Университет Отаго

Университет Отаго
Оригинальное название	маори Te Whare Wānanga o Otāgo
Международное название	University of Otago
Девиз	лат. Sapere aude (не бойся быть мудрым)
Год основания	1869
Тип	Государственный
Канцлер Вице-канцлер	Джон Уорд Гарлин Гейн
Студенты	21 728 (2011)
Доктора	1327 (2011)
Преподаватели	3749 (2011)
Расположение	Данидин, Новая Зеландия
Кампус	Городской
Юридический адрес	University of Otago 87 St David Street Dunedin New Zealand
Сайт	[www.otago.ac.nz/ www.otago.ac.nz]

К:Учебные заведения, основанные в 1869 году

Университе́т Отаго, Отагский университет (англ. University of Otago, маори Te Whare Wānanga o Otāgo) в Данидине (регион Отаго, Новая Зеландия) — старейший университет Новой Зеландии. В 2011 году в нём обучалось более 21 000 студентов.

В Университете проводятся наиболее качественные научные исследования в Новой Зеландии, а сам Университет находится на втором месте после Оклендского университета по количеству академических исследователей. Правительственный Фонд оценки качества исследований (PBRF) новозеландской Комиссии по высшему образованию (англ. Tertiary Education Commission) в 2006 году поставил Университет Отаго на первое место в своём рейтинге.

Основанный в 1869 году Комитетом, в состав которого входил Томас Бёрнс, Университет открылся в июле 1871 года. Девиз Университета «Sapere aude» (не бойся быть мудрым), впоследствии был перенят Университетом Новой Зеландии. Ассоциация студентов Университета Отаго имеет свой девиз, «Audeamus» («давайте дерзнём»). На церемонии вручения дипломов звучит гимн Gaudeamus igitur, iuvenes dum sumus… («будем веселиться, пока мы молоды…»). С 1874 по 1961 годы Университет Отаго был частью Университета Новой Зеландии.

В Университете обучается большое число иностранных студентов из Австралии, Великобритании, Ирландии, Канады, США, Китая, Малайзии, Индии, Шри-Ланки, Южной Кореи, Японии, Сингапура и других стран. Студенты Университета часто проживают со своими товарищами в нестандартных домиках. Прозвище студентов Университета Отаго «Шарфы» возникло вследствие традиции ношения шарфов в течение холодных южных зим. Это же прозвище упоминается в фильме Маски.

История

План организации европейского поселения в южной Новой Зеландии, заложенный Ассоциацией Отаго в соответствии с принципами Эдварда Уэйкфилда в 1840-х годах, предусматривал строительство университета.

Общественные деятели Данидина Томас Бёрнс и Джеймс Макэндрю призвали Совет провинции Отаго в 1860-х годах выделить земельный фонд для вуза. Постановлением Совета Университет Отаго был основан в 1869 году, Университету было выделено 100000 акров (400 км²) земли и предоставлено право на обучение искусствам, медицине, юриспруденции и музыке. Бёрнс был назначен канцлером, но он не дожил до открытия Университета 5 июля 1871 года.

Университет успел присвоить учёную степень одному выпускнику, Александру Уильямсону, прежде чем стал партнерским колледжем федерального Университета Новой Зеландии в 1874 году. После ликвидации Университета Новой Зеландии в 1961 году, были приняты поправки в законе об образовании и Университет Отаго возобновил свою деятельность как независимый университет.

Университет, первоначально располагавшийся на Принсес-стрит в здании почтовой службы архитектора Уильяма Мейсона, в 1878—1879 годах переехал в собственное здание, построенное по проекту Максвелла Бари. Со временем оно превратилось в целый комплекс, группу зданий в стиле неоготики в центре городка. Проект сооружения этих зданий был вдохновлён строительством нового главного корпуса Университета Глазго в Шотландии.

Отаго был первым университетом в Австралазии, разрешившим женщинам получать юридическое образование. Этель Бенджамин, окончившая университет в 1897 году, стала первой женщиной в Британской Империи, выступившей на суде в качестве адвоката.

Профессор Роберт Джек 17 ноября 1921 года осуществил первую в Новой Зеландии радиотрансляцию с кафедры физики.

Университет Отаго привлекает всё больше студентов. Это привело к увеличению количества колледжей и неофициальному размещению студентов в северной части Данидина, около здания Университета. В мае 2010 года Университет присоединился к международной группе университетов Matariki Network of Universities, в которую вошли также Дартмутский колледж (США), Даремский университет (Великобритания), Университет Куинс (Канада), Тюбингенский университет (Германия), Университет Западной Австралии (Австралия) и Уппсальский университет (Швеция).

180° панорама Данидина, снятая с западных холмов. Университет изображён в левой части снимка, перед холмом.

Герб

Блазон герба, пожалованного Университету главным герольдмейстером Шотландии 21 января 1948, звучит как:

В лазури — золотой косвенный крест, обремененный книгой с того же металла обрезом, червлёными обложкой и закладкой, выходящей вниз; все сопровождено четырьмя золотыми шестилучевыми звёздами; такая же звезда обременяет обложку. Девиз — «Sapere Aude».

Оригинальный текст (англ.)  

Azure, on a saltire cantoned between four mullets of six points Or, a book, gilt-edged and bound in a cover Gules charged with a mullet of six points of the second and a book-marker of the third issuant from the page-foot, and in an Escrol under the same this Motto "Sapere Aude"

Девиз может быть переведён как «не бойся быть мудрым» или «имей мужество, чтобы быть мудрым».

Подразделения

В Университете действуют четыре академических подразделения:

• Отдел гуманитарных наук
• Отдел медицины и здравоохранения

Название «Медицинский факультет» в настоящее время по большей части применяется в отношении администрации Отдела медицины и здравоохранения. Медицинский факультет включает в себя Медицинские школы в Крайстчерче, Данидине и Веллингтоне, а также Отагскую школу медицинских наук (которая состоит из отделений анатомии и структурной биологии, биохимии, микробиологии и иммунологии, фармакологии и токсикологии, физиологии). Кроме того, в рамках медицинского факультета Университета Отаго изучаются стоматология, фармация, и физиотерапия.

• Научный отдел
• Бизнес-школа

В маркетинговых целях, факультет Коммерции был переименован в Бизнес-школу, поскольку этот термин обычно используется для эквивалентных факультетов в Северной Америке. Исторически сложилось так, что несколько школ и факультетов было сгруппировано для формирования этих подразделений.

Кроме учебных факультетов, в Университете работают:

• Финансовое подразделение
• Кадровое подразделение
• Подразделение информационных технологий
• Подразделение маркетинга и связей с общественностью
• Подразделение по работе с имуществом
• Исследовательское подразделение

Кроме того, на базе Университета функционировала Горная школа, в 1987 году переведённая в Университет Окленда. Традиционно, совместно с колледжем Нокса и колледжем Святого Креста в Университете преподаётся богословие.

Медицинская школа Университета Отаго

Наряду с обычными университетскими дисциплинами, в медицинской школе Университета (основанной в 1875 году) преподаётся стоматология. Эта школа является одной из двух в Новой Зеландии, а Университет Отаго является единственным университетом, где преподаётся этот курс. В других профессиональных училищах и медицинских факультетах университетов Новой Зеландии преподаются фармация, физическая культура, физиотерапия и лабораторные исследования.

Начиная с 1924 года студенты-медики последнего года обучения должны проходить практику в госпиталях в Окленде, Крайстчерче, Веллингтоне или Данидине. В 1938 году были открыты отделения медицинской школы Университета в Крайстчерче, Окленде и Веллингтоне. Отношения медицинского факультета Университета Отаго с Оклендом прекратились после открытия собственного медицинского факультета в Оклендском университете в 1968 году. Все студенты-медики Университета Отаго с первого по третий годы обучения занимаются в Медицинской школе Университета Отаго в Данидине. Студенты четвёртого и пятого лет обучения могут продолжить практику в медицинских школах Университета в Данидине, в Крайстчерче или в Веллингтоне.

Медицинская школа Университета Отаго в Крайстчерче

Крайстчерчское отделение стало «клинической» школой в 1973 году, став предшественником Крайстчерчской школы медицины и здравоохранения. Медицинская школа Университета Отаго в Крайстчерче, бывшая Крайстчерчская школа медицины и здравоохранения — одна из трёх медицинских школ, образующих медицинский факультет Университета Отаго. Она базируется в госпитале Крайстчёрча, в центре города и состоит в партнёрстве с региональным департаментом здравоохранения Кентербери.

Медицинская школа Университета Отаго в Данидине

Данидинская медицинская школа — одна из трёх медицинских школ, образующих медицинский факультет Университета Отаго.

Открытая в 1875 году как Медицинская школа Отаго, первоначально проводила двухлетний курс обучения с его завершением за рубежом. В 1887 году произошёл первый выпуск студентов, прошедших полную профессиональную подготовку в Отаго. В 1891 году на базе Медицинской школы был официально открыт медицинский факультет. До 1920 года подготовка студентов занимала всего четыре года, но затем она была продлена до шести лет. Отделение в Данидине стало «клинической» школой в 1977 году, став предшественником Медицинской школы Университета Отаго в Данидине.

Отделения

Данидинская медицинская школа состоит из восьми отделений: сестринское отделение, отделение общей практики и охраны здоровья сельского населения, медицины, патологии, профилактической и социальной медицины, психиатрии, хирургии, акушерства и гинекологии. Каждое из этих отделений имеет ряд подразделений или блоков.

Здания

Большая часть Медицинской школы сосредоточена в группе зданий к юго-западу от главного кампуса Университета Отаго, в квартале, прилегающем к больнице Данидина, ограниченном улицами Джордж-стрит, Гановер-стрит, Грейт-Кинг-стрит и Фредерик-стрит. Эта группа зданий включает в себя здания Sayers, Hercus, Lindo Ferguson, Scott, Barningham, Adams, и здание Wellcome. Здание Fraser расположено в двух кварталах к востоку. Лектории Colquhoun и Barnett расположены в больнице. Библиотека школы занимает большую часть здания Sayers, на Грейт-Кинг-стрит к северо-востоку от школьного комплекса. Два из этих зданий имеют охранный статус Фонда по охране исторических мест Новой Зеландии — здание Lindo Ferguson в категории I, а здание Scott в категории II. Первое из этих зданий было спроектировано архитектором Эдмундом Анскомбе.

Медицинская школа Университета Отаго в Веллингтоне

Веллингтонская школа медицины и здравоохранения — одна из трёх медицинских школ, образующих медицинский факультет Университета Отаго. Отделение в Данидине стало «клинической» школой в 1977 году, став предшественником Медицинской школы Университета Отаго в Веллингтоне.

Отделения

В школе девять академических отделений: медицины, акушерства и гинекологии, педиатрии, патологии и молекулярной медицины, первой медицинской помощи и общей практики, психиатрии, общественного здравоохранения, лучевой терапии, хирургии и анестезиологии.

Студенты

Студентов на обучении, по квалификациям	2011	2010	2009	2008	2007
PhD	1,259	1,258	1,206	1,104	1,048
Профессиональная докторантура	68	67	64	48	29
Магистры, диссертаций	969	979	921	874	838
Магистры, курсовых работ	251	207	196	209	223
Дипломы аспирантов	1,068	1,134	1,095	1,101	1,104
Сертификаты аспирантов	473	526	525	535	383
Дипломы о высшем образовании	475	487	405	383	577
Бакалавриат, аттестаты с отличием	873	854	843	797	829
Бакалавриат	15,593	15,780	15,359	14,947	14,812
Дипломы основной программы высшего образования	91	121	121	156	251
Сертификаты основной программы высшего образования	25	31	48	28	63
Квалификационных свидетельств	1,326	1,450	1,419	1,402	1,339
Заинтересованных	0	223	150	138	153
Подготовительный факультет	254	273	282	120	132
Другие	17	20	25	17	16
Итого	21,728	22,139	21,507	20,752	20,665

Этнический состав студентов	2011	2010	2009	2008	2007
Новозеландцы/европейцы	75.0 %	75.6 %	75.7 %	76.8 %	73.6 %
Маори	7.6 %	7.6 %	7.5 %	7.3 %	7.4 %
Азиаты	17.9 %	17.2 %	16.9 %	16.0 %	16.8 %
Народности островов Тихого океана	3.1 %	3.1 %	3.0 %	2.8 %	2.8 %
Другие / неизвестно	2.9 %	2.5 %	5.3 %	4.4 %	7.0 %

Административное здание Отагского университета

Администрати́вное зда́ние Ота́гского университе́та, здание с часовой башней (англ. The University of Otago Registry Building, Clocktower Building) — здание в викторианском стиле в Данидине, Новая Зеландия. Оно расположено на берегу реки Лейт. В здании расположен административный центр Университета Отаго и офис вице-канцлера.

Здание находится под защитой Фонда по охране исторических мест Новой Зеландии, оно зарегистрировано в Фонде 18 марта 1982 года в категории I за номером 62.

Кампусы

Помимо основного студенческого городка в Данидине, университетские кампусы расположены в Окленде и Веллингтоне. Медицинские школы имеют свои кампусы неподалёку от больниц Крайстчерча и Веллингтона. Кроме того, университету принадлежит морская лаборатория Портобелло в гавани Отаго.

Объединение с Педагогическим колледжем Данидина

Университет объединился с Педагогическим колледжем Данидина 1 января 2007 года. Колледж был переименован в Педагогический колледж Университета Отаго. Кампусы колледжа, помимо Данидина, расположены в Инверкаргилле и Александре. Персонал университетского педагогического факультета переехал в колледж.

Библиотеки

Университету Отаго принадлежат десять библиотек, семь из которых расположены в Данидине, в главном университетском кампусе, педагогическая библиотека в Саутленде и две медицинские библиотеки в Веллингтоне и Крайстчерче. Во всех библиотеках есть беспроводной доступ к сети Интернет.

Центральная библиотека расположена в здании информационных служб и имеет более 2000 комнат для занятий. В библиотеке есть коллекция книг, относящаяся к культуре маори, и специальная коллекция, в которую входит около 9000 раритетных книг, напечатанных до 1801 года.

Медицинские библиотеки расположены в здании Sayers и на первом этаже Стоматологической школы. Они содержат около 150 000 изданий, в том числе 79 000 книг и свыше 1600 периодических изданий. Стоматологическая библиотека содержит около 2000 изданий.

В научной библиотеке, расположенной на севере кампуса, в здании Science III, есть примерно 500 комнат для занятий.

Другие библиотеки:

• Библиотека Хокен
• Юридическая библиотека Стаута
• Библиотека Робертсона

Стипендии и исследования

В Университете Отаго существуют именные стипендии по различным отраслям знаний, в том числе:

• Стипендия Роберта Бёрнса (литература)
• Стипендия Кэролайн Пламмер (танец)
• Стипендия Чарльза Геркуса
• Стипендия Клода МакКарти
• Стипендия Фоксли
• Стипендия Фрэнсиса Годгкинса (изобразительное искусство)
• Стипендия Генри Ланга
• Стипендия Хокен
• Стипендия Джеймса Кука
• Стипендия Моцарта (музыка)
• Стипендия THB Symons
• Стипендия Уильяма Эванса

В 1998 году кафедра физики Университета Отаго стала известна в связи с первым в Южном полушарии удачно поставленным экспериментом по получению конденсата Бозе — Эйнштейна.

В 2006 году в результате правительственного исследования качества проводимых научных исследований (для определения основ будущего финансирования) Университет Отаго был оценен в целом как лучший университет в Новой Зеландии. Он также занял первое место в категории клинической медицины, медико-биологических наук, права, английской литературы и языка, истории и наук о Земле. Кафедра философии получила высший баллы по всем номинированным академическим блокам. В 2004 году Университет Отаго занимал четвёртое место.

В 2006 году в докладе, опубликованном Министерством исследований, науки и технологий, было указано, что Университет Отаго интенсивнее других университетов Новой Зеландии занимается научными исследованиями, а 40 % рабочего времени сотрудников посвящено исследованиям и новым разработкам.

Журнал Science рекомендовал всем изучить биохимическую базу данных университета Transterm, содержащую более 130 000 кодирующих последовательностей с нетранслирующимися смежными районами из более 450 организмов.

Академические рейтинги

	Университет Отаго во всемирных рейтингах
	Рейтинг университетов Квакварелли-Саймондс	Академический рейтинг университетов мира
2011	130	201-300
2010	135	201-300
2009	125	201-302
2008	124	201-302
2007	114	305-402

Колледжи с полным пансионом

Университету Отаго принадлежат четырнадцать жилых колледжей, предоставляющих студентам питание, проживание, социальные и бытовые услуги. Большинство из них предназначено в первую очередь для студентов первого курса, хотя в некоторых колледжах проживает значительное число студентов — не первокурсников, а иногда значительную часть населения колледжа составляют аспиранты. Несмотря на то, что в колледже обычно проводятся некоторые занятия, они занимают небольшой процент от основного обучения.

Большинство колледжей активно стремится к укреплению чувства общности и академической успеваемости среди своих студентов путём организации различных межвузовских соревнований и мероприятий, предоставлением общей столовой, групп апартаментов, воспитания традиций, создания независимых студенческих клубов, внутренних спортивных и культурных обществ.

Некоторые колледжи являются межвузовскими, и принимают студентов как из Университета Отаго, так и из Отагского политехнического института.

Студенчество

O-Week

«O-Week» или Неделя Ориентации — эквивалент недели новичка в Университете Отаго. Организатором «O-Week» является Ассоциация студентов Университета Отаго (OUSA). В течение этой недели проводятся различные конкурсы, например: «Новичок года», когда несколько студентов добровольно выполняют ряд задач в течение недели, и по итогам конкурса объявляется победитель. В других соревнованиях состязаются студенты различных факультетов. OUSA также организует вечерние мероприятия, в том числе различные концерты, вечер комедий, и т. д. Большие мероприятия проводятся на стадионе Форсайт Барр (англ. Forsyth Barr Stadium). Обычно на эту неделю планируется матч регби, в котором участвует команда Хайлендерс. Местные бары также организуют различные мероприятия с живой музыкой и своей рекламой, например: «Cookathon» и конкурс «Мисс O-week». «Cookathon» проводился местным пабом (англ. Captain Cook Tavern) с предпосылкой, что первый напиток будет стоить около $20, вместе с которым клиент получает футболку, три талона на питание и скидки на напитки до конца вечера, проведённого в пабе с друзьями.

Традиции

Ежегодно первокурсникам предлагается принять участие в параде, завёрнутыми в белые простыни как в тоги. Владельцы торговых точек призвали запретить этот парад после повреждений имущества и беспорядков во время событий 2009 года. Тем не менее, OUSA взяла на себя ответственность и возобновила эту традицию, но в виде фестиваля, проходящего на стадионе. При проведении парада 2012 года был установлен неофициальный мировой рекорд по количеству участников, завёрнутых в простыни, на 2013 год запланирована попытка установить мировой рекорд официально. Ежегодно проводится забег в стиле фильма Огненные колесницы. Студенты должны обежать вокруг башни с часами и прилегающих зданий, начиная с первого удара часов в полдень и закончить забег до прекращения боя часов. В отличие от фильма, это достижимая задача, с которой успешно справляется несколько студентов каждый год.

Темы

До 2008 года для каждой недели новичка выбиралась определённая тема, как правило, основанная на последних фильмах или ТВ-шоу. Выпускались изменённые постеры, наглядно изображающие тему, а все события так или иначе были с это темой связаны. Эта практика закончилась в 2008 году.

• Двойная порция — 2005
• Автостопом по галактике — 2006
• Побег — 2007
• Orientation '08 — 2008
• Orientation '09 — 2009

Поведенческие проблемы

Поведение студентов является серьёзной проблемой как для администрации университета, так и для жителей Данидина в целом. Обеспокоенность по поводу поведения учащихся побудила университет в 2007 году ввести Кодекс Поведения (англ. Code of Conduct, CoC), который студенты обязаны соблюдать. Введение Кодекса сопровождалось созданием специального подразделения сил безопасности «Campus Watch», призванного следить за порядком и антиобщественным поведением на территории кампуса и в студенческих районах поблизости. Campus Watch подчиняется непосредственно университетскому проктору (инспектору).

Сжигание диванов

Сжигание диванов — частое противозаконное действие, совершаемое студентами на вечеринках в районах, окружающих кампусы. В 2007 году владельцу одного из пабов было предъявлено обвинение в подстрекательстве за то, что в течение Недели Новичка он предлагал обменивать топливо на пиво и получить в качестве приза диван, пропитанный горючим.

Массовые беспорядки

Крупные беспорядки произошли в 2006, 2007, 2008 и 2009 годах, во время мероприятий, связанных с гонкой Undie 500, организованной студентами Кентерберийского университета. Другие студенческие мероприятия в течение года, такие как парад в Тогах и Катание бочек по Гайд-стрит, тоже привлекали внимание полиции, но не в масштабах беспорядков, происходивших во время Undie. В 2012 году было ранено 80 человек, а 15 человек было арестовано полицией после того, как мероприятия на Гайд-стрит вышли из-под контроля.

Протесты

Студенты Университета Отаго достаточно часто выступают с протестами по поводу спорных политических вопросов. В 1960-х годах студенты Отаго участвовали в Движении прогрессивной молодёжи и протестовали против войны во Вьетнаме. В 1970-х годах студенты различными творческими способами оспаривали запрет на совместное проживание разнополых студентов. 28 сентября 1993 года студенты Университета Отаго протестовали против увеличения платы за обучение в университете, вплоть до захвата здания университетской канцелярии (Clocktower Building), который завершился столкновениями с полицией. С 2004 года члены университетского клуба NORML еженедельно встречались в кампусе университета в знак протеста против законодательства Новой Зеландии, запрещающего курение конопли. В 2008 году несколько членов клуба были арестованы, а Университетом было выпущено соответствующее постановление.

Личности, связанные с Университетом

Преподаватели

• Джон Кэрью Экклс, исследователь, нейрофизиолог
• Майкл Куллен, политик
• Джеймс Флинн, исследователь
• Дэвид Харрис, разработчик
• Джон Лесли Мэки, философ
• Уильям Ноэл Бенсон, геолог
• Алан Масгрейв, философ
• Роберт Джек, физик
• Роберт Джон Тэйнш Белл, математик
• Генри Линдо Фергюсон, офтальмолог

Выпускники

• Артур Генри Адамс, журналист, писатель
• Аннетт Бейер, философ
• Барбара Андерсон, писатель
• Дэвид Бенсон-Поп, политик
• Сильвия Картрайт, генерал-губернатор Новой Зеландии
• Дэвид Канлифф, политик
• Брайан Кристи, нейробиолог
• Том Дэвис, политик, дипломат, исследователь
• Глен Денхэм, сборная Новой Зеландии по баскетболу
• Дерек Денни-Браун, невролог
• Марк Эллис, сборная Новой Зеландии по регби
• Билл Инглиш, политик
• Дженет Фрейм, писатель
• Ян Фрейзер, телеведущий
• Уильям Файф, геохимик
• Джон Гадсби, комедиант, актёр
• Малкольм Грант, адвокат
• Стивен Гест, академик права
• Грэм Харт, бизнесмен
• Фолькер Хайне, физик
• Ян Хеллригер, певец, автор песен
• Грег Хендерсон, велосипедист
• Фергус Хьюм, писатель
• Дэвид Кирк, капитан сборной Новой Зеландии по регби, бизнесмен
• Джош Кронфельд, сборная Новой Зеландии по регби
• Крис Лэйдлоу, сборная Новой Зеландии по регби, политик
• Майкл Лоус, политик, писатель, телеведущий
• Джек Лавлок, атлет
• Камисесе Мара, политик
• Арчибальд МакИндой, пластический хирург
• Джудит Мейхью, бизнесмен
• Джозеф Уильям Меллор, химик
• Арнольд Нордмейер, политик
• Кристофер Нортон, композитор
• Антон Оливер, сборная Новой Зеландии по регби
• Мазлан Отман, астрофизик, руководитель Управления ООН по вопросам космического пространства
• Артур Порритт, олимпиец, врач Королевы
• Роберт Стаут, премьер-министр Новой Зеландии
• Лорен Ким Роч, врач, писатель
• Сулейман Дауд, политик
• Питер Тепселл, политик
• Джереми Уолдрон, философ права
• Мюррей Уэбб, игрок в крикет, карикатурист
• Аллан Уилсон, молекулярный биолог
• Кристин Дженсен Берк, альпинист

Лауреаты стипендии Родса

Колледжи Оксфорда приведены в скобках

• 1904 Джеймс Томсон (Сент-Джонс)
• 1906 Роберт Фаркуарсон (Сент-Джонс)
• 1907 Колин Макдональд Гилрей (Университет)
• 1913 Фредерик Фишер Майлс (Баллиол)
• 1921 Хьюберт Джеймс Райберн (Линкольн)
• 1923 Артур Порритт (Магдален)
• 1924 Роберт Стивенсон Айткен (Баллиол)
• 1928 Чарльз Эндрю Шарп (Сент-Джонс)
• 1929 Уилтон Эрнест Хенли (Новый)
• 1930 Джеймс Кемпбелл Дакин (Троицы)
• 1931 Джек Лавлок (Эксетер)
• 1932 Джоффрей Кокс (Ориель)
• 1934 Норман Дэвис (Мертон)
• 1935 Лестер Френсис Моллер (Брасенос)
• 1936 Ден Дэвин (Баллиол)
• 1947 Роберт Оуэн Дэвис (Ориель)
• 1950 Джон Дерек Кингсли Норт (Магдален)

Питер Селуин О’Коннор (Баллиол)

• 1952 Грэм Гарри Джеффрис (Магдален)

Хью Темплтон (Баллиол)

• 1954 Кеннет Альфред Кингсли Норт (Магдален)
• 1956 Колин Гордон Бир (Магдален)

Дэвид Джордж Симмерс Виктория (Баллиол)

• 1957 Грэм Макс Нойце (Университет)
• 1959 Грэм Френсис Ри (Баллиол)
• 1960 Джеймс Джулиан Беннетт Джек (Магдален)
• 1966 Джон Стивен Бейрд (Мертон)
• 1968 Крис Лейдлоу (Мертон)
• 1970 Мюррей Гренфелл Джемисон (Мертон)
• 1972 Дэвид Кристофер Грэм Скегг (Баллиол)
• 1973 Энтони Эван Геральд Рейн (Мертон)
• 1975 Джон Александр Мейтсон (Вустер)
• 1976 Дерек Найджел Джон Харт (Брасенос)
• 1981 Кристин Руфь Френч (Вустер)
• 1983 Ненси Дженнифер Штурман (Новый)
• 1985 Дэвид Кирк (Вустер)
• 1988 Кери Эванс (Вустер)
• 1990 Анна Элизабет Скотт (Линкольн)
• 1992 Джон Нэвид Денеш (Баллиол)

Сьюзан Рета Ламб (Баллиол)

• 1993 Дженнифер Хелен Мартин (Леди Маргарет Холл)
• 1995 Дженнифер Сара Купер (Магдален)
• 1995 Саймон Джон Уотт (Университет)
• 1996 Эндрю Норман Бенсон Лони (избран, не получил)
• 1998 Джейн Ларкиндейл (Новый)
• 1999 Дэймен Эндрю Уорд (Университет)
• 2000 Клейр Бич (Мертон)

Салли Вирджиния МакКечни (Хэртфорд)

• 2002 Рейчел Кэррелл (Баллиол)

Кристофер Джон Каррен (Мертон)

• 2003 Томас Марсель Дуглас (Баллиол)
• 2004 Гленн Фрейзер Голдсмит (Баллиол)
• 2006 Николас Дуглас (Святой Екатерины)
• 2007 Холли Уолкер (Университет)
• 2008 Джесси Уолл
• 2009 Лаура Фрейзер
• 2010 Элис Линдсей Ирвинг (Мертон)
• 2011 Иона Милек (Святого Антония)

См. также

• Кэпин-шоу
• Футбольный клуб Университета Отаго
• Дискуссионное сообщество Университета Отаго
• Клуб гребли Университета Отаго

Ссылки

• [www.otago.ac.nz/ Сайт Университета Отаго] (англ.)
• [micn.otago.ac.nz/ Медицинский факультет] (англ.)
• [www.chmeds.ac.nz/ Медицинская школа Университета Отаго в Крайстчёрче] (англ.)
• [dnmeds.otago.ac.nz/ Медицинская школа Университета Отаго в Данидине] (англ.)
• [www.wnmeds.ac.nz/ Медицинская школа Университета Отаго в Веллингтоне] (англ.)
• [www.ousa.org.nz/ Ассоциация студентов Университета Отаго] (англ.)

Отрывок, характеризующий Университет Отаго

Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.