Гримальди, Кристофоро Россо

Кристофоро Россо Гримальди итал. Cristoforo Grimaldi Rosso<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Дож Генуи
4 января 1535 — 4 января 1537
Предшественник:	Баттиста Ломеллини
Преемник:	Джованни Баттиста Дориа
Рождение:	1480(1480) Генуя
Смерть:	1563(1563) Генуя
Место погребения:	церковь Санта-Мария-ди-Кастелло
Род:	Гримальди
Профессия:	врач

Кристофоро Россо Гримальди (итал. Cristoforo Grimaldi Rosso; Генуя, 1480 — Генуя, 1563) — дож Генуэзской республики.

Биография

Кристофоро Россо получил вторую фамилию, когда его семья вступила в брачный альянс со знатной генуэзской семьей Гримальди. По роду деятельности он был врачом, а 4 января 1535 года был избран 49-м дожем Республики. Весной того же года ему пришлось усмирять бунт некоторых промышленников города Ла-Специя против испанского флота, стоявшего на якоре в порту города, который привел к гибели нескольких членов экипажа кораблей и других людей, живших в близлежащих домах. Новость об этом бунте пришла в Геную, и на внеочередной сессии Сената дож наложил на жителей Ла-Специи контрибуцию в 100 золотых крон с каждого "за беспорядки", освободив от ее уплаты лишь женщин, юношей (до пятнадцати лет) и пожилых людей старше семидесяти.

Во время его правления Сенат организовал сбор средств на реконструкцию и реставрацию древних городских стен. Дож также был вынужден иметь дело с землетрясением 12 августа 1536 года - тремя толчками, причинившими незначительные повреждения в Генуе.

Закончив своё правление 4 января 1537 года, Гримальди в течение еще двадцати шести лет занимал различные государственные должности в республике. В 1544 году дож Андреа Чентурионе-Пьетрасанта предложил продолжить составление хроники Annali della Repubblica, поручив кураторство этой работы Гримальди. В 1546 году он курировал реставрацию собора Святого Лаврентия.

В возрасте шестидесяти семи лет он, вместе с дожем Леонардо Катанео делла Вольта, принял участие в осаде замка Монтоджо, где нашли убежище мятежные члены семьи Фиески, инициаторы заговора 1547 года. В том же году по заданию Сената начались работы по строительству нового собора в Савоне, и Гримальди пожертвовал на эти цели 1500 золотых крон. В 1550 году Гримальди принял участие в посольстве в Рим с вручением даров вновь избранному папе Юлию III.

Гримальди скончался в Генуе в марте 1563 года. Его тело было захоронено в церкви Санта-Мария-ди-Кастелло. Историки описывают его в своих трудах как усердного слугу государства, при этом не стремившегося к власти: имея возможность еще несколько раз быть избранным дожем, он всякий раз отказывался от нее.

Кристофоро Гримальди никогда не был женат и не имел родных детей, его единственным наследником был Джироламо Сансеверино, будущий граф Кайаццо, усыновленный им.

Библиография

• Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro, Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797, Genova, De Ferrari Editori, 2007.

Отрывок, характеризующий Гримальди, Кристофоро Россо

– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.