Ли, Харпер

Харпер Ли
Harper Lee
Харпер Ли 5 ноября 2007 года (81 год)
Место рождения:	Монровилл, Алабама, США
Место смерти:	Монровилл, Алабама, США
Род деятельности:	прозаик
Направление:	южноамериканская готика
Жанр:	роман
Язык произведений:	английский
Дебют:	«Убить пересмешника»
Премии:	Пулитцеровская
Награды:
[lib.ru/INPROZ/LI/ Произведения на сайте Lib.ru]

Нелл Харпер Ли (англ. Nelle Harper Lee; 28 апреля 1926 — 19 февраля 2016) — американская писательница, автор романа «Убить пересмешника» (англ. To Kill a Mockingbird, 1960).

Биография

Начало жизни

Нелл Харпер Ли родилась 28 апреля 1926 года в маленьком городке Монровилл в юго-западной части штата Алабама. Она была младшим ребёнком Амаса Колмана Ли и Франсес Каннингем Финч Ли (всего в семье было четверо детей). Её отец, бывший владелец и редактор газеты, был юристом, а с 1926 года по 1938 год состоял на государственной службе. В детстве Ли была сорванцом и рано начала читать. Дружила с одноклассником и соседом — молодым Труменом Капоте.

Ли было всего пять лет, когда в апреле 1931 года в небольшом городке Скоттсборо (штат Алабама) состоялись первые суды по делу предполагаемых изнасилований двух белых женщин девятью молодыми чернокожими. Подзащитным, которых чуть было не линчевали ещё до того, как состоялся суд, услуги защитника были предоставлены только с момента, когда началось рассмотрение дела в суде. Несмотря на медицинское заключение, согласно которому женщины не были изнасилованы, суд присяжных, состоявший только из людей белой расы, признал виновными и приговорил к смертной казни всех обвиняемых, за исключением самого младшего, тринадцатилетнего. На протяжении последующих шести лет в апелляционном процессе большинство из этих обвинений было снято и все обвиняемые за исключением одного были освобождены. Скоттсборское дело оставило неизгладимое впечатление у молодой Харпер Ли, которая много лет спустя использует его как основу для работы над своим романом «Убить пересмешника».

После окончания школы в Монровилле Ли поступила в женский колледж Хантингдон в Монтгомери (1944—1945), училась юриспруденции в Алабамском университете (1945—1949), вступила в женское студенческое братство «Хи-Омега» (англ. Chi Omega). В это время она опубликовала несколько студенческих рассказов и около года была редактором юмористического журнала Реммер-Джеммер. Провела год в Оксфордском университете в качестве студента по обмену, планируя в будущем работать в юридической фирме отца. За полгода до окончания курса оставила учёбу и переехала в Нью-Йорк, мечтая стать профессиональным писателем. Вплоть до конца 1950-х гг. зарабатывала на жизнь работая клерком по продаже билетов в авиакомпаниях Eastern Air Lines и BOAC. Вела скромный образ жизни, проживая в небольшой квартире в Нью-Йорке и возвращаясь иногда в родительский дом.

«Убить пересмешника»

Написав несколько рассказов, Харпер Ли нашла литературного агента в ноябре 1956 года. В декабре она получила письмо от друзей Майкла Брауна и Джой Вильямс Браун, в котором был подарок в виде оплаченного годового отпуска. Друзья писали: «У тебя есть один год отпуска, чтоб написать все, что тебе хочется. Счастливого Рождества». Через год черновик романа был готов. Работая с Дж. Б. Липпинкотом, редактором Tay Hohoff, она закончила «Убить пересмешника» летом 1959 года. Роман был опубликован 11 июля 1960 года и стал бестселлером, получил одобрение критики, в том числе и Пулитцеровскую премию за художественное произведение 1961 года; входит в список выдающихся произведений американской литературы. В 1999 году книга была названа «лучшим американским романом столетия» по версии «Библиотечного журнала» (США). Мировой тираж романа превышает 40 млн .

Успех книги стал неожиданностью для самой Харпер Ли:

«Никогда не ожидала какого-нибудь успеха Пересмешника. Я надеялась на быструю и милосердную смерть в руках критиков, но в то же время я думала, может, кому-нибудь она понравится в достаточной мере, чтоб придать мне смелости продолжать писать. Я надеялась на малое, но получила всё, и это, в некоторой степени, было так же пугающе, как и быстрая милосердная смерть».

— Харпер Ли

Существует мнение, что успех романа вызван тем, что его выход в свет совпал с началом движения за гражданские права в США.

В одном из редких интервью (1961) Ли сообщила, что сюжет романа является полным вымыслом и не имеет никакого отношения к истории ее собственного «скучного» детства.

После «Убить пересмешника»

Написав «Убить пересмешника», Ли вместе с Капоте уехала в Холкомб, штат Канзас, чтобы помочь ему в исследовании реакции маленького городка на произошедшее там убийство фермера и его семьи. Результатом работы должна была быть статья. Капоте на этом материале построил свой бестселлер — роман «Хладнокровное убийство» (1966). По мотивам событий, которые произошли в этом городке с Капоте и Ли, было создано два разных фильма, «Капоте» (2005), «Дурная слава» (2006).

Со времен публикации «Убить пересмешника» Ли практически не давала интервью, не участвовала в общественной жизни и, за исключением нескольких коротких эссе, ничего больше не написала. Она работала над своим вторым романом, который увидел свет лишь в июле 2015 года — менее чем за год до смерти Ли. В середине 1980-х она начала работу над документальной книгой о серийном убийце из Алабамы, но прервала работу над ней, поскольку не была удовлетворена её результатами.

По поводу сценария, написанного Хортоном Футом на основе её книги (в 1962 году фильм получил премию «Оскар»), Ли сказала: «Если достоинство любой экранизации может быть измерено уровнем передачи писательского замысла, то адаптацию, сделанную мистером Футом, нужно изучать как классический пример такой экранизации». Харпер Ли стала близким другом Грегори Пека, кинозвезды и исполнителя роли отца Джин — Аттикуса Финча. Эта роль в 1963 году принесла Грегори Пеку «Оскара». Она оставалась близким другом семьи актёра. Внука Пека, Харпера Пека Волла, назвали в честь писательницы.

В июне 1966 года Ли стала одним из двух человек, назначенных президентом Линдоном Джонсоном в Национальный совет искусств. Писательница со своим эссе «Роман и приключение» в 1983 году посетила Алабамский Фестиваль истории и наследства в Эуфауле, штат Алабама.

Ли проводила время между своей квартирой в Нью-Йорке и домом её сестры в Монровилле. Она принимала почётные должности, но отказывалась от публичных выступлений. В марте 2005 она приехала в Амрак — впервые с момента её появления там с издателем Липпинкоттом в 1960 году, когда она получила от Фонда Спектора Гадона и Розена награду ATTY за изображение юристов в художественной литературе.

В 2005 году Ли по инициативе вдовы Грегори Пека Вероник едет поездом из Монровилла в Лос-Анджелес для получения награды от Публичной библиотеки Лос-Анджелеса за достижения в литературе. Она также посещает ежегодные праздничные обеды для студентов, которые написали эссе по мотивам её работ в Алабамском университете. 21 мая 2006 года она получила почётную степень в Ноттердамском университете. В знак уважения выпускники университета держали в руках «Убить пересмешника» во время торжества.

Продолжала жить в Нью-Йорке и Монровилле, где вела сравнительно замкнутый образ жизни, редко давая интервью или выступая на публике. Опубликовала только несколько коротких эссе в популярных литературных изданиях.

Отход Ли от публичной жизни породил постоянные, но ничем не обоснованные спекуляции по поводу продолжения её литературной деятельности. Такие же спекуляции преследовали американских писателей Джерома Дэвида Сэлинджера и Ральфа Эллисона.

В журнале Опры Уинфри «О» (май 2006 года) Ли написала о своей ранней любви к книгам и отношению к литературе: «Сейчас, 75 лет спустя, в обеспеченном обществе, в котором люди имеют лаптопы, мобильные телефоны, айподы и пустоту в головах, я всё-таки предпочитаю книги».

20 августа 2007 года на церемонии приёма четырёх новых членов в Алабамскую Почётную Академию Ли отказалась выступить с речью, сказав при этом: «…лучше быть молчаливой, чем глупой».

В ноябре 2007 года Ли перенесла инсульт, после которого вынуждена была поселиться в доме для престарелых. Её старшая сестра Элис, на протяжении всей жизни Ли ведавшая её делами, скончалась в 2014 году в возрасте 104 лет, после чего Ли практически не общалась с внешним миром.

В 2015 году была издана книга Харпер Ли «Пойди, поставь сторожа» (цитата из Книги пророка Исаии, 21:6), которая была написана ранее романа «Убить пересмешника», но не была в своё время опубликована. Однако критики считают, что это первый вариант (черновик) романа «Убить пересмешника» и издан издательством Harper Books и Тоней Картер — юридическим советником престарелой писательницы, контролирующей наследство Харпер Ли, в личных коммерческих целях.

Харпер Ли умерла во сне утром 19 февраля 2016 года на 90-м году жизни. До самой смерти она жила в Монровилле (Алабама). Харпер Ли никогда не была замужем и не имела детей.

Награды и почести

• 1966: Президент Джонсон включил Ли в Национальный Совет Искусств с этого времени она получала многочисленные почётные должности
• 2007: удостоена высшей гражданской награды США, Президентской медали Свободы.

В искусстве

Кэтрин Кинер сыграла Ли в фильме «Капоте» (2005), Сандра Буллок в фильме «Дурная слава» (2006), Трейси Хойт в телевизионном фильме «Скандальная Я: история Жаклин Сьюзен» (1998). В экранизации романа «Другие голоса, другие комнаты» (1995) персонаж Айдабел Томпкинс (Обри Доллар) вдохновлена воспоминаниями Трумена Капоте о детстве Харпер Ли.

Отрывок, характеризующий Ли, Харпер

Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.