Тарасов, Сергей Петрович

Спортивные награды
Биатлон
Олимпийские игры
Золото	Лиллехаммер 1994	индивидуальная гонка 20 км
Бронза	Лиллехаммер 1994	спринт 10 км
Серебро	Лиллехаммер 1994	эстафета 4х7,5 км
Бронза	Нагано 1998	эстафета 4х7,5 км
Чемпионаты мира
Серебро	Лахти 1991	эстафета 4х7,5 км
Бронза	Лахти 1991	командная гонка 10 км
Серебро	Боровец 1993	индивидуальная гонка 20 км
Бронза	Боровец 1993	спринт 10 км
Серебро	Боровец 1993	эстафета 4х7,5 км
Серебро	Кенмор 1994	командная гонка 10 км
Золото	Рупольдинг 1996	индивидуальная гонка 20 км
Золото	Рупольдинг 1996	эстафета 4х7,5 км
Серебро	Осрблье 1997	преследование 12,5 км
Чемпионаты Европы
Золото	Валь-Риданна 1996	индивидуальная гонка
Серебро	Валь-Риданна 1996	индивидуальная гонка 10 км

Серге́й Петро́вич Тара́сов (род. 15 февраля 1965 года в с. Староалейское, Алтайский край) — советский и российский биатлонист, олимпийский чемпион и двукратный чемпион мира. Заслуженный мастер спорта России (1994).

Закончил Барнаульский государственный педагогический институт в 1992 году.

Биография

В начале и середине 1990-х Тарасов был одним из сильнейших биатлонистов мира, выиграв в составе советской и российской сборных 4 олимпийские медали и 9 медалей чемпионатов мира. Победа Тарасова в индивидуальной гонке на чемпионате мира в Рупольдинге в 1996 году стала одной из самых убедительных за всю историю проведения чемпионатов мира — преимущество Тарасова над вторым призёром Виктором Майгуровым составило более 2 минут.

По количеству олимпийских наград среди отечественных биатлонистов Сергей Тарасов с 4 медалями уступает лишь Александру Тихонову (5) и Сергею Чепикову (6).

На этапах Кубка мира одержал 4 победы, трижды был вторым и трижды третьим.

Во время Олимпийских игр 1992 года в Альбервиле должен был выступать в составе Объединённой команды, но на старт не вышел. Высказывались версии, что Тарасов перенёс клиническую смерть из-за неправильной проведённой процедуры гемотрансфузии — кровяного допинга. Сам гонщик утверждал, что никогда не выступал, используя запрещённые методы. В 2015 году в интервью газете «Спорт-Экспресс» подтвердил, что 6 февраля 1992 года в Альбервиле ему переливал кровь врач сборной Алексей Кузнецов, и в результате ошибки (Тарасов считает, что кровь испортилась или ему была перелита кровь другой группы) он пережил клиническую смерть. После этого до конца Олимпиады находился во французской клинике, после процедуры гемодеза у него выпали ногти, волосы, слезла кожа. Уже в ноябре 1992 года Тарасов вернулся на трассы.

Завершил карьеру в 1998 году. После окончания карьеры недолгое время занимался бизнесом.

В 2000-х годах Тарасов некоторое время являлся президентом хоккейного клуба «Мотор» из Барнаула. Был дружен с губернатором Алтайского края Михаилом Евдокимовым.

В начале 2010-х работал старшим тренером сборной команды Новосибирской области по биатлону, затем вернулся в Алтайский край, стал старшим тренером сборной Алтайского края по биатлону и председателем федерации биатлона Алтайского края.

Награждён орденом «За личное мужество», медалью ордена «За заслуги перед отечеством» II степени.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ta/sergey-tarasov-1.html Сергей Тарасов] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [data.biathlonworld.com/data/archives.aspx?IbuId=BTRUS11502196501 Профиль Сергея Тарасова на сайте IBU] (англ.)
• [www.sport-express.ru/fridays_talking/reviews/53546/ Сергей Тарасов: как я не умер] — «Спорт-Экспресс», 13 февраля 2015
• [www.motor.barnaul.ru/news?msg=1x200501180958 Интервью от 18 января 2005 года на сайте ХК «Мотор» Барнаул]
• [www.sib-sports.ru/pride/1639.html Сергей Тарасов на sib-sports.ru]

Отрывок, характеризующий Тарасов, Сергей Петрович

На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть: