Стреппони, Джузеппина
| Джузеппина Стреппони итал. Giuseppina Strepponi | |
 Портрет Джузеппины Стреппони в 1865 году | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Клелия Мария Жозефа Стреппони |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти |
близ Буссето, |
| Годы активности | |
| Страна | |
| Профессии |
оперная певица, позже учительница пения |
| Певческий голос | |
Клелия Мария Жозефа (Джузеппина) Стреппони (итал. Clelia Maria Josepha (Giuseppina) Strepponi; 8 сентября 1815 — 14 ноября 1897) — известная итальянская оперная певица-сопрано XIX века; спутница жизни, позднее вторая жена композитора Джузеппе Верди.
Талант певицы наиболее известен по её бельканто-ролям в операх Винченцо Беллини, Гаэтано Доницетти и Джоакино Россини, зачастую в партнёрстве с тенором Наполеоне Мориани[en] и баритоном Джорджо Ронкони. Заглавная роль в опере Доницетти «Аделия, или дочь стрелка»[en] была написана специально для Стреппони. Её характеризовали как исполнительницу «с прозрачным, мягким и проникновенным голосом, хорошей игрой и приятной фигурой; с великолепной техникой в дополнение к большому природному дару», вкладывающую «глубокое внутреннее чувство»[1].
Джузеппина Стреппони исполняла главные партии в ряде ранних опер Верди, в частности, роль Абигайль в премьерном представлении «Набукко» в 1842 году, и считается основной вдохновительницей их успеха.
Содержание
Биография
Джузеппина Стреппони родилась в Лоди, Ломбардия, старшей дочерью в семье Феличиано (по другим источникам — Федерико) Стреппони (1797—1832), оперного композитора и органиста и капельмейстера кафедрального собора Св. Иоанна[en] в Монца. Получила стартовое музыкальное образование от отца, который сосредотачивался, в основном, на обучении её игре на фортепиано. После смерти отца от энцефалита в 1832 году училась пению и фортепиано в Миланской консерватории, где в год выпуска (1834) получила первый приз за исполнение бельканто[1][2].
Профессионально-сценический дебют Стреппони состоялся в декабре 1834 в роли Адрии в опере Луиджи Риччи «Клара Розенберг» в миланском Teatro Orfeo. Первый большой успех приходит к ней ближайшей весной в заглавной партии оперы Россини «Матильда ди Шабран, или Красота и Железное Сердце»[en] в Teatro Grande[en] в Триесте[2][3]. Популярность позволяет ей заключить ряд ангажементов с крупными оперными театрами по всей Италии. Летом 1835 Джузеппина отправляется в Австрию, где выступает в ролях Адальджизы и Амины в «Норме» и «Сомнамбуле» Беллини в венском «Кернтнертор-театре» и высоко превозносится как аудиторией, так и критиками. Несмотря на большой талант, эта австрийская поездка остаётся её единственными гастролями вне Италии[1].
Вскоре после возвращения в Италию в 1836 у Стреппони начинается любовная связь с партнёром по сцене тенором Наполеоне Мориани; позднее Джузеппина оставляет его ради антрепренёра «Ла Скала» Бартоломео Мерелли[en]. Ни одна из этих связей не длится дольше нескольких лет, однако они приносят актрисе трёх внебрачных детей[4].
В течение второй половины 1830-х годов Стреппони становится настоящей звездой оперы, представления которой по всей Италии встречали фанатический энтузиазм. В 1836 она исполняет в венецианском «Ла Фениче» партию Нинетты в «Сороке-воровке» Россини, заглавную роль в его же «Золушке» и Эльвиру в «Пуританах» Беллини. В следующем году она продолжала петь Эльвиру, а также исполнила роль Элены в «Марино Фальеро»[en] Гаэтано Доницетти и заглавную роль в его «Лючии ди Ламмермур» в Общественном театре Болоньи[en]. В 1838 Стреппони поёт заглавные партии «Марии ди Руденц»[en] Доницетти, «Беатриче ди Тенда» Беллини и «Екатерине де Гиз»[it] Карло Кочча в Imperial Regio Teatro degli Avvalorati в Ливорно.
В 1839 происходит дебют Джузеппины Стреппони в «Ла Скала» и одновременно её знакомство с Джузеппе Верди — она заменяет Антониетту Марини-Райньери[en], сочтённую неподходящей исполнительницей для роли Леоноры в первой постановке первой оперы Верди «Оберто, граф ди Сан-Бонифачо». Исполнение Стреппони считается одной из сильных сторон этой постановки и одной из главных причин хорошего приёма оперы зрителями.
Другие значительные роли Стреппони конца 1830-х включают Элаизу в «Клятве»[en] Саверио Меркаданте, Адину в «Любовном напитке» Доницетти и Сандрину в Un’avventura di Scaramuccia Луиджи Риччи[en][4].
Стреппони остаётся высокопопулярной и в начале 1840-х годов. Из её значимых партий отмечают, в частности, заглавную роль в «Аделии»[en], написанную Доницетти специально под неё и исполненную певицей в 1841 в римском Teatro Apollo[en]. За ней последовала встретившая шумный восторг критиков роль Абигайль в мировой премьере «Набукко» Верди в «Ла Скала» в 1842 году; в последующем году исполнение было неоднократно повторено в различных театрах Италии, включая Королевский Театр[en] в Парме и Общественный Театр в Болонье, что существенно добавило известности и популярности опере и её автору. Также в 1843 актриса исполняет в Болонье роли королевы Елизаветы в «Роберто Деверё» Доницетти и Имоджене в «Пирате» Беллини.
Другие значительные работы Стреппони в первой половине 1849-х годов включали главные роли в «Норме» Беллини (одну из труднейших бельканто-партий врепертуаре сопрано) и «Саффо» Джованни Пачини, а также партию вдовы дель Поггио в «Короле на час» Верди[4].
Завершение сценической карьеры и союз с Верди
В 1844 году Джузеппина Стреппони начинает испытывать серьезные проблемы с голосом, вероятно, вызванные напряжённым графиком выступлений. Апогей наступает в 1845, когда певицу освистывают на гастролях в Палермо. Голос так никогда полностью и не восстановился; Джузеппина лишь иногда появляется на сцене (большей частью в операх Верди, в частности, в ролях Эльвиры в «Эрнани» и Лукреции Контарини в «Двоих Фоскари»[en]) и выходит в отставку в феврале 1846.[4]
В октябре 1846 Стреппони переезжает в Париж, где зарабатывает уроками пения; она еще единожды появляется на сцене в парижском театре итальянской комедии, однако не встречает хорошего приёма. Верди приезжает во Францию навестить её летом 1847 и становится её спутником до конца жизни, хотя формально брак между Джузеппе Верди и Джузеппиной Стреппони был оформлен только в 1859 в Женеве. Джузеппина проводит оставшуюся часть своей жизни, поддерживая и вдохновляя мужа в его творческой карьере, вплоть до своей смерти в их усадьбе Sant’Agata близ Буссето в 1897[1].
Образ Джузеппины Стреппони в современной культуре
Джузеппина Стреппони является одним из главных действующих лиц:
- Мини-сериала режиссёра Ренато Кастеллани «Жизнь Джузеппе Верди» (1982), посвящённого жизни, любви и творчеству Верди. Роль Джузеппины сыграла итальянская балерина и актриса Карла Фраччи.
- Музыкальной пьесы Джулиана Митчелла[en] After Aida (1985), посвящённой жизни Верди и его творчеству после 1879 года.
- Мини-оперы Risorgimento! итальянского композитора Лоренцо Ферреро[en] (2010).
Напишите отзыв о статье "Стреппони, Джузеппина"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Julian Budden[en]: «Giuseppina Strepponi», Grove Music Online ed. L. Macy (Accessed February 23, 2009), [www.grovemusic.com (subscription access)]
- ↑ 1 2 Francesco Regli. [books.google.com/books?id=KQ8JAAAAQAAJ Dizionario biografico dei più celebri poeti ed artisti melodrammatici, tragici e comici, maestri, concertisti, coreografi, mimi, ballerini, scenografi, giornalisti, impresarii ecc. ecc. che fiorirono in Italia dal 1800 al 1860]. — Torino: Coi tipi di Enrico Dalmazzo, 1860. — P. 511. — 596 p.
- ↑ Irene Tobben. [books.google.com/books?id=Fu8ZAQAAIAAJ Ich wollte eine neue Frau werden: Giuseppina Strepponi, Verdis Frau : ein Lebensbild]. — Berlin: Das Arsenal, 2003. — 213 p. — ISBN 393110947X, 9783931109479.
- ↑ 1 2 3 4 Kutsch K. J. A concise biographical dictionary of singers: from the beginning of recorded sound to the present. Translated from German, expanded and annotated by Harry Earl Jones.. — Philadelphia: Chilton Book Company, 1969. — P. 487pp. — ISBN 0-8019-5516-5.
Ссылки
- [www.amadeusonline.net/almanacco.php?Start=0&Giorno=&Mese=&Anno=&Giornata=&Testo=Giuseppina+Strepponi&Parola=Intera Постановки с участием Джузеппины Стреппони] (итал.) на ресурсе AmadeusOnline.
Отрывок, характеризующий Стреппони, Джузеппина
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
