Бларамберг, Иван Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Фёдорович Бларамберг

Иван Фёдорович Бларамберг
Дата рождения

8 апреля 1800(1800-04-08)

Место рождения

Франкфурт-на-Майне

Дата смерти

8 декабря 1878(1878-12-08) (78 лет)

Место смерти

под Севастополем Крым

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1826—1872

Звание

генерал-лейтенант

Награды и премии

Российские:

Иностранные:

Ива́н Фёдорович Бларамбе́рг (немецкое имя Иога́нн) (8 апреля 1800, Франкфурт-на-Майне — 8 декабря 1878; Крым) — генерал-лейтенант, директор Военно-топографического депо, управляющий Военно-топографической частью ГУ Главного штаба - Начальник Корпуса военных топографов[1], отец композитора Павла Бларамберга.





Молодые годы

Родился 8 апреля 1800 года во Франкфурте-на-Майне.

В октябре 1820 года поступил в Гисенский университетК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2860 дней], где слушал лекции по математике, статистике и по различным юридическим дисциплинам: правоведению, естественному, полицейскому праву и другие

Весной 1823 года приехал в Петербург, а затем отправился в Москву, где поселился у своих родственников. Здесь он провел год, изучая русский язык, историю и географию, а также совершенствуясь во французской литературе, математике и рисовании: все это ему в дальнейшем очень пригодится.

В 1824 году Иоганн стал Иваном Федоровичем — он перешел в российское подданство.

В феврале 1825 года перебрался в столицу и в марте был принят в число воспитанников Института Корпуса инженеров путей сообщения.

6 июня 1826 года окончил одним из лучших первый класс и получил чин прапорщика Корпуса путей сообщения.

Зимой 1826/27 годов Бларамберг стал подпоручиком.

Летом 1827 года проходит практику, участвуя в строительстве и выравнивании участков Московского шоссе между Тверью и Москвой. Через год Бларамберг окончил институт и получил чин поручика.

Во второй половине 1829 года он оказался на Балканах, где вместе с лейб-библиотекарем Седжером и художником Августом Дезарно зарисовывал поля сражений русско-турецкой войны 1828—1829 годов, сцены боев и памятники архитектуры, а также собирал монеты, старое оружие и другие предметы старины. Составленный ими альбом из 50 рисунков, картин и надписей был впоследствии литографирован в Париже.

На Кавказе

В марте 1830 года был награждён орденом Анны 3-й степени, а в апреле был переведен в Генеральный штаб и назначен в Отдельный Кавказский корпус. Летом того же за участие в кавказских походах был награждён орденом Владимира 4-й степени и золотой шпагой «за храбрость».

В 1832 года Иван Фёдорович Бларамберг получил чин штабс-капитана и был назначен помощником начальника III отделения канцелярии генерал-квартирмейстера Главного штаба. По возвращении в 1832 году подготовил рукопись [www.kolhida.ru/index.php3?path=_sourcer&source=blaramberg «Описание Кавказа в географическом, историческом и военном отношении»].[2] , за что получил крупное денежное вознаграждение и орден Станислава 3-й степени.

В 1836 году ему был присвоен чин капитана. В этом же году принял участие в экспедиции Глеба Карелина по изучению берегов Каспийского моря, где производил съёмки и астрономические наблюдения. В 1850 году в издании Русского географического общества были напечатаны «Журнал, веденный во время экспедиции для обозрения восточных берегов Каспийского моря в 1836 году», а также «Топографическое и статистическое описание восточного берега Каспийского моря от Астрабадского залива до мыса Тюб-Караган».

В Персии

18 января 1837 года был назначен адъютантом посланника в Персии генерал-майора графа И. О. Симонича. В том же году войска Мохаммед-шаха осадили Герат. По просьбе шаха русское правительство согласилось помочь ему военными советниками, и 9 апреля 1838 года в шахский лагерь под Гератом прибыл Иван Симонич со своими подчиненными, среди которых находился и Иван Фёдорович Бларамберг. Несмотря на все усилия русской миссии осада Герата была неудачна, во многом потому, что шах совершенно не следовал рекомендациям русских офицеров. В 1838 году выполнял астрономические определения в Хорасане.

В феврале 1839 года Бларамберг подготовил и отправил в Петербург докладную записку под названием «Взгляд на современные события в Афганистане» и обзорную работу «Сведения об Хорасане, Четырех Оймаках, гезаре, узбеках, Сеистане, Белуджистане и Афганистане». 14 января 1840 года он отправил в Петербург обстоятельную записку «Осада города Герата, предпринятая персидской армией под предводительством Магомед-шаха в 1837 и 1838 годах» ([web.archive.org/web/20070312034640/foto.rambler.ru/photos/s/m/small_yanin/book2/sbornik16/sbornik16.jpg опубликована] только в 1895 г.). В 1841 году он подготовил «Статистическое обозрение Персии». Эта работа увидела свет в 1853 году.

В Оренбурге

В марте 1840 года он получает приказ об откомандировании в Отдельный Оренбургский корпус. В январе 1841 года был назначен командиром конвоя миссий Бутенева в Бухару и Никифорова в Хиву.

С апреля 1843 года Бларамберг исполняет обязанности обер-квартирмейстера Отдельного Оренбургского корпуса, а с апреля 1845 года он уже полковник и полноправный обер-квартирмейстер. Под его руководством осуществлялась топографическая съемка Киргизской степи, Устюрта, Южного Урала.

7 октября 1845 года Фёдор Петрович Литке и Фердинанд Петрович Врангель рекомендовали Бларамберга в члены Русского Географического общества.

В 1848 году в большой серии «Военно-статистического обозрения Российской империи» выходит составленное им совместно с офицерами Герном и Васильевым «Военно-статистическое обозрение Оренбургской губернии».

26 ноября 1851 года награждён орденом св. Георгия 4-й степени за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах.

Летом 1852 года командуя небольшим рекогносцировочным отрядом Иван Фёдорович Бларамберг штурмует кокандскую крепость Ак-Мечеть. Русские войска овладели городскими стенами, но цитадель взять не удалось. За отличия в военных действиях против Коканда Иван Фёдорович Бларамберг был в октябре 1852 года получил чин генерал-майора, а через три года (декабрь 1855 года) переведен в Петербург в распоряжение военного министра и генерал-квартирмейстера Главного штаба.

Итогом многолетней работы в Оренбурге явился труд «Военно-статистическое обозрение земель киргиз-кайсаков Внутренней (Букеевской) и Зауральской (Малой) орды Оренбургского ведомства по рекогносцировкам и материалам, собранным на месте, составленное обер-квартирмейстером Оренбургского корпуса Генерального штаба полковником Бларамбергом».

В Петербурге и Крыму

В Петербурге Иван Фёдорович Бларамберг руководил составлением «Генеральной карты Российской империи». С ноября 1856 г. по 1867 год состоял Директором Военно-топографического Депо. В апреле 1862 года Иван Бларамберг получил звание генерал-лейтенанта; в декабре 1863 года его назначили управляющим Военно-топографической частью Главного управления Генерального штаба, а в январе 1866 года — начальником Военно-топографического отдела (правопреемник Военно-топографического депо) Главного штаба и начальником Корпуса военных топографов.

С 1867 по 1872 гг., Иван Бларамберг стал членом Военно-ученого комитета Главного штаба, а в октябре 1869 года — членом Комиссии при Военном министерстве для распределения пособий. Его фамилия выбита на настольной юбилейной медали «В память 50-летия Корпуса военных топографов. 1822—1872». В 1872 году зачислен в запасные войска с оставлением по Генеральному штабу. 20 марта 1876 года уволен в заграничный отпуск для излечения болезни.

Остаток жизни Иван Фёдорович Бларамберг провел в имении своей жены Е. П. Мавромихали, в селе Чоргун на реке Чёрная, близ Севастополя[3]. Здесь он писал и готовил к печати воспоминания, вышедшие в 1872—1875 годах в Берлине на немецком языке (были напечатаны на русском языке в 1978 году). Здесь он и умер 8 декабря 1878 года.

Семья

С 29 сентября 1840 года был женат на Елене Павловне Мавромихали (1817—1876), внучке Стефана Мавромихали, руководителя антитурецкого восстания в Морее, и дочери крымского помещика Павла Стефановича Мавромихали. По воспоминаниям её мужа, она была «среднего роста, с удивительно красивыми темными глазами, свежим цветом лица, пышными темно-каштановыми волосами, обладающая живым характером, она была создана для того, чтобы вызывать страсть. Ей было тогда 24 года. Её окружало много поклонников, но она еще не сделала выбора. Я был тот счастливец, которому она отдала своё сердце и руку, и через два дня после моего приезда между нами царило уже полное согласие»[4]. В браке имели четырёх детей:

  • Павел (1841—1907), композитор.
  • Владимир (1843—1895), крымский правовед.
  • Ольга (1844—1854)
  • Елена (1846—1923), прозаик, переводчик, педагог.

Награды

Российские:

Иностранные:

Избранная библиография

  • Журнал, веденный во время экспедиции для обозрения восточных берегов Каспийского моря в 1836 году // Записки Русского Географического общества. Кн. IV. СПб., 1850
  • Топографическое и статистическое описание восточного берега Каспийского моря от Астрабадского залива до мыса Тюб-Караган // Записки Русского Географического общества. Кн. IV. СПб., 1850
  • Осада города Герата, предпринятая персидской армией под предводительством Магомед-шаха в 1837 и 1838 годах // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. XVI. СПб., 1885
  • Статистическое обозрение Персии // Записки Русского Географического общества. Кн. VII. СПб., 1853
  • Военно-статистическое обозрение Оренбургской губернии // Военно-статистическое обозрения Российской империи. СПб., 1848
  • Военно-статистическое обозрение земель киргиз-кайсаков Внутренней (Букеевской) и Зауральской (Малой) орды Оренбургского ведомства по рекогносцировкам и материалам, собранным на месте. СПб., 1848
  • Erinnenrungen aus dem Leben des Keiserlich Russishen General-Lieutenant Johann von Blaramberg. Berlin, 1872 (сокращенный русский перевод: [militera.lib.ru/memo/russian/blaramberg_if/index.html Бларамберг И. Ф. Воспоминания. М., 1978])
  • Бларамберг И. Ф. Воспоминания / Пер. с нем. О. И. Жигалиной и и Э. Ф. Шмидта; ; Вступит. статья Н. А. Халфина; Комментарии О. И. Жигалиной; Отв. ред. М. С. Лазарев.. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1978. — 360 с. — (Центральная Азия в источниках и материалах XIX — начала XX века). — 10 000 экз. (в пер.)
  • Кавказская рукопись. Бларамберг И. Ставропольское книжное издательство. 1992 г. ISBN 5-7644-0662-5

Напишите отзыв о статье "Бларамберг, Иван Фёдорович"

Примечания

  1. Сергеев С. В., Долгов Е. И. Военные топографы Русской Армии. — М.: 2001. — С. 471—472. — ISBN 5-8443-0006-8
  2. С. В. Сергеев, Е. И. Долгов. «Военные топографы Русской армии», Москва.:2001 г. С.471
  3. Бларамберг, Иван Федорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 90-91.
  4. [az.lib.ru/b/blaramberg_i_f/text_1878_vospominania.shtml Воспоминания И. Ф. Бларамберга]

Источники

  • Халфин Н. А. Жизнь и труды Ивана Федоровича Бларамберга // Бларамберг И. Ф. Воспоминания. М., Наука, 1978
  • Симонич И. О. Воспоминания полномочного министра. М., 1967
  • Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб., 1903
  • Сергеев С. В., Долгов Е. М. Военные топографы русской армии. Топографическая служба ВС РФ. — М., 2001. — С. 471—472.
  • Список генералам по старшинству. Исправлен по 21-е декабря. — СПб., Военная типография, 1852. — С. 526
  • Список генералам по старшинству. Исправлен по 1-е июля. — СПб., Военная типография, 1878. — С. 203

Отрывок, характеризующий Бларамберг, Иван Фёдорович


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.