Asahiflex II
| Asahiflex IIB Asahiflex IIA Tower 24 Tower 23 Tower 22 | |||
|---|---|---|---|
 </td></tr>
|
Производитель | Asahi Optical. | |
| Год выпуска | 1954-1957. | ||
| Тип | Однообъективный зеркальный. | ||
| Фотоматериал | Плёнка типа 135. | ||
| Размер кадра | 24×36 мм. | ||
| Тип затвора | Фокальный затвор с матерчатыми шторками горизонтального хода до 1/500 с. | ||
| Крепление объектива | Резьбовое соединение M37×1. | ||
| Фокусировка | Ручная. | ||
| Экспозамер | Отсутствует. | ||
| Вспышка | Синхроконтакты: FP, X. | ||
| Видоискатель | Зеркальный со складной несъемной шахтой и фокусировочным экраном; и оптический видоискатель на уровне глаз. | ||
| Размеры | 143×73×49 мм. | ||
| Масса | 505 г. | ||
Asahiflex II — малоформатный однообъективный зеркальный фотоаппарат, производившийся фирмой Asahi Optical Co. с небольшими усовершенствованиями с 1954 до 1957 года в чёрно-серебристом исполнении.
Содержание
История создания
До 1952 года зеркальные камеры построенные по однообъективной схеме имели незначительный спрос и пользовались малой популярностью. Наиболее популярными схемами в профессиональной фотографии и фотожурналистике в те годы были крупноформатные пресс-камеры, малоформатные дальномерные и, в меньшей степени, двухобъективные зеркальные камеры. Среди фотолюбителей были распространены дальномерные и шкальные фотоаппараты. Фактором, долгое время ограничивающим популярность однообъективной зеркальной схемы, было зеркало. Его подъём и опускание производились вручную или требовало взвода затвора после его срабатывания и автоматического подъёма зеркала. Например, в отечественной камере «Зенит-С» 1955 года зеркало оставалось «залипшим» после спуска и возвращалось лишь при взводе затвора, и фотограф на продолжительное время терял изображение в видоискателе, что и делало этот тип камер непопулярными.
Проблема с зеркалом впервые была решена в камере Asahiflex I. Зеркало в ней было механически соединено с кнопкой спуска затвора. При нажатии кнопки зеркало поднималось и удерживалось в поднятом положении. При отпускании кнопки зеркало возвращалось в исходное положение вновь открывая видоискатель. Таким образом Asahiflex I стала первой зеркальной однообъективной камерой с быстровозвращаемым (но ещё не мгновенным, как в современных камерах) зеркалом.
Asahiflex II — построена на базе Asahiflex Ia. Основным отличием и достоинством камеры является механизм мгновенного возврата зеркала (которым оснащены все современные зеркальные камеры). Перед спуском затвора специальный механизм за доли секунды поднимал зеркало, а после окончания экспонирования мгновенно опускал его (В отличие от Asahiflex Ia отпускание кнопки спуска теперь не требовалось). Таким образом фотограф терял изображение в видоискателе на срок лишь немного превышавший время экспонирования. Кроме того, новый быстрый механизм автоподъёма зеркала позволил уменьшить возникающую при подъёме вибрацию.
Благодаря нововведению камера стала удобнее и проще. Asahiflex II подняла статус «зеркалок» до их современного уровня. Разработка механизма быстрого автоматического возвращения зеркала стала одним из самых значительных событий в истории фотоиндустрии.
Благодаря разработке этой камеры и её предшественнице, компании удалось прочно закрепиться на рынке 35-мм SLR-камер. Отсутствие конкурентов в этом секторе рынка позволило компании Asahi Optical быстро увеличить объём продаж.
Особенности видоискателя
Поскольку основным видоискателем камеры была шахта с фокусировочным экраном, ещё одним неудобством было отсутствие возможности пользоваться камерой с уровня глаз (то есть прижав камеру к голове). При использовании шахтного видоискателя фотограф вынужден смотреть в него сверху, что удобно далеко не во всех ситуациях. Кроме того, изображение наблюдаемое на матовом стекле фокусировочного экрана было зеркально отражённым справа налево. Для решения этих проблем Asahiflex II (как и камера-предшественница) была оборудована дополнительным параллаксным телескопическим видоискателем, расположенным слева от шахты. Видоискатель имел угол зрения, эквивалентный нормальному 50-миллиметровому объективу, которым комплектовалась камера (Takumar 50/3,5 или Takumar 58/2,4).
Модификации
Asahiflex IIB
- В США камера комплектовавшаяся объективом 3,5/50 мм, продавалась под торговой маркой Tower 23, а 2,4/58 мм — Tower 24.
- Годы выпуска: 1954—1956.
- Фокальный затвор с матерчатыми шторками горизонтального хода.
- Набор выдержек: «B», 1/25, 1/50, 1/100, 1/200, 1/500.
- Выдержка синхронизации: 1/50 сек.
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Asahiflex IIb
Asahiflex IIB, переходная модель
- Asahiflex IIb. Корпус от Asahiflex IIa, на месте головки длинных выдержек стоит заглушка.
Asahiflex IIA
- В США камера продавалась под торговой маркой Tower 22.
- Годы выпуска: 1955—1957.
- Фокальный затвор с матерчатыми шторками горизонтального хода.
- Набор выдержек: «B», Т[1], 1/2, 1/5, 1/10, 1/25, 1/50, 1/100, 1/200, 1/500. Короткие (1/25 с и короче) выдержки задавались диском расположенным на верхней панели камеры, длинные — другим диском расположенным на фронте камеры.
- Выдержка синхронизации: 1/50 сек.
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Asahiflex IIa
Парк объективов
Совместимость
Asahiflex II совместима с любыми объективами с резьбой M37×1. Видоискатель на уровне глаз имеет угол поля зрения, эквивалентный 50-мм объективу.
Напишите отзыв о статье "Asahiflex II"
Примечания
- ↑ Режим для длинных выдержек. В этом режиме затвор открывается после отпускания кнопки спуска и остаётся открытым, пока диск длинных выдержек не будет повёрнут с значения «Т» на значение «½».
Ссылки
- (англ.) [en.wikipedia.org/wiki/History_of_the_single-lens_reflex_camera История развиятия однообъективных зеркальных камер].
- (рус.) [www.pentax.ru/press/articlehtml/history_full/ История корпорации Pentax.]
- (англ.) [pentax-manuals.com/manuals/m42/m42manuals.htm Руководство пользователя.]
- (англ.) [www.camerapedia.org/wiki/Asahiflex Asahiflex I на страницах Камерапедии.]
- (англ.) [basepath.com/Photography/AsahiflexIIb.php Asahiflex IIb/Tower23 на сайте Marc’s Classic Cameras.]
Отрывок, характеризующий Asahiflex II
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
