Буранс, Интс
Интс Буранс | |
Ints Burāns | |
Имя при рождении: |
Интс Буранс |
---|---|
Профессия: | |
Театр: |
Национальный театр |
Интс Бу́ранс (латыш. Ints Burāns; 2 мая 1941 — 10 июня 2008) — советский и латвийский актёр и режиссёр. Заслуженный артист Латвийской ССР.
Содержание
Биография
Интс Буранс родился 2 мая 1941 года в Риге в семье служащих. Сестра — искусствовед Ингрида Буране.
Окончил 1-ю Рижскую среднюю школу (1959) и театральный факультет Латвийской государственной консерватории им. Я. Витола (1963).
После окончания учёбы — актёр Драматического театра им. А. Упита (Национального театра). Принимал участие в записях спектаклей и драматических инсценировок на Латвийском радио, готовил самостоятельные театрализованные программы по произведениям Назыма Хикмета, Иманта Зиедониса и Ричарда Баха[1].
Снимался в кино на разных киностудиях Советского Союза. Дебютировал на Рижской киностудии в роли Казиса в фильме режиссёра Алоиза Бренча «До осени далеко» (1964).
Ушёл из жизни 10 июня 2008 года.
Признание и награды
Творчество
Роли в театре
Драматический театр им. А. Упита (Национальный театр)
- 1963 — «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина — Лепорелло
- 1967 — «Йыннь с острова Кихну — дикий капитан» Юхана Смуула — Лаури
- 1969 — «Дядя Ваня» А. П. Чехова — Астров
- 1969 — «Лето в Ноане» Ярослава Ивашкевича — Фридерик Шопен
- 1970 — «Генрих IV» Уильяма Шекспира — Хотспер
- 1971 — «Санта Крус» Макса Фриша — Горожанин
- 1973 — «Лоренцаччо» Альфреда де Мюссе — Филиппо Строци
- 1975 — «Разбойники» Фридриха Шиллера — Шпигельберг
- 1977 — «На грани веков» Андрея Упита — Курт фон Бриммер
- 1979 — «Лев зимой» Джеймса Голдмена — Генри
- 1982 — «В огне» Рудольфа Блауманиса — Фришвагарис
- 1984 — «Ромео и Джульетта» Шекспира — Лоренцо
- 1984 — «Метеор» Петериса Петерсона — Доктор
- 1985 — «Огонь и ночь» Яниса Райниса — Чёрный рыцарь
- 1988 — «Строитель Сольнес» Генрика Ибсена — Халвар Сольнес
- 1989 — «Кронис» Лелде Стумбре — Салменс
- 1991 — «Геда Габлер» Генрика Ибсена — Левборг
- 1994 — «Преступление и наказание» по роману Ф. М. Достоевского — Порфирий Петрович
- 1996 — «Земля зелёная» Андрея Упита — Осис
- 1997 — «Гамлет» Уильяма Шекспира — Полоний
- 1997 — «Мать Иоанна от Ангелов» Ярослава Ивашкевича — Цадик
- 1997 — «Сын рыбака» по роману Вилиса Лациса — Клява
- 1998 — «Рига» Аугуста Деглава — Кубе
Режиссёрские работы
Театр драмы им. А. Упита (Национальный театр)
- 1990 — «Ромул Великий» Фридриха Дюрренматта
Лиепайский театр
- 1992 — «Сиреневое платье Валентины» Франсуазы Саган
- 1993 — «Голоса птиц» Яхима Топола
Латвийское радио
- 1975 — «Робежниеки» Андрея Упита
- 1977 — «Позови меня в даль светлую» Василия Шукшина
- 1979 — «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган
- 1981 — «Полковник Шабер» Оноре де Бальзака
- 1989 — «Улисс» Джеймса Джойса
Фильмография
- 1964 — До осени далеко — Казис
- 1969 — Сотвори бой — Николай
- 1972 — Последний форт
- 1973 — Шах королеве бриллиантов — Альфред Иннус
- 1974 — Ответная мера — Рихард
- 1975 — Стрелы Робин Гуда — сэр Ральф
- 1976 — Фаворит — Дэвидсон
- 1976 — Под страхом меча — барон
- 1977 — Подарки по телефону — Круглов
- 1978 — Ралли — полицейский эксперт
- 1981 — На грани веков — Холгрен
- 1982 — Кража — сенатор
- 1983 — Мираж — Блэк
- 1985 — Не имеющий чина
- 1986 — Охота на дракона — доктор Иглесиас
- 1987 — Уполномочен революцией
- 1987 — На исходе ночи
- 1988 — Прошедшее вернуть
- 1992 — Далеко от Санкт-Петербурга
Напишите отзыв о статье "Буранс, Интс"
Примечания
- ↑ Teātris un kino biogrāfijās : enciklopēdija / sast. un galv. red. Māra Niedra; māksl. Aleksandrs Busse. — Rīga : Preses nams, 1999-. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. A-J. — 1999. — 462 lpp. : il. ISBN 9984-00-331-0 (латыш.)
Ссылки
- [www.diena.lv/izklaide/skatuve/ints-burans-2-v-1941-10-vi-2008-609979 Некролог в газете «Диена»] (латыш.)
Отрывок, характеризующий Буранс, Интс
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.