Монтё, Пьер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пьер Монтё»)
Перейти к: навигация, поиск
Пьер Монтё
Pierre Monteux
Основная информация
Дата рождения

4 апреля 1875(1875-04-04)

Место рождения

Париж, Франция

Дата смерти

1 июля 1964(1964-07-01) (89 лет)

Место смерти

Хэнкок (Мэн), штат Мэн

Страна

Франция Франция,
США США

Профессии

альтист, дирижёр

Инструменты

скрипка, альт

Пьер Монтё (фр. Pierre Monteux; 4 апреля 1875, Париж1 июля 1964, Хэнкок, штат Мэн, США) ― французский и американский дирижёр.





Биография

В шесть лет начал обучаться игре на скрипке, в девять поступил в Парижскую консерваторию, где учился по классам скрипки (у Жана Пьера Морена и Анри Бертелье), гармонии (у Лавиньяка) и контрапункта (у Леневё). В 1896 Монтё окончил консерваторию, поделив первую премию с Жаком Тибо. В двенадцать лет дирижировал оркестром, сопровождавшим концерты Альфреда Корто в Париже, а в пятнадцать был принят в группу альтов в оркестр Опера-Комик и в оркестр Колонна, где он в 1894 стал помощником главного дирижёра и хормейстером. В том же году Монтё стал альтистом квартета Джелозо и работал в этом коллективе до 1911 (в частности, принимал участие в исполнении одного из струнных квартетов Брамса в присутствии самого композитора). Дирижёрская карьера Монтё продолжилась в 1908 с оркестром казино в городе Дьеп, а в сезоне 19131914 ― в Парижской опере. В 1911 Монтё был приглашён Сергеем Дягилевым в качестве дирижёра Русских балетов, и под его управлением в течение ближайших трёх лет состоялись премьеры «Петрушки» и «Весны священной» Стравинского, «Дафниса и Хлои» Равеля и других балетов. Блестящая интерпретация этих сочинений позволила Монтё сблизиться с Дебюсси, Равелем, Стравинским и другими современными композиторами. В дальнейшем Монтё стал активно пропагандировать их сочинения, исполняя их в своих концертах.

В 1916 Монтё уехал в США, где в 19171919 дирижировал в Метрополитен-опера, в основном, французским репертуаром, но также и другими произведениями, в частности, американской премьерой «Золотого петушка» Римского-Корсакова. Переехав в 1920 в Бостон, он возглавил местный симфонический оркестр и познакомил публику с сочинениями Дебюсси, Шоссона, Мийо, Блисса, Бриджа, де Фальи, Малипьеро, Шрекера, Шимановского и многих других композиторов. В 1924 Монтё вернулся в Европу и стал вторым дирижёром оркестра Концертгебау (вместе с Виллемом Менгельбергом), и в течение ближайших десяти лет работал с ним. С 1929 по 1938 он также руководил основанным им Симфоническим оркестром Парижа, с которым дал ряд мировых премьер (например, Третьей симфонии Прокофьева). Стремясь помочь молодым музыкантам, в 1932 Монтё основал в Париже школу дирижёров, затем перенеся её в Хэнкок (там среди его учеников были Эрих Кунцель, Невилл Марринер, Лорин Маазель, Андре Превин). В 1936 он вновь уехал в США и до 1952 дирижировал симфоническим оркестром Сан-Франциско, подняв мастерство этого коллектива до мирового уровня. В 1942 Монтё принял американское гражданство.

С 1951 Монтё выступал как приглашённый дирижёр с Бостонским симфоническим оркестром, в 19531956 ― в Метрополитен Опера. В это время он сделал ряд записей, но сам предпочитал живое исполнение в зале. Музыкант огромной творческой активности, Монтё работал до преклонного возраста: в 1961, в возрасте 86 лет, он подписал контракт с Лондонским симфоническим оркестром на двадцать пять лет с возможностью продления. За оставшиеся три года жизни Монтё сделал с этим оркестром записи «Ромео и Джульетты» Берлиоза, Второй симфонии Брамса, Седьмой симфонии Дворжака, «Энигма-вариации» Элгара и сочинений Дебюсси и Равеля.

Творчество

Дирижёрская техника Монтё основывалась на экономных, компактных движениях рук, с помощью которых он добивался от оркестра идеальной текстуры звучания, ритмической силы и качественного звука.

Признание

По результатам опроса, проведённого в ноябре 2010 года британским журналом о классической музыке BBC Music Magazine среди ста дирижёров из разных стран, среди которых такие музыканты, как Колин Дэвис (Великобритания), Валерий Гергиев (Россия), Густаво Дудамель (Венесуэла), Марис Янсонс (Латвия), Пьер Монтё занял шестнадцатое место в списке из двадцати наиболее выдающихся дирижёров всех времён[1].

Музыкальный критик Норман Лебрехт включил запись балета Мориса Равеля «Дафнис и Хлоя», осуществлённую Лондонским симфоническим оркестром под управлением Пьера Монтё в апреле 1959 года на фирме Decca Records, в число «100 главных вех в истории грамзамписи» (в своей книге «Маэстро, шедевры и безумие»)[2].

Напишите отзыв о статье "Монтё, Пьер"

Примечания

  1. [www.bbc.co.uk/pressoffice/bbcworldwide/worldwidestories/pressreleases/2011/03_march/carlos_kleiber.shtml BBC Worldwide Press Releases: Carlos Kleiber voted greatest conductor of all time]
  2. Норман Лебрехт. Маэстро, шедевры и безумие. — М.: Классика-XXI, 2009. — С. 195—196.

Ссылки

  • [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:41110~T1 Пьер Монтё] (англ.) на сайте Allmusic
  • [patachonf.free.fr/musique/monteux/index.php Биография, дискография, фотографии Монтё]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Монтё, Пьер

Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]