Бальделли, Фортунато

Его Высокопреосвященство кардинал Фортунато Бальделли Fortunato Baldelli
Великий пенитенциарий
2 июня 2009 года — 5 января 2012 года
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Кардинал Джеймс Фрэнсис Стэффорд
Преемник:	Кардинал Мануэл Монтейру де Каштру
Рождение:	6 августа 1935(1935-08-06) Вальфаббрика, королевство Италия
Смерть:	20 сентября 2012(2012-09-20) (77 лет) Рим, Италия
Принятие священного сана:	18 марта 1961 года
Епископская хиротония:	23 апреля 1983 года
Кардинал с:	20 ноября 2010 года

Фортунато Бальделли (итал. Fortunato Baldelli; 6 августа 1935, Вальфаббрика, королевство Италия — 20 сентября 2012, Рим, Италия) — итальянский куриальный кардинал и ватиканский дипломат. Титулярный архиепископ Меваньи с 12 февраля 1983 по 20 ноября 2010. Апостольский делегат в Анголе с 12 февраля 1983 по 4 мая 1985. Апостольский про-нунций в Сан-Томе и Принсипе с 4 мая 1985 по 20 апреля 1991. Апостольский нунций в Доминиканской Республике с 20 апреля 1991 по 23 апреля 1994. Апостольский нунций в Перу с 23 апреля 1994 по 19 июня 1999. Апостольский нунций во Франции с 19 июня 1999 по 2 июня 2009. Великий пенитенциарий Апостольской пенитенциарии со 2 июня 2009 по 5 января 2012. Кардинал-дьякон с дьяконством Сант-Ансельмо-аль-Авентино с 20 ноября 2010.

Ранние годы

Родился Фортунато Бальделли 6 августа 1935 года, в Вальфаббрике, епархия Ассизи (ныне Ассизи-Ночеры-Умбры-Гуальдо-Тадино), Итальянское королевство.

Бальделли получил учёную степень в области канонического права. Позднее он учился в Папской Церковной Академии, в 1964-1966 годах (дипломатия).

Священник и папский дипломат

Бальделли был рукоположен в священника 18 марта 1961 года, которое совершил кардинал Луиджи Тралья — генеральный викарий Рима. Поступил на дипломатическую службу Святого Престола в 1966 году, он работал в нунциатуре на Кубе в 1966-1967 годах; секретарь нунциатуры в 1967-1970 годах. Секретарь нунциатуры в Объединенной Арабской Республики (Египет), в 1970-1974 годах.

В 1974 году он вернулся в Государственный секретариат Святого Престола, и позднее он был переведен в Совет по Общественным делам Церкви. В 1979 году он был назначен специальным посланником с функциями постоянного наблюдателя от Святого Престола при Совете Европы в Страсбурге.

Папский нунций

12 февраля 1983 года, папа римский Иоанн Павел II назначил его титулярным архиепископом Беваньи (Мевании), и послал апостольским делегатом в Анголу. Ординацию совершил 23 апреля 1983 года кардинал Агостино Казароли — Государственный Секретарь Святого Престола, в сослужении с архиепископом Дурайсами Симон Лурдусами — секретарём Священной Конгрегации Евангелизации Народов и епископом Ассизи Серджио Горетти, также сослужащими были Чезаре Пагани — архиепископом Перуджи; Андре Муака — архиепископ Луанды; Чезаре Дзакки — титулярный архиепископ Маура, президент Папской Церковной Академии; Карло Урру — епископ Читта ди Кастелло, монсеньор Тициано Скалцотто, заместитель секретаря Священной Конгрегации евангелизации народов, а также другие священники.

4 мая 1985 года он был назначен апостольским про-нунцием в Сан-Томе и Принсипе, а 20 апреля 1991 года апостольским нунцием в Доминиканской Республике и апостольским делегатом в Пуэрто-Рико, а 23 апреля 1994 года апостольским нунцием в Перу.

Бальделли был назначен апостольским нунцием во Франции 19 июня 1999 года, наследуя архиепископу Марио Тальяферри, который умер 21 мая 1999 года.

Великий пенитенциарий

Бальделли служил апостольским нунцием во Франции с 1999 года до своего назначения на пост великого пенитенциария Апостольской пенитенциарии 2 июня 2009 года папой римским Бенедиктом XVI. Также он имеет дело с прощением тяжких грехов и индульгенциями.

В дополнение к своим обязанностям великого пенитенциария он был назначен членом Конгрегации по Канонизации Святых 24 июля 2010 года, где он будет служить до своего 80-летия.

Из-за важности своей должности Апостольской Пенитенциарии (его предшественники была обычно кардиналами), Бальделли должен был быть возведён в кардиналы-дьяконы на следующей консистории.

Кардинал

20 октября 2010 года, в ходе генеральной аудиенции, на площади Святого Петра, папа римский Бенедикт XVI объявил о назначении 24 новых кардиналов, среди них и Фортунато Бальделли. Согласно традиции архиепископ Бальделли будет возведен в сан кардинала-дьякона на этой консистории.

20 ноября 2010 года состоялась консистория на которой кардиналу Фортунато Бальделли была возложена кардинальская шапка, и он стал кардиналом-дьяконом с титулярной диаконией Сант-Ансельмо-аль-Авентино. А 21 ноября состоялась торжественная Месса по случаю вручения кардинальских перстней.

5 января 2012 года принял отставку кардинала Бальделли с поста Великого пенитенциария в связи с достижением предельного возраста и назначил его преемником титулярного архиепископа Беневентума Мануэл Монтейру де Каштру — Секретаря Конгрегации по делам Епископов и Секретаря Коллегии Кардиналов, который будет возведён в сан кардинала на консистории 18 февраля 2012 года.

Разное

Архиепископ Бальделли говорил по-французски, по-испански и по-португальски.

Кончина

Кардинал Фортунато Бальделли скончался вечером, 20 сентября 2012 года.

Отрывок, характеризующий Бальделли, Фортунато

– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.