Македонская литература
Македонская литература создаётся на македонском языке[1], считается самой молодой из славянских литератур[2].
Содержание
История
Старая македонская литература
Хотя среди литературоведов нет полностью устоявшегося мнения относительно самостоятельности македонской литературы в разные исторические периоды, обычно её исток исследователями относится в IX век к деятельности Охридской книжной школы, оказавшей серьёзное влияние также и на другие славянские литературы, в том числе сербскую и русскую[2].
Разные учёные отмечают, что просветители Кирилл и Мефодий использовали для создания славянской письменности свой родной македонский (Якобсон[2]) или сербо-болгаро-македонский (Добровский[3]) диалект.
С IX века македонские земли входили в состав Болгарии, и славянская литература здесь активно развивалась, однако в конце XIV века Болгария была завоёвана Османской империей, что вплоть до освобождения Македонии от власти османов в 1912 году мешало развитию македонской литературы[2].
Новая македонская литература
В 1903 году в Софии вышла серьёзно повлиявшая в дальнейшем на формирование македонского литературного языка книга Крсте Мисиркова «О македонских проблемах». Мисирков в ней не только выступил за развитие самостоятельного македонского литературного языка, но и фактически создал первый письменный его образец[1]. Болгарские власти тираж сразу уничтожили, и только в 40-е годы в одной из библиотек был найден уцелевший экземпляр. Также Мисирков подготовил в печати журнал «Вардар», но из-за проблем с финансированием издание так и не состоялось[4].
По итогам Второй Балканской войны в 1913 году Македония оказалась разделена между Болгарией, Грецией и Сербией. В её болгарской и югославской частях постепенно начала развиваться македонская литература[1].
Для периода становления македонской литературной традиции важны такие писатели и поэты, как Кочо Рацин (автор первой книги стихов на македонском языке «Белые рассветы», 1939 год), Коле Неделковски, Венко Марковски, Васил Ильоски, Антон Панов, Ристо Крле, Георги Абаджиев и другие. Также важно отметить Македонский литературный кружок в Софии, во главе которого стоял болгарский писатель Никола Вапцаров[1].
Современная македонская литература
Решающую роль для современного этапа развития македонской литературы имело становление македонской государственности во время и после Второй мировой войны, когда в 1944 году была создана новая республика, вошедшая в 1946 году в СФРЮ[1]. Уже в 1945 году благодаря этому прошла первая официальная кодификация македонского языка[4].
В возникших благоприятных условиях македонская литература начинает ускоренно развиваться. Появились литературные журналы «Нов ден», «Современост», «Млада литература», «Хоризонт», «Разгледи». В 1946 году появился Союз писателей Македонии[1].
В 40-е — 60-е годы зазвучали имена таких македонских литераторов, как Славко Яневский, Блаже Конески, Ацо Шопов, Гого Ивановски, Србо Ивановски, Лазо Каровски, Гане Тодоровски, Анте Поповски, Радован Павловски, Богомил Гюзел, Влада Урошевич, Иван Точко, Коле Чашуле, Живко Чинго, Симон Дракул, Владо Малески, Мето Йовановски, Бранко Пендовски, Димитар Солев, Видое Подгорец, Оливера Николова, Васил Куноски и других[1].
Тогда же активно начали работать литературные критики (Милан Гюрчинов, Георги Старделов, Димитар Митрев, Мито Хадживасилев) и историки литературы и фольклора (Блаже Ристовский, Кирил Пенушлиски, Харалампие Поленакович)[1].
Напишите отзыв о статье "Македонская литература"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke4/ke4-5171.htm Македонская литература] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
- ↑ 1 2 3 4 А. Г. Шешкен. [cheloveknauka.com/makedonskaya-literatura-xx-veka-osobennosti-formirvoaniya-i-razvitiya Македонская литература ХХ века. Особенности формирования и развития]. Человек и Наука (2008). Проверено 6 апреля 2016.
- ↑ Н. И. Барсов. Кирилл и Мефодий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 Р.П. Усикова [www.philol.msu.ru/~slavphil/books/sv2/usikova.pdf Из истории македонского литературного языка] // Славянский вестник : сборник. — М.: МАКС Пресс, 2004. — Вып. 2. — С. 406.
| ||||||||||
|
||||||
Отрывок, характеризующий Македонская литература
– Hе в том дело, моя душа.– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
