Церковь Святой Марии (Дортмунд)

церковь
Церковь Святой Марии Marienkirche
Страна	Германия
Город	Дортмунд
Конфессия	Евангелическая церковь Германии
Архитектурный стиль	романский с элементами готики
Первое упоминание	1267
Статус	действующая
Сайт	[www.st-marien-dortmund.de/ Официальный сайт]

Церковь Святой Марии (нем. Marienkirche) — евангелическая церковь в городе Дортмунде (федеральная земля Северный Рейн — Вестфалия). Церковь находится в старом городе на улице Ostenhellweg напротив церкви Святого Ринальда. Церковь Святой Марии — это романский храм, включающий в себя элементы готики.

История

Церковь Святой Марии во времена Гогенштауфенов

Историки полагают, что поводом к постройке церкви Святой Марии послужил визит в Дортмунд императора Фридриха I Барбароссы и его сына Генриха VI в 1152 году.

Точный год начала строительства церкви не известен, но предполагается, что это было несколько позднее начала строительства церкви Святого Ринальда. Первое документальное упоминание о церкви датируется 1267 годом. Вплоть до начала XIV века церковь именуется не иначе, как Capella Regis, что однозначно говорит о том, что церковь относилась непосредственно к королевскому дворцу.
Церковь представляет собой романскую трехнефную базилику без поперечного нефа. Нигде более в Вестфалии не встречается базилика подобного типа. Архитектурно церковь Святой Марии ближе всего к церкви Святого Людгера в Мюнстере, Шпайерскому собору и императорскому собору в Кёнигслуттер-ам-Эльме.

Алтарь Берсвордта (1395 год)

3 раскрытые доски алтаря Берсвордта

В середине XIV века три полукруглые, романские апсиды заменяются готическим хором, а также ряд других частей церкви перестраивается в готическом стиле, например, северный боковой продольный неф. В южном боковом продольном нефе и сегодня можно видеть архитектурные элементы романского стиля. Слева и справа от хора на средства богатых горожан были построены две маленькие капеллы. Южная капелла находится возле современного входа в ризницу и носит имя своего основателя — капелла Берсвордта.

В каждой из капелл были установлены семейные алтари, наиболее известный из них Богородичный алтарь работы Конрада фон Зоста (1420 год).

Алтарь Конрада фон Зоста (1420 год)

Доски передней стороны алтаря Святой Марии работы Конрада фон Зоста

Эпоха упадка и восстановления

Несмотря на то, что Реформация в Дортмунде нашла широкую поддержку, начались длительные вооруженные конфликты, в ходе которых город поочередно занимался то силами католиков (в 1632 году), то протестантов (в 1633 году), то имперскими войсками (в 1636 году). Окончательно Реформация победила в Дортмунде решением Вестфальского мирного договора в 1648 году, но к этому времени в Дортмунде уже начался период упадка, вызванного Тридцатилетней войной. К концу войны в городе осталась только треть жителей, множество домов было разрушено, город впал в крупные долги.
Ситуация в городе не могла не сказаться и на состоянии церкви Святой Марии. Кроме того, в 1661 году произошло землетрясение, во время которого обрушилась колокольная башня церкви Святого Ринальда, что привело к серьезным разрушениям и находящейся рядом церкви Святой Марии. В связи с отсутствием средств церковь не восстанавливалась более полутора веков, постепенно приходя в ветхость и упадок. В 1805 году из-за угрозы обрушения сносится северная башня церкви. В 1828 году церковь полностью закрывается для посещения, а община церкви объединяется с общиной церкви Святого Ринальда. 23 августа 1833 года земельный совет города Дортмунд принимает решение выставит здание церкви на продажу для разборки на материалы (камни, дубовые доски, стекло, железо, свинец).

В декабре того же года церковь осматривает директор Королевской картинной галереи в Берлине и направляет ходатайство наследному принцу Пруссии Фридриху Вильгельму с просьбой о передаче здания церкви музею. Фридрих Вильгельм поручил известному архитектору Карлу Фридриху Шинкелю провести исследование здания и принять решение о целесообразности сноса или восстановления церкви. 22 декабря 1833 года Шинкель дает следующее заключение:

«Ввиду своей древности и своеобразной архитектуры здание церкви представляет немалый интерес и заслуживает того, чтобы быть сохраненным. И хотя здание находится в плохом состоянии, а на некоторых участках даже представляет опасность, в целом нет таких причин, которые бы не позволили восстановить его при умеренных затратах» (нем. "Hiernach ist das Gebäude durch Altertum und eigentümliche Konstruktion von nicht geringem Interesse und verdient jedenfalls erhalten zu werden. Der bauliche Zustand desselben ist zwar in einigen Teilen schlecht und sogar gefahrdrohend, doch allgemein nicht von solcher Beschaffenheit, daß man es nicht durch Reparaturen von mäßigem Kostenaufwande nicht wiederherstellen könnte.")

Несмотря на такое заключение, министерство духовных дел, образования и медицины Пруссии 17 февраля 1834 года дает разрешение на снос церковного здания. Большинство членов общины хотело использовать участок, занимаемый церковью, под застройку, а само здание использовать на стройматериалы для постройки школы. Однако вследствие улучшения финансового положения община решилась все же на восстановление церкви. В июне 1837 года было выделено на восстановление церкви 3786 талеров. В марте 1839 года община на созванном органами власти собрании решилась на отделение от общины церкви Святого Ринальда.

После обширных ремонтных работ под руководством строительного инспектора Бухгольца первое богослужение состоялось в мае 1839 года. Частично были возвращены вывезенные из церкви ценности. 26 декабря 1839 года во время звона колоколов произошло частичное обрушение башни. На восстановление башни было выделено 5500 имперских талеров. В 1843 году был обновлен шпиль башни, в 1856 году был заменен старый орган, а в 1859 году были заменены несколько окон, в том числе большое западное окно и 3 окна в алтарной части. В том же году были отлиты три новых колокола.

Несмотря, на все проведенные работы, здание церкви все ещё требовало масштабной реставрации. Вестфальский искусствовед Вильгельм Любке даже рекомендовал снести церковь и на её месте построить новую. Однако, община церкви не последовала этим рекомендациям и обратилась к дортмундскому советнику по вопросам строительства Генцмеру с поручением о проведении крупномасштабных ремонтных работ. В 1881 году на эти работы было выделено 150000 марок. 2 июля 1882 года церковь открылась благодарственным молебном и торжественной службой.

Церковь Святой Марии во времена национал-социализма

Во времена национал-социализма евангелическая церковь в Германии оказалась под серьёзным давлением. В 1933 году нацистский режим вынудил протестантские церкви Германии слиться в одну Протестантскую церковь рейха, которая должна была бы поддерживать нацистскую идеологию. Во главе нового церковного образования оказались активисты движения Немецких христиан во главе с Людвигом Мюллером, которые поддерживали Гитлера ещё до его прихода к власти. Церковная оппозиция была вынуждена уйти в подполье, и для координации своих действий создала в сентябре того же года оппозиционную Исповедующая церковь.
Община церкви Святой Марии в Дортмунде поддержала Исповедующую церковь, за что подверглась ещё большим репрессиям. В 1936 году с кафедры церкви во время проповедей звучали призывы против создания концентрационных лагерей. После ареста известного протестантского теолога Мартина Фридриха Нимёллера в церкви символически перестали зажигать алтарные свечи и ежедневно в 15:00 звонили в колокол. Из-за оппозиционной власти позиции пасторы и служащие церкви Святой Марии неоднократно заключались под стражу.
В конце Второй мировой войны церковь святой Марии была частично разрушена. 6 октября 1944 года во время четвертого массированного налета союзнической авиации на Дортмунд зажигательная бомба пробила крышу церкви и вызвала пожар. При этом безвозвратно погибли деревянная кафедра, орган, барочный алтарь, художественные готические окна, росписи потолков. Сейчас можно видеть только те художественные ценности, которые удалось спасти во время пожара. В дальнейшем разрушения церкви увеличивались из-за атмосферных воздействий ввиду отсутствия крыши.

Церковь Святой Марии в наше время

После денежной реформы 1948 года были начаты работы по восстановлению церкви под руководством дортмундского архитектора Германа Кессемайера. В ходе работ церковь вернулась к изначальному романскому облику. 2 апреля 1950 года для проведения богослужений был открыт южный неф. 2 июня 1957 года община праздновала полное открытие церкви после реставрации.
В 1967 году в церкви был установлен новый орган, созданный фирмой Густава Штайнмана. В 1972 году церковь получила новое остекление работы Йоханнеса Шрайтера.

Литература

• Martin Blindow: Orgelgeschichte der Marienkirche Dortmund. 2001. In: Beiträge zur Geschichte Dortmunds und der Grafschaft Mark. S. 246—254.
• Klaus Lange: Capella Regis. Zum Bauprogramm der Dortmunder Marienkirche. in: Beiträge zur Geschichte Dortmunds und der Grafschaft Mark. 83/84, 1992/1993.
• Konrad Lorenz: Die Ev. St. Marienkirche zu Dortmund. Eigenverlag der Mariengemeinde, zahlreiche Abbildungen, Dortmund 1981.
• Albert Ludorff: Die Bau- und Kunstdenkmäler des Kreises Dortmund-Stadt. Münster 1894.
• Gustav Luntowski: Günther Högl, Thomas Schilp, Norbert Reimann, Geschichte der Stadt Dortmund. hrsg. vom Stadtarchiv Dortmund, Dortmund (Harenberg) 1994, ISBN 3-611-00397-2.
• Götz J. Pfeiffer: Die Retabelkunst des Meisters des Berswordt-Retabels in Westfalen, in: Albrecht, Uwe/ Bünsche, Bernd (Hgg.): Das Landkirchener Retabel im Schleswig-Holsteinischen Landesmuseum Schloß Gottorf. Akten des internationalen Kolloquiums am 4. und 5. Oktober 2002 in Schleswig, Schloß Gottorf, Kiel 2008, S. 98-112.
• Wolfgang Rinke: Dortmunder Kirchen des Mittelalters, St. Reinoldi, St. Marien, St. Johannes Bapt. Propstei, St. Petri. Dortmund 1991, ISBN 3-7932-5032-6.
• Thomas Schilp und Barbara Welzel (Hg.): Dortmund und Conrad von Soest im spätmittelalterlichen Europa. Bielefeld (Verlag für Regionalgeschichte) 2004.
• Jürgen Seim, Hans Joachim Iwand, Eine Biographie,Gütersloh (Kaiser Gütersloher Verlagshaus) 1999, ISBN 3-579-01844-2.
• Westermann, Liesel und Hans-Georg: Kirche ist Klasse! Ausflüge in Dortmunds Kirchen: St.Marien. Dortmund, Ruhfus 1991.
• Andrea Zupancic, Thomas Schilp (Hg.): Der Berswordt-Meister und die Dortmunder Malerei um 1400. Stadtkultur im Spätmittelalter, Bielefeld (Verlag für Regionalgeschichte) 2002, ISSN 1610-403X, ISBN 3-89534-488-5.

Ссылки

• [www.stiftung-marien.de/ Официальный сайт общины церкви Святой Марии (на немецком языке)]

Отрывок, характеризующий Церковь Святой Марии (Дортмунд)

Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…