Унинский район

Унинский район

Герб Флаг
Страна	Россия Россия
Статус	Муниципальный район
Входит в	Кировскую область
Включает	9 муниципальных образований
Административный центр	пгт Уни
Дата образования	1929
Глава муниципального района	Пантелеев Александр Николаевич
Глава администрации	Коковихин Сергей Владимирович
Официальный язык	русский
Население (2016)	↘8158 (0,63 %, 37-е место)
Национальный состав	русские, удмурты
Конфессиональный состав	православные
Площадь	2130 км²
Часовой пояс	MSK (UTC+3)
Телефонный код	+7 83359
Код автом. номеров	43
[admuni.ru Официальный сайт]

Уни́нский район — административно-территориальная единица и муниципальное образование на юго-востоке Кировской области России.

Административный центр — посёлок городского типа Уни.

География

Площадь 2137,78 км². Основные реки — Лумпун, Лема, Ирзек, Святица.

Унинский район расположен в юго-восточной части Кировской области, природная подзона южной тайги. С востока и юга он граничит с Удмуртской Республикой, на севере — с Фаленским, на западе — с Богородским, на юго-западе — с Немским районами Кировской области.

Унинский район расположен в 189 километрах от Кирова и в 75 километрах от ближайшей железнодорожной станции Фалёнки.

Климат района умеренно континентальный. Среднемесячная температура самого холодного месяца — января, достигает −14,7°С, а самого тёплого — июля, +18,1°С. Среднегодовая температура по данным многолетних наблюдений составляет + 1,2°С. Район относится к зоне достаточного увлажнения. Среднегодовое количество осадков составляет 533 мм.

В районе насчитывается 14 малых рек общей длиной 2,1 тыс. км, несудоходны, более ста прудов общей площадью от 860 га, богатых рыбой. Из нерудных богатств района следует отметить глины, годные для производства стройматериалов, известняки, песчаники и гравий, удовлетворяющие потребности района во внутрихозяйственном дорожном строительстве, месторождения торфа.

Богат район лесом, грибами, располагает охотничьими угодьями. На территории 97 тысяч гектар расположены леса хвойных и смешанных пород. Это является потенциалом для развития лесопромышленных предприятий района, прекрасными охотничьими угодьями для охотников-промысловиков и для освоения туристического бизнеса.

История

Посёлок Уни известен с XVII века. В 1762 году удмуртская деревня была преобразована в село Богоявленское. В XIX веке закрепляется название Богоявленское-Унинское, а с конца XIX село существует под нынешним названием.

Коренными жителями на унинских землях были удмурты, заселившие лучшие земли во второй половине XVII века.

Историки, изучавшие Вятский край, отмечают запоздалое возникновение сел в восточной его части, к которой относился Унинский район. Вызвано это двумя обстоятельствами. Удмурты, заселившие, в основном, северную часть района, были язычниками, им чужда была христианская религия. На юге селились большей частью старообрядцы, бежавшие из Московской, Владимирской и других губерний.

XVIII век

Образование приходов и появление сел в приходится на середину XVIII века. Самым старым можно считать село Сосновку. Грамоту на строительство церкви в этом населённом пункте выдали в июне 1760 года. Село первоначально называлось Архангельским, по названию церкви, позднее имело ещё одно название — Оброшна. 1766 год считается годом основания села Елгань. В 1770 году родилось село Уть, называвшееся тогда Троицким. Рождением Пореза считается 1845 год. В 1861 году основано село Сардык. Самое молодое в районе село — Верхолемье. Оно образовано в 1892 году.

Уни, как населённый пункт, считается основанным в XVII веке. В географическом описании «Россия» сказано: «В верстах 90 от Глазова лежит старинное торговое село Уни. Село это существовало в XVII веке. В начале XVIII века было колонизационным центром для Сарапульского уезда».

Статус села Уни получили в 1762 году. «14 марта 1762 года из Казанской конторы новокрещенных дел выданы для церкви богослужебные книги. Село называлось новокрещенное село Гожня Уни тож и принадлежало Малмыжскому заказу», — так записано рождение села Уней в «Настольной книге о церквях и духовенстве Вятской губернии».

Дореволюционные Уни — самое большое, оживленное село во всем Глазовском уезде. При этом Уни являлись центром духовной жизни всей юго-восточной части уезда.

Территория Унинского края до образования Унинского района состояла из волостей и входила в Глазовский уезд Вятской губернии. В уезд входило 40 волостей, 2757 селений, 38536 дворов. Население уезда превышало 290 тысяч человек.

XIX век

Согласно «Материалам по статистике Вятской губернии» (Вятка, 1892 год) в волостях Унинского края был 321 населённый пункт, население составляло 54248 человек. Самой крупной была Быковская волость. В ней насчитывалось 65 деревень с населением 10584. Унинская волость — 53 деревни, 9523 человека; Елганская волость — 47 деревень, 9288 человек; Порезская волость — 47 деревень, 8634 человека; Сардыкская волость — 44 деревни, 6653 человека; Леденцовская волость — 65 деревень, 9566 человек.

Основу экономики Унинского края составляло сельское хозяйство. Крестьянские хозяйства имели земельные наделы, размер которых зависел от количества человек в семье и в среднем по губернии составлял 16,8 десятин (десятина = 1,09 га).

Чтобы обеспечить себя продуктами питания, крестьяне держали на своих подворьях немало домашнего скота. В волостях на конец XIX века насчитывалось 91315 единиц домашней живности.

Практически ежегодно в Унях устраивались выставки лошадей, крупного рогатого скота, а также сельскохозяйственные выставки. Как правило, они вызывали большой интерес и отмеча­лись многолюдностью и оживленностью.

Кустарные промыслы служили подспорьем в бюджете крестьян, излишки продавались на базарах и ярмарках, на которые съезжались покупатели не только Унинского края, но и соседних — Немского, Кильмезского, Селтинского, Богородского и других. Можно было здесь встретить и купцов из Глазова, Слободского, Елабуги, Оханска, Нолинска, Вятки, из Уфимской, Пермской, Казанской губерний.

Купцов и торговцев Унинский рынок привлекал низкими ценами и большим разнообразием товаров. А купить было что! Крестьяне везли на продажу зерно, льносемя, шерсть, масло, холст, кожи, кустарные изделия, мясо, рыбу, ягоды и т. д.

Торговый оборот на унинских базарах и ярмарках был очень велик — более 1 млн рублей. В начале XX века размах торговли ещё более увеличился. Ярмарки и базары были неотъемлемой частью жизни нашего края.

Развивалась в Унинском крае и промышленность. Повсеместно действовали небольшие заводики, выпускающие самую разнообразную продукцию. Лесопромышленники занимались заготовкой и сплавом леса, выгонкой смолы и дегтя. Чугунолитейное производство было представлено двумя заводами: в Тимшах и Никулятах. Во многих населённых пунктах работали кожевенные и красильные заводы. В Порезе действовала своя спичечная мастерская, выпускающая в год до 1000 ящиков спичек. Ещё один спичечный завод находился недалеко от Уней. Были свои швейные заведения, которые назывались тогда швальными.

К сожалению, с течением времени, все заводы по разным причинам перестали существовать. Сегодня о них можно узнать только из документальных источников.

Становление народного образования берёт своё начало с создания небольших частных школ, занятия в которых вели, в основном, церковнослужители. Позднее, примерно с середины XIX века, стали открываться и государственные школы.

Помимо государственных школ работали церковно-приходские школы грамотности, дававшие минимум необходимых знаний крестьянским детям. В 1898 году в Унинской церковно-приходской школе для обучавшихся в ней девочек были организованы бесплатные горячие обеды. Информа­ция об этом была напечатана в «Вятской газете» за 1898 год, где, в частности, отмечалось, что «… до устройства горячих обедов для учащихся додумались в России пока очень недавно и то только кое-где в больших городах».

Из 54 тысяч населения грамотой владели только чуть более 3 тысяч, то есть 5 %. В 34 школах обу­чалось 1274 учащихся в возрасте от 8 до 11 лет, а подлежало обучению 5104.

Отсчёт истории здравоохранения в районе можно вести с 15 декабря 1869 года. Именно тогда состоялось открытие Порезской больницы, первой в Унинском крае. В 1870 году на заседании Глазовского уездного собрания был поставлен вопрос о переводе больницы из Пореза в Уни. Было решено для Унинской больницы построить специальное здание. Что и было сделано. 19 сентября 1874 года состоялось открытие Унинской больницы. Первым врачом её был Василий Петрович Петров. Унинская больница обслуживала участок с населением более 100 тысяч человек. В 1875 году при Унинской больнице был открыт филиал Глазовской аптеки.

Первыми культурно-просветительными учреждениями в нашем крае стали библиотеки. По предложению прогрессивного вятского деятеля А. И. Батуева в губернии было решено открыть 3 тысячи общественных народных библиотек, получивших название «пятирублевых», как комп­лектовавшихся на сумму в пять рублей.

В Унинском крае пятирублевые библиотеки стали открываться с 1895 года. К 1904 году их было уже 35. Но просуществовали они не так долго. В 1908 году было принято решение о прекращении их финансирования, в связи с чем, часть библиотек объединилась, часть прекратила своё существование.

Кроме пятирублевых библиотек создавались земские народные библиотеки. В Глазовском уезде среди первых была открыта Унинская библиотека — 9 февраля 1897 года. В том же году открылись Елганская публичная волостная библиотека и Порезская народная библиотека. В 1905 году открылась Сардыкская павленковская библиотека, в 1907 году — Сосновская биб­лиотека.

XX век

В 1905 году в Унях открылось общество трезвости, цель которого — организация культурного досуга на селе. Перед революцией в Унях был организован народный дом, объединивший в себе общество трезвости и театр.

Октябрьская социалистическая революция круто изменила уклад всей жизни и в унинской глубинке. В январе-феврале 1918 года повсеместно прошли собрания по выборам в волостные советы, провозглашена советская власть.

Гражданская война внесла большой раскол среди населения. Многие унинцы служили кто добровольно, а кто подневольно, как у красных, так и у белых. Многие сложили головы в боях гражданской войны.

Мирная жизнь началась с административной реформы в стране, напрямую коснувшейся края. Декретом ВЦИК и СНК от 4 ноября 1920 года была образована Вотская область, в которую вошла часть территорий четырёх уездов, в том числе Глазовского. Волости Унинского края отошли к Нолинскому уезду.

Постановлением Президиума ВЦИК от 19 мая 1924 года «для укрепления партийно-советского аппарата» было введено новое административное деление. В Вятской губернии из 239 волостей было создано 84, а шесть волостей Унинского края объединились в две.

Создаются сельские советы. Самым первым ещё в 1918 году возник Порезский сельский совет. В 1923 году образованы Унинский и Сосновский, в 1924 году — Сурвайский, в 1925 году — Барашковский, 1926 году — Князевский, в 1927 году — Комаровский, Утинский, Сардыкский, в 1929 году — Булатовский сельские советы.

В первые годы советской власти уделялось большое внимание новым формам хозяйствования. Создавались различные артели, кооперативные организации, коммуны и ТОЗы. Из передовых можно назвать сельскохозяйственную артель «Пахарь», организованную в 1919 году в д. Ярани. Председателем артели долгие годы бессменно работал Иван Петрович Ворожцов. Артель имела участок в 64 гектара. Все новинки сельскохозяйственного производства здесь внедряли в жизнь. Сеяли только сортовые семена, был освоен девятипольный севооборот. В животноводстве приобретали породистый скот. С 1926 года сельхозартель стала базой передового опыта.

В середине 1929 года в РСФСР была проведена административно-территориальная реформа. Вместо губерний, уездов и волостей были созданы области (края), округа и районы. ВЦИК своим постановлением от 10 июня 1929 года утвердил разделение Нижегородского края, куда входила и Вятская губерния, на округа и районы. В числе других был образован и Унинский район в составе Нолинского округа. В 1930 году округа были ликвидированы и районы оказались в непосредственном подчинении Нижегородского, а с 1932 года — Горьковского края.

Постановлением ЦИК СССР от 7 декабря 1934 года из Горьковского края был выделен в самостоятельный Кировский край. А 5 декабря 1936 года в связи с принятием Конституции СССР и выделением Удмуртской АССР, Кировский край преобразован в область.

В те годы территория Унинского района была значительно больше. Население составляло 75 934 тысячи человек. В нынешних границах район установился в конце 1930-х годов.

С 1945 года, как самостоятельная административно-территориальная единица, существовал Порезский район, выделенный из Унинского. В 1955 году он вновь вошёл в Унинский район.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 ноября 1959 года Унинский район был упразднён, а его территория передана в состав Фалёнского. Вновь район восстановлен в соответствии с указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 января 1965 года, с тех пор границы его не изменялись.

С 1 января 2006 года согласно Закону Кировской области от 07.12.2004 № 284-ЗО на территории района образованы 14 муниципальных образований: 1 городское и 13 сельских поселений.

Законом Кировской области от 27 июля 2007 года № 151-ЗО:

• Барашковское, Князевское и Порезское сельские поселения объединены в Порезское сельское поселение с административным центром в селе Порез;
• Булатовское, Канахинское и Утинское сельские поселения объединены в Канахинское сельское поселение с административным центром в деревне Канахинцы;
• Сурвайское сельское поселение и Унинское городское поселение объединены в Унинское городское поселение с административным центром в посёлке городского типа Уни с сохранением статуса населённых пунктов.

Население

Численность населения
1970	1979	1989	2002	2006	2009	2010
17 398	↘14 297	↘12 990	↘11 179	↘10 920	↘10 413	↘9178
2011	2012	2013	2014	2015	2016
↘9135	↘8967	↘8721	↘8451	↘8281	↘8158

Урбанизация

На 1 января 2006 года городское население — 4990 человек, сельское — 5930 человек из 10920 человек.

Демография

В структуре населения преобладает доля женщин — 53,3 %, мужчин — 46,7 %. По возрастной структуре показатели следующие:

• население в возрасте моложе трудоспособного — 18,3 %,
• трудоспособного возраста — 60,6 %,
• старше трудоспособного — 21,1 %.

Административное устройство

В Унинском районе 58 населённых пунктов в составе 1 городского и 8 сельских поселений:

№	Городское и сельские поселения	Административный центр	Количество населённых пунктов	Население	Площадь, км2
1	Унинское городское поселение	пгт Уни	15	4954
2	Астраханское сельское поселение	деревня Астрахань	2	411
3	Елганское сельское поселение	село Елгань	1	479
4	Канахинское сельское поселение	деревня Канахинцы	10	543
5	Комаровское сельское поселение	деревня Комарово	2	290
6	Малополомское сельское поселение	деревня Малый Полом	4	361
7	Порезское сельское поселение	село Порез	12	748
8	Сардыкское сельское поселение	село Сардык	7	199
9	Сосновское сельское поселение	село Сосновка	5	173

Населённые пункты

В сносках к названию населённого пункта указана административно-территориальная принадлежность

Уни ↘4338 Порез 512 Елгань ↘479 Канахинцы 362 Малый Полом 267 Сардык 258 Сибирь 258 Астрахань 246 Удмуртский Сурвай 222 Уть 179 Комарово 175 Сосновка 166 Барашки 152 Чуваши 145 Афанасьевцы 141 Алыповцы 114 Булатовцы 109 Большая Дуброва 98 Князево 96 Ключи 91

Русские Тимши 89 Верхолемье 74 Малиновка 61 Выползово 44 Севастьяновцы 37 Никулята 36 Степная 32 Выселки 27 Антоновцы 16 Гольцы 16 Были 11 Ермаки 11 Удмуртские Тимши 10 Тоскуи 7 Урай 6 Малые Уни 5 Мыс 3 Бармаши 2 Мокрушата 2 Палкино 1

Сардык 1 Багей 0 Борисовцы 0 Заболотное 0 Кленовое 0 Коркинцы 0 Кузенки 0 Леденцово 0 Лумпун 0 Маги 0 Мамоново 0 Парон 0 Раменье 0 Родина 0 Сосново 0 Сухоты 0 Удмуртский Порез 0 Чечеры 0

Список существующих и исчезнувших населённых пунктов Унинского района.

В районе в современных его границах до начала политики сселения так называемых «неперспективных» деревень, укрупнения хозяйств и районов насчитывалось 275 населённых пунктов, кроме райцентра. По документам Унинского районного архива, старым картам, опросам старожилов и материалам краеведов установлены названия исчезнувших деревень. Населённые пункты во избежание путаницы перечислены в границах территорий сельских округов. Действующие населённые пункты выделены жирным шрифтом. На первом месте в списке населённых пунктов названы центры сельских округов.

Астраханский сельский округ: Деревни Астрахань (Первая Астрахань, Вторая Астрахань), Ленинцы, Петровка, Пашки, Сибирь (Верхняя Сибирь, Нижняя Сибирь), Слудка, Чугай, Шишкинцы, Шулепы.

Барашковский сельский округ (земли вошли в состав Порезкого сельского округа): Деревни Барашки, Антипинцы, Бормоты, Малое Боровлино, Большое Боровлино, Бухарцы, Выселок Андреевский, Кабаново, Каменное, Кулебы, Куприно, Кутели, Лобачи, Большие Лукинцы, Малые Лукинцы, Моки, Никошные, Осиновица, Большой Полом, Пригари, Самары, Саратово, Большие Сегаи, Малые Сегаи, Сидорята, Тоскуи.

Булатовский сельский округ (земли вошли в состав Канахинского сельского округа): Деревни Булатовцы (Большие Булатовцы), Абакшин Починок, Агаповцы, Бельтюги, лесоучасток Бельтюги, Быки, Ермаки, Захаровцы, Игнатьевцы, Большая Корча, Малая Корча, Нестерята (Малые Булатовцы), Полянцы, Худышинцы, Чечёры.

Елганский сельский округ: Село Елгань. Деревни Балобанцы, Безумы, Белоглинцы, Бродники, Буты, Деминцы, Забегаи, Кобели, Коровки, Коробы, Кузинцы, Липинцы, Митёнки, Пахомово, Плетни, Поповцы (Шишкари), Преснецы, Саврасы, Семешинцы, Спудное, Тараканы, Телятник (Телетяна), Токари, Халевинцы.

Канахинский сельский округ: Деревни Канахинцы, Бороны (Северная), Бушмели, Говязёнки, Давыдёнки, Костоломы, Коркинцы, Малое Куприно, Большое Куприно, Пермяки, Попцы, Сандалы, Свиньи (Береговая), Малые Танаи, Большое Танаи, Четверики, Чучкалы.

Князевский сельский округ (земли вошли в состав Порезкого сельского округа): Деревни Князево, Андык, Бармаши, Выползово, Гольцы, Елда, Лумпун, Наймушино, Юбери.

Комаровский сельский округ: Деревни Большое Комарово, Новое Комарово, Малое Комарово, Антропы, Быково, Голодное, Горбуны, Еремята, Лапти, Мартелы, Муравейник, Верхние Мысы, Нижние Мысы, Непряхи, Полянцы, Сосновка, Спрыги, Чуваши, Шарапы.

Малополомский сельский округ: Деревни Малый Полом, Афанасьевцы, Багеи, Вороны, Зематы, Колоты, Кропачи, Крутиха, Лысково, Маги, Мурызы, Онохи Орехи, Сектаны, Суворовцы, Рыбачки, Телицыно.

Порезский сельский округ: Село Порез. Деревни Багрыши, Вороносельцы, Деминцы, Заболотное, Зубки, Верхние Казанцы, Нижние Казанцы, Верхняя Керзя, Нижняя Керзя, Кокуево, Лебеди, Лукинцы, Меньшики, Наботелы, Русский Порез, Удмурт-Порез, Пушкари, Раменье, Трушата, Хомяки, Чуданы, Малое Шихово, Большое Шихово.

Сардыкский сельский округ: Село Сардык. Деревни Антоновцы, Братухи, Злобинцы, Средняя Возжея, Нижняя Возжея, Даньки, Дериши, Кандаки, Красный май (Красномай), Кузёнки, Кулигинцы, Лохинцы, Новая деревня, Малое Палкино, Большое Палкино, Платуны, Рябиновцы, Сардык, Синцы, Слеповцы (посёлок Родина), Нижние Сморкалы, Верхние Сморкалы, Сухоты, Филинцы.

Сурвайский сельский округ (ныне земли относятся к Унинскому району, в состав округов не входят): Деревни Удмуртский Сурвай, Балмаж, Бельтюги, Бурлакинцы, Головки, Большой Кочиж, Малый Кочиж, Отбегаловцы, Парон, Пермяки, Русский Сурвай (Восточный Сурвай, Западный Сурвай), Чузинцы, Шусты, Щины, Юбери (Юберка).

Сосновский сельский округ: Село Сосновка, село Верхолемье. Деревни Александровцы, Бабкино, Барабаны, Борисовцы (Дыряна), Бортники, Были, Бычёнки, Ванькинцы, Веселки, Гагары, Дебы, Калининцы, Кашарино, Луконинцы, Мокрушата, Мусихи, Пойловцы, Пустая, Русские, Спуск, Сосново, Харенки, Большие Шабалы, Малые Шабалы, Шатуны, Шубное, Щербаки.

Унинский сельский округ (ныне земли относятся к Унинскому району, в состав округов не входят): Деревни Алыповцы, Бродники, Борисовцы, Гожни, Дожжи, Большая Дуброва, Малая Дуброва, Захаровцы, Заякинцы, Иносветы, Караваевцы, Карачи, Ключи, Козлы, Кокоры, Коньга, Котеги, Кроты, Крыжи, Лашуки, Малиновка, Максёнки, Мыс, Никулята, Новожилы, Пазял, Пестери, Пислеги, Севастьяновцы, Святица, Русские Тимши, Удмуртские Тимши, Урай, Малые Уни, Старые Уни, Юрловцы, Ярань.

Утинский сельский округ (земли вошли в состав Канахинского сельского округа): Село Уть. Хутор Колотовка. Деревни Агафоново, Бекельдино, Гладкая, Зотково, Каменная, Карачи, Кленовое, Клушино, Леденцово, Мамоново, Марковцы, Отхожие (Малое Леденцово), Степная, Сушник, Трофимёнки.

Местное самоуправление

Главы района

• 1994—2013 — Петр Полянцев;
• с 2013 года — Александр Пантелеев.

Транспорт

Протяжённость дорог с твёрдым покрытием 234 км, в том числе асфальтированных 65 км. Налажено автобусное сообщение с областным центром, с Фалёнками, с Глазовым, с населёнными пунктами района.

Достопримечательности

• Здание в Унях, в котором в 1919 году размещался штаб 30-й дивизии 2-й армии Восточного фронта. Здание расположено по ул. Красноармейская 41.
• Школа в Унях, в которой учился в 1918−1926 годах доктор физико-математических наук, лауреат Государственных премий Владимир Семенович Обухов (1901—1930).
• Памятник П. В. Ефремовой (1908−1929) и А. А. Соболеву (1901−1930), погибшим от рук противников советской власти. Памятник расположен в сквере около храма А.Невского в Унях.
• Богородицкая церковь в с. Порезе, построенная в 1859−1877 годах.
• урочище Шаймы (Шайвыл). Находится оно в 2,5 километрах к юго-западу от Уней, по трассе Уни — Киров. Старые карьеры по добыче гравийной смеси. Останцы гравелитов иллюстрируют внутреннее строение пуг — эндемических форм рельефа области. Здесь находят прожилки и гнезда редчайшего минерала — волконскоита — ценной нетускнеющей жаростойкой природной краски, дающей все оттенки зелёного цвета.
• Большедубровские минеральные источники. Находятся они на правом берегу р. Лумпун, в 500-х метрах от деревни Большая Дуброва. Источники хлористо-натриевых вод и месторождение лечебной сероводородной грязи с высоким содержанием сернистого кальция пригодны для использования в лечебных целях.

Люди, связанные с районом

• Шумихин, Виктор Георгиевич (1936—1984) — библиограф, краевед, заслуженный работник культуры России, родился в селе Сардык.

Ссылки

• [admuni.ru/ Официальный сайт Унинского района Кировской области]
• [www.ako.kirov.ru/region/regionmap.php?rajon=37 Сведения на сайте областной администрации]
• [www.ako.kirov.ru/power/local/glav_pos.php Главы поселений Кировской области]
• [uniposelok.ru/ Информационный сайт Унинского района Кировской области]
• [www.kipov.ru/rajony/Uninskiy-rayon/ Унинский район — достопримечательности Кировской области. Туризм.]

Отрывок, характеризующий Унинский район

Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.