Капитаном, то протягивая ему чашку, то отдергивая её, как только Капитан пытается взять её в руки. Девушка старается отсрочить решительную минуту. Заговорщики довольны, улыбаются, хотя видят, что церемония явно затянулась. Наконец Тао Хоа передает чашку Капитану, и когда он подносит её к губам, выбивает чашку из его рук. Ли Шан-фу, видя, что покушение не удалось, стреляет в Капитана, но промахивается.

Среди гостей переполох. Все разбегаются. Во дворец между тем проникают «красные пики», представители китайской бедноты — китайские партизаны. Тао Хоа, поднявшись на балюстраду, смотрит на море. Она видит, как на рейде советский корабль снимается с якоря и уходит в открытое море.

Тао Хоа счастлива, что Капитан избежал гибели и спасен. В этот момент её замечает Ли Шан-фу. Вне себя от ярости, считая её виновницей того, что покушение на Капитана не удалось, он стреляет в неё и смертельно ранит.

Заговорщики бегут. Один лишь отец Тао Хоа остается с ней. Дворец Хипса в руках китайской бедноты. «Красные пики» поднимают тело Тао Хоа и кладут на носилки, прикрытые красным знаменем. Дети окружают носилки. Очнувшись, Тао Хоа передает детям алый цветок мака, подаренный ей Капитаном.

Апофеоз. В небе загорается огромный красный цветок. К нему идет беднота, освобожденная от власти европейцев. На носилки с мертвой Тао Хоа сыплются бесчисленные лепестки красного мака.

Дальнейшие постановки

• 1928 — Оперный театр имени А. В. Луначарского, Свердловск

Библиография

• Богданов-Березовский В. М. [www.ozon.ru/context/detail/id/5632271/ Красный мак]. — Л.: ЛГАТОБ, 1937. — 24 с. — 3000 экз.
• Левин С. Два балета Р. М. Глиэра. "Красный цветок", Медный всадник" // [books.google.ru/books/about/%D0%9C%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0_%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%B1%D0%B0%D0%BB.html?id=L96s1mUKTawC&redir_esc=y Музыка советского балета]. — М.: Гос. муз. изд-во, 1962. — С. 126—162. — 256 с. — 5500 экз.

Ссылки

• [karavanmusic.ru/?p=1247 Подробная история балета «Красный Мак»]
• [www.youtube.com/watch?v=DkTm5OVKyKc Фильм-балет «Красный мак» чехословацкого телевидения 1955 года]
• [www.tvkultura.ru/news.html?id=424650&cid=178&date=13.02.2010 Текст передачи] о премьере балета в Риме по телеканалу «Культура» 13 февраля 2010
• [www.youtube.com/watch?v=OvRZPTDwrIQ Видеофрагмент] премьеры балета в Риме 12 февраля 2010
• [www.youtube.com/watch?v=ELyjQKmraJM Короткий видеофрагмент] премьеры балета в Риме 12 февраля 2010
• [www.fontanka.ru/2010/04/11/021/ Интервью прима-балерины Римской оперы Карлы Фраччи] об успешной постановке балета в Италии, с большим числом фотографий
• [www.rg.ru/2010/04/13/vasiliev.html Интервью В. Васильева о предполагаемой мультимедийной постановке балета в Красноярске в ноябре 2010]
• [www.ntv.ru/novosti/211289/ Репортаж с видео НТВ] о премьере в Красноярске
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1545384 Критический репортаж газеты «Коммерсант»] о премьере в Красноярске
• [archive.is/20130416220514/www.izvestia.ru/culture/article3148988/ Статья в газете «Известия»] о премьере в Красноярске

Отрывок, характеризующий Красный мак (балет)

– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.