Ли Мён Бак

Ли Мён Бак кор. 이명박 李明博<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Республики Корея
25 февраля 2008 года — 25 февраля 2013 года
Предшественник:	Но Му Хён
Преемник:	Пак Кын Хе
Мэр Сеула
2002 год — 2006 год
Предшественник:	Ко Гон
Преемник:	О Се Хун
Вероисповедание:	Христианство (протестантизм, Пресвитерианин)
Рождение:	19 декабря 1941(1941-12-19) (82 года) Осака, Японская империя
Отец:	Ли Чхун У (кор. 이충우)
Мать:	Чхэ Тхэ Вон (кор. 채태원)
Супруга:	Ким Юн Ок (кор. 김윤옥)
Дети:	1 сын, 3 дочери
Партия:	Сэнури
Образование:	бакалавр университета Корё
Профессия:	Управление торгово-промышленной деятельностью
Автограф:
Награды:

Это имя — корейское; «Ли» — фамилия, а не личное имя; личное имя этого человека — «Мён Бак (Мёнбак)». У корейцев нет отчества или среднего имени.

Ли Мён Бак (кор. 이명박^?, 李明博^?</span>; род. 19 декабря 1941, Осака) — президент Республики Корея с 25 февраля 2008 года по 25 февраля 2013 года. В детстве носил японское имя Цукияма Акихиро (яп. 月山明博).

Имена Ли Мён Бака

Ли Мён Бак родился в корейском жилом районе в округе Накакавати-кун, префектура Осака, Япония (теперь Хирано-ку, город Осака). В свидетельстве о рождении записано японское имя Ли Цукияма Акихиро.

В родовой книге Ли Мён Бак записан как Ли Сан Чон (кор. 이상정). Остальные три его брата имеют имена, которые также начинаются со слога «сан» (상 — «наравне», «между собой»). Полностью имя Ли Сан Чон переводится как «определяющий сам собой», «устанавливающий наравне с другими») . Что касается нынешнего его имени, записанного в паспорте, то Ли объяснил его происхождение тем, что его мать, когда ей в полнолуние приснилось, что она забеременела мальчиком, решила его назвать Мён (명 — «светлый», «ясный») Бак (박 — «широкий», «расширяющийся»), что можно перевести как «расширяющийся свет» или «человек, несущий свет, чистоту».

Юность и образование

Его отец, Ли Чхун У (кор. 이충우), работал на животноводческой ферме в Японии, а мать, Чхэ Тхэ Вон (кор. 채태원), была домохозяйкой и христианкой. У Ли Мён Бака было три брата и три сестры, сам он был пятым из семерых детей.

После поражения Японии во второй мировой войне в 1945 году его семья вернулась в родной город отца, Пхохан (кор. 포항), (пров. Кёнсан-Пукто, Южная Корея). При этом корабль, на котором они плыли, затонул у берегов Кореи, и семье еле удалось спастись. Но весь скарб, который они везли с собой, утонул вместе с кораблем, так что семье всё пришлось начинать с нуля. Но семья потом понесла потери не только в имуществе.

Во время Корейской войны (1950—1953) при бомбардировке города Пхохана на глазах Ли Мён Бака погибли его старшая сестра и младший брат.

Из-за войны отец Ли Мён Бака лишился работы и семья была вынуждена переехать и обосноваться в заброшенной церкви. Многодетная семья жила в одной комнате, в которой не только готовили, но и варили бражку, потому всё в доме пропахло спиртным. Про Мён Бака в школе говорили, что от него воняет спиртным, и он претерпел немало притеснений из-за этого.

Чтобы помочь семье, Мён Бак, будучи учеником начальной школы (это было самое трудное время для Кореи, так как шла война с её страшными людскими и материальными потерями) начал ходить по улицам и продавать спички, кимпап (завёрнутый в порфировые листы варёный рис с овощами), лепёшки из пшеничной муки и пирожные, пока его не поймала военная полиция.

Во время учёбы в неполной средней школе (кор. 중학교) был случай, когда он из-за дистрофии упал в обморок и потом четыре месяца не мог встать с постели. Тем не менее, он окончил школу вторым по успеваемости среди учеников всех выпускных классов.

О продолжении образования в то время могли думать только люди из привилегированных слоёв населения — платить за учёбу в полной средней школе (кор. 고등학교) было слишком большой обузой для семьи Ли Мён Бака, и поэтому родители не пустили его учиться дальше. В больших семьях все надежды возлагались на старших детей (в семье Ли — на старшего брата). Мён Бак не мог рассчитывать на получение высшего образования, поэтому он планировал помогать матери продавать хлеб, чтобы заработать деньги на образование старшего брата.

Однако, он узнал, что если все три года полной средней школы заканчивать первым по успеваемости по всей школе, можно получить стипендию и поэтому поступил в вечернюю школу, днём же торговал разнообразной мелочью, а чтобы соученики и знакомые не узнали его, ходил с надвинутой на глаза шляпой из пшеничной соломы (позже, когда его спрашивали о том, когда он испытывал самый большой стыд, он ответил: «Когда подростком торговал лепёшками перед женской школой»). Соученики были старше него на 3—4 года, но они говорили, что он позже займёт хорошее место. В итоге школу Ли Мён Бак закончил лучшим учеником.

Его учитель позволил ему посещать Коммерческую полную среднюю школу Тонджи в Пхохане с получением стипендии, что позволило ему работать днём и учиться по ночам.

Для того, чтобы дать старшему сыну Ли Сан Дыку (кор. 이상득) (в 2006—2008 годах Ли Сан Дык был вице-спикером парламента Южной Кореи) высшее образование, семья переехала в Сеул. Вместе с семьёй переехал в Сеул и Ли Мён Бак. Его мечта в то время была такова: каждый день ходить на работу и ежемесячно получать зарплату. Он решил, что такое место лучше будет найти, если иметь не простое среднее общее образование, а высшее или, может быть, неполное высшее, если из-за нехватки денег придётся бросить учёбу. Он приобрёл в магазине старых книг программу экзаменов в институт, и подал документы на коммерческий факультет университета Корё. Узнавшие о его поступлении в университет торговцы рынка Итэвон дали ему работу — по ночам убирать мусор на рынке, чтобы он мог заработать на оплату учёбы. Поскольку дом родителей был очень тесен, он ночевал то у друга, то в рабочем общежитии. Положенную ему как лучшему ученику стипендию он так и не получил, потому что, несмотря на угрозу лишения стипендии, поддержал спортсменов-одноклассников, отказавшихся однажды сдавать какой-то экзамен.

На третьем курсе в колледже в 1964 году Ли Мён Бак был избран председателем студенческого совета. Как раз тогда произошли беспорядки во время студенческой демонстрации против заключения Базового договора об отношениях между Японией и Кореей президентом Пак Чон Хи (кор. 박정희). В тот год продемократические демонстрации студентов достигли своего апогея, и усилилось негативное отношение общества к «переговорам между Сеулом и Токио», которые должны были способствовать росту денежной ликвидности для развития инфраструктуры.

В демонстрации Ли Мён Бак принял участие как председатель студсовета, привлёк 12 тысяч студентов из Сеула. После задержания его полицией был приговорён Верховным судом Южной Кореи по статье Уголовного кодекса «организация внутренних беспорядков» к 3 годам каторги с отсрочкой на 5 лет. 6 месяцев Ли просидел в печально известной уголовной тюрьме района Содэмун (кор. 서대문 형무소; сейчас там расположен музей). С этого момента ему присвоили звание «Активиста первого этапа демократизации».

После тюрьмы Ли Мён Баку дали возможность закончить учёбу в университете.

Карьера

Имя Ли Мён Бака продолжало оставаться в чёрном списке службы безопасности как имя опасного смутьяна, из-за чего он не мог устроиться на работу. Тогда Ли решился на отчаянный шаг — написал письмо на имя президента Пак Чон Хи, и по указанию президента в 1965 году Ли был принят на работу в тогда ещё небольшую строительную компанию «Хёндэ Констракшн» (кор. «현대건설», англ. «Hyundai Construction») финансово-промышленной группы «Хёндэ». Проработав тридцать дней, Ли заработал прозвище «бульдозер». Он и действительно полностью разобрался в бульдозере, изучил его механизм и выявил причину частых поломок.

Компания имела контракт на строительство магистрали Патани—Наративат в Таиланде. Этот проект на 5,2 миллиона долларов США был первым корейским зарубежным проектом. Несмотря на то, что Ли был новым сотрудником, его отправили в Таиланд для участия в проекте. Через год во время работы в Таиланде произошло выступление недовольных рабочих, которые стали громить офис фирмы. Ли тогда забаррикадировался в комнате с сейфом, в котором хранилась документация и деньги, и сумел сохранить всё в целости, рискуя быть убитым или покалеченным разъярёнными рабочими. Хозяин группы всемирно известный Чон Чу Ён (кор. 정주영) запомнил Ли Мён Бака после этого эпизода и стал к нему приглядываться.

Строительство магистрали было успешно завершено в марте 1968 года.

Через 5 лет после поступления на работу, в возрасте 29 лет, Ли стал членом совета директоров. В том же 1971 году, 19 декабря (в свой день рождения) он женился на Ким Юн Ок (кор. 김윤옥; род. 26 марта 1947 г. в Чинджу, Южная Корея). Существует слух о том, что он сделал предложение своей невесте на кладбище, где похоронена его мать. На самом деле это произошло иначе. Они вдвоем приехали к кладбищу. Он оставил невесту за оградой, а сам пошёл к могиле матери и сказал вслух, что собирается жениться. Невесте же было боязно стоять одной за оградой кладбища, поэтому она пошла вслед за Ли, и в итоге услышала его слова, произнесенные для покойной матери. В будущем жена ему родила сына и трёх дочерей.

В 1971 году Ли Мён Бак приобрёл небольшую квартиру площадью 42 м² и впервые стал жить в благоустроенном жилище.

В 33 года врачи обнаружили у Ли вирусное воспаление печени и сказали, что ему нельзя работать. Жена услышала, что при этой болезни помогает мясо дикого речного угря и сама ходила ловить их. В итоге Ли вылечился от этой болезни. Во всяком случае, в 1990 году врачи не нашли никаких следов воспаления и вирусов.

В 1977 году, в возрасте 35 лет, Ли Мён Бак занял пост исполнительного директора и стал самым молодым исполнительным директором в Южной Корее. При этом он продолжал работать также много, как и прежде.

В 1988 году, в возрасте 47 лет, он стал председателем совета директоров «Хёндэ Констракшен».

После 27-летней карьеры в компании «Хёндэ» Ли Мён Бак решил заняться политикой.

О его успехах на посту руководителя фирмы говорит тот факт, что в год его поступления на работу в фирме насчитывалось 98 человек. В 1992 году, когда Ли покинул пост председателя совета директоров компании, в фирме работало 168 тысяч человек.

Начало политической карьеры

В конце 1980-х годов у Ли Мён Бака появились мысли о политической деятельности.

В 1992 году он был избран в парламент по общенациональному списку правящей тогда Либерально-демократической партии (предшественницы нынешней ПВС). Во время своей предвыборной кампании он заявил, что баллотируется потому, что:

«Я увидел, как изменился мир из-за одного человека — Горбачёва, и подумал, что и я должен что-то сделать.» (кор. «고르바초프라는 한 인물로 인해 세계에 생긴 변화를 지켜보면서 나도 뭔가 일을 해야겠다고 생각하게 됐다»).

Политический путь Ли Мён Бака был непростым. В 1995 году он проиграл бывшему премьер-министру Чон Вон Сику (кор. 정원식) борьбу за право быть кандидатом от партии на пост мэра Сеула, в 1996 году на парламентских выборах победил в самом престижном округе Сеула, Чонно (кор. 종로), который считается номером 1 в южнокорейской политике, будущего президента Южной Кореи Но Му Хёна, но в 1998 году лишился парламентского мандата из-за обнаружившихся излишних расходов на выборную кампанию 1996 года и был оштрафован на 4 миллиона вон (более 4700 долларов США по среднему курсу 1997 года) за нарушение закона о выборах. В течение 1 года — с конца 1998 и до декабря 1999 года — во время пребывания в США он занимался исследовательской работой в качестве приглашённого специалиста в Университете Джорджа Вашингтона в округе Колумбия.

В 2002 году с большим преимуществом победил ставленника правящей тогда пропрезидентской Демократической партии нового тысячелетия (кор. 새천년민주당) Ким Мин Сока (кор. 김민석) в борьбе за пост мэра Сеула. Однако он снова был оштрафован — за то, что слишком рано начал свою предвыборную деятельность.

Мэр Сеула

В должности мэра Сеула Ли Мён Бак достаточно успешно руководил городским хозяйством, создал много новых рабочих мест, а также решил некоторые транспортные проблемы — в 2007 году по его указу на одной их центральных дорог города, Ханганно (кор. 한강로), были проложены специальные автобусные линии. Линии были проложены вместо разделительной и двух крайних левых полос движения с каждой стороны — таким образом, автобусные линии и остановки оказались расположены посередине дороги, а не на обочинах. Автобусные линии начинаются от северной оконечности моста Хангандэгё (кор. 한강대교) и ведут почти до площади сеульского вокзала. В результате нововведения время поездки горожан из южных районов Сеула в центр города утром и из центра города в южные районы вечером по этому маршруту сократилось примерно в 2,5-3 раза.

Также, Ли Мён Бак является автором плана по перестройке речки Чхонгечхон (кор. 청계천), протекающей через несколько районов Сеула, и прилегающей к ней территории. Некогда это была протекавшая посредине города грязная речонка, которую в конце 50-х годов заключили в трубу, проложенную от центра города на восток. В то время речка являлась одним из самых серьёзных источников загрязнений. Затем над закованной в трубы речкой построили автомагистраль на опорах.

Проект по восстановлению речки и прилегающей к ней зоны Ли Мён Бак единолично вынашивал в течение четырёх лет, тщательно вымеряя все основные показатели, включая, конечно, и финансовые затраты, и только потом представил его на обсуждение Комитета по строительству в городской мэрии. Проект был одобрен, хотя и не получил от горожан полного одобрения — у Ли Мён Бака было много противников, настаивавщих на том, что не следует тратить десятки миллионов долларов на создание искусственного ручья в центре Сеула. Однако сразу же после открытия Чхонгечхона 1 октября 2005 года, он пришёлся горожанам по вкусу, превратившись в туристическую зону и зону отдыха в самом центре Сеула.

Ещё одним амбициозным проектом мэрии Сеула под руководством Ли Мён Бака стал проект по созданию Сеульского леса. Это был ответ Сеула Центральному парку в Нью-Йорке и Гайд-парку в Лондоне. В Сеульском лесу насчитывается порядка 400 тысяч деревьев, проживают около ста различных животных, включая оленей и лосей. Лес был открыт для посещения в июне 2005 года, всего лишь через год после начала строительных работ.

Не только жители Сеула отдали должное заслугам президента Ли. В мае 2006 года азиатская версия журнала «Time» написала, что «Сеул, будучи некогда символом бетонных джунглей, превратился в зелёный оазис, и теперь подает пример другим азиатским городам, как надо заботиться и любить окружающую среду», поместив при этом фотографию Ли, сидящего на камнях посередине Чхонгечхона, и по щиколотку опустившего в воду свою ногу.

Площадь перед Сеульской мэрией была полностью забетонирована, но к маю 2004 года на её месте появился огромный зелёный газон. Периодически на площади перед мэрией проводятся концерты популярных исполнителей, а на зимний период она превращается в каток под открытым небом, разделённый на две части: для детей и для взрослых.

Кроме того, Ли Мён Бак заложил основу для превращения Сеула в международный финансовый центр, предложив руководителям крупнейших компаний и крупнейшим финансистам мира инвестировать средства в экономику Сеула.

Ли также принадлежит заслуга создания правительства, которое по уровню использования информационных технологий занимает первое место в мире.

Президентские выборы 2007 года

10 мая 2007 года Ли официально заявил о своем намерении баллотироваться в президенты на предстоящих выборах от Партии великой страны. 20 августа 2007 г. он одержал победу над Пак Кын Хе на предварительных выборах кандидата в президенты от Партии великой страны и стал кандидатом на пост президента. В течение предварительных выборов Ли был обвинен в получении прибыли от незаконной скупки и перепродажи земли в дорогом районе Догок в Сеуле.

В августе 2007 г. в предварительном объявлении истцы заявили: «Мы подозреваем, что брат Ли Мён Бака претендует на землю в Тогок-доне, но не смогли установить настоящего владельца»

28 сентября 2007 г. прокуратура официально сняла подозрения о том, что земля в Догоке принадлежит подставному лицу и заявила, что было проведено тщательное расследование всего дела, начиная с продажи земли, и теперь ясна суть дела.

В декабре 2007 г. за несколько дней до президентских выборов, Ли Мён Бак объявил о том, что он передаст все средства обществу.

Поставленные им задачи, были отражены в «Плане 747» : 7% ежегодное увеличение внутреннего валового продукта, 40 000 долларов США на душу населения, и добиться, чтобы Корея заняла 7-е место в мире среди экономически развитых стран. Важной частью его платформы был проект строительства большого корейского канала из Пусана в Сеул, который, как он полагал, помог бы в восстановлении экономики. Его соперники критиковали этот проект как сложновыполнимый и слишком дорогостоящий. Другие же были озабочены возможным побочным эффектом от реализации проекта, который мог быть нанесён окружающей среде.

Уйдя от своих прежних взглядов на Северную Корею, Ли Мён Бак объявил о плане «вовлечения» Северной Кореи в инвестирование. Ли обещал создать совещательный орган с Севером для обсуждения последующих экономических связей. Предполагалось, что в данном органе будут подкомитеты по экономике, образованию, финансам, инфраструктуре и социальному обеспечению, а также 40 миллиардный (долларов США) фонд сотрудничества. Он так же пообещал обратиться к Корейскому экономическому сообществу с просьбой установить законный и системный формат для реализации любого проекта, предложенного в ходе переговоров, и призвал создать штаб помощи в Северной Корее.

Его внешнеполитическая инициатива, пропагандирующая «вовлечение» Северной Кореи и укрепление союза США—Корея, была названа MB Doctrine.

Президентство

Ли выиграл президентские выборы в декабре 2007 г., получив 48,7 % голосов. Однако явка избирателей была как никогда низкой для Южной Кореи. Он принёс присягу 25 февраля 2008 года, обещая восстановить экономику, укрепить отношения с США и «вести процесс» с Северной Кореей. Отдельно Ли Мён Бак отметил, что будет продолжать проводить политику «глобальной демократии» и налаживать дальнейшее сотрудничество с такими соседними странами, как Япония, Китай и Россия, и пообещал укрепить отношения между Южной Кореей и США и придерживаться твёрдого политического курса в отношении КНДР.

Спустя два месяца после инаугурации, рейтинг Ли Мён Бака составлял 28 %, а к июню 2008 г. опустился до 17 %. Обсуждение президентами США и РК вопроса ратификации соглашения о свободной торговле между США и Республикой Корея (KORUS FTA) вызвало недовольство со стороны законодателей обеих стран. Ожидалось, что согласие Ли Мён Бака, данное во время саммита, на частичное снятие запрета на импорт американской говядины поможет устранить препятствия для одобрения соглашения о свободной торговле в США, однако корейцы отнеслись крайне враждебно к разрешению на импорт американской говядины. Корейское правительство выступило с заявлением о том, что к яростным протестующим будут применены санкции, а также приняты все меры, чтобы предотвратить столкновения протестующих с полицией.

Протест длился более 2-х месяцев и в конечном итоге изначальная цель пикетирования — протест против импорта американской говядины — сменился бурным протестом оппозиции. Тем самым был нанесён огромный ущерб бизнесу, а социальные затраты составили около 3,751,300,000,000 вон.

Как только правительство добилось большей стабильности, рейтинг администрации президента быстро поднялся до 32,8 %. С момента возобновления импорта американской говядины, все большее и большее количество людей стало её покупать. Сейчас Америка имеет второй по величине рынок в Корее после Австралии.

Ли Мён Бак начал отвоевывать свои экономические позиции.

Внутренняя политика

Политика в области образования

Предлагая специально разработанную систему образования, администрация президента Ли основала Национальный стипендиальный фонд, который предоставлял студенческие кредиты. В дополнение к этому правительство поддерживало систему «оплаты с отсрочкой» для тех, кому тяжело платить за обучение.

Политика в области религии

Буддийский Орден Чоге много раз терпел неприязненное отношение со стороны правительства Ли Мён Бака, убеждённого христианина. В частности, правительство Ли Мён Бака урезало государственное финансирование буддизма, не признало на государственном уровне День Рождения Будды (Праздник Лотосовых Фонарей) и запретило вводить храмовые имена Ордена Чоге в новую систему адресов.

Политика в области экономики

«Mbnomics» — термин, применяемый к проводимой Ли Мён Баком макроэкономической политике. Термин, полученный сложением инициалов Мён-Бак (Mb) и слова «экономика».

Кан Ман Су, министр стратегического развития и финансов, отвечает за создание и оформление «Mbnomics»

Центральной частью плана Ли Мён Бака по восстановлению экономики является его план «Корея 7-4-7». Название плана складывается из поставленных целей. Увеличить ВВП на 7 %, поднять доход на душу населения до 40.000 долларов США и сделать Корею седьмой в списке стран с наиболее развитой экономикой. Правительство Ли Мён Бака получает распоряжение создать новую Корею, в которой «живут богатые люди, доброжелательное общество и сильное государство». Для достижения данной цели, Ли Мён Бак планирует следовать стратегии практической рыночной экономики: «Разумная рыночная экономика», «Эмпирический прагматизм» и «Демократический активизм».

В настоящее время Ли Мён Бак решил в ближайшие десятилетия увеличить использование источников энергии с низким содержанием углерода. Правительство Ли Мён Бака надеется стать связующим звеном между бедными и богатыми странами в борьбе с глобальным потеплением, поставив себе задачу сократить выбросы парниковых газов к 2020 году.

В связи с разразившимся недавно в США финансовым кризисом, президент Ли особо отметил важную роль сотрудничества политических и деловых кругов. Также он предложил трехстороннюю встречу между министрами финансов Республики Корея, Японии и Китая с целью скоординировать политику для преодоления кризиса.

Внешняя политика

Основная цель проводимой государством внешней политики может быть сформулирована, как восстановление четырёхсторонней дипломатии, уделяющей особое внимание проблеме нераспространения ядерного оружия на Корейском полуострове. Для решения северокорейской ядерной проблемы необходимо тесное сотрудничество между странами на шестисторонних переговорах.

Укрепление союза Южной Кореи и США, основанного на общих ценностях и взаимной пользе, важно для того, чтобы позволить Корее принимать ответные меры и иметь влияние на развитие ситуации в Северной Корее и Северо-Восточной Азии.

Политика в отношении Северной Кореи

Основная задача правительства относительно межкорейских отношений сформулирована в плане «Безъядерный статус, открытость, 3000» — план, способствующий росту взаимного уважения и пользе для обеих Корей, экономическому развитию и благополучию людей, живущих на Корейском полуострове.

На сегодняшний день, межкорейские отношения находятся в переходном периоде. Однако администрация президента дала понять, что будет проводить более продуктивную политику, которая будет способствовать мирному объединению только после того, как Северная Корея откажется от своих ядерных амбиций и станет более открытой.

Президентские выборы 2012 года

В выборах 2012 Ли Мён Бак не участвовал, и 25 февраля 2013 года сложил полномочия. 19 декабря президентом была избрана Пак Кын Хе, представительница той же партии «Сэнури».

Награды и звания

Награды

• 2011 — Орден Заида (ОАЭ)
• 2009, 13 мая — орден Золотого орла (Казахстан)

Звания

• 2007 «Герой защиты окружающей среды» — объявлен журналом «Тайм»
• 2005 «Человек 2005 года» — звание присвоено журналом «Прямые инвестиции» (fDi), входящего в концерн «Файнэншл таймс»
• 1999 Лидер бизнеса XXI века в Республике Корея — включен в список 30 ведущих бизнесменов страны «Ежедневной экономической газетой» и Федерацией южнокорейской промышленности
• 1998 Один из 50 лидеров, внесших большой вклад в развитие страны — список лидеров составлен газетой «Чосон ильбо»
• 1985 Награждён государственным орденом «Золотая башня»" — «Промышленный орден» 1-й степени
• 1984 Награждён государственной наградой «Гражданским орденом»

Публикации

• 2007 г. — «Мать» (кор. «어머니»)
• 2007 г. — «Твёрдое обещание Ли Мён Бака» (кор. «이명박의 흔들리지 않는 약속»)
• 2007 г. — "" (кор. «온몸으로 부딪쳐라»)
• 2005 г. — «Чхонгечхон течет в будущее» (кор. «청계천은 미래로 흐른다»)
• 2002 г. — «Надейся, когда другие говорят об отчаянии» (кор. «절망이라지만 나는 희망이 보인다»)
• 1995 г. — «Чудес не бывает» (кор. «신화는 없다»)

Ссылки

• [english.president.go.kr/main.php Кабинет Президента (англ.)]
• Ли Мен Бак — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.infokorea.ru Корейская Культурно-информационная Служба (русск.)]
• [www.korea.net Корейская Культурно-информационная Служба (англ.)]
• [marsexxx.com/lit/li-men-bak-chudes-ne-byvaet.htm Ли Мён Бак «Чудес не бывает» (рус.)]
• [www.itar-tass.com/c49/586985.html Протекционистские меры могут привести к затягиванию кризиса — президент Республики Корея Ли Мён Бак (рус.)] Интервью на сайте ИТАР-ТАСС

Примечания

На этой странице есть текст на корейском языке. Без поддержки восточноазиатской письменности вы можете видеть знаки вопроса или другие знаки вместо корейских символов.

Отрывок, характеризующий Ли Мён Бак

– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.