Гран-при Германии 1954 года
Поделись знанием:
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
| нем. XVII Großer Preis von Deutschland | |
|---|---|
| Дата | |
| Место | |
| Трасса |
Нюрбургринг (22810 м) |
| Дистанция |
22 круга, 501,820 км |
| Погода |
Солнечно, сухо. |
| Поул | |
| 9:50,1 | |
| Быстрый круг | |
| 9:55,1 | |
| 16 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
|
| |
| 6 из 9 Гран-при Сезона 1954 / Гонка №38 | |
Гран-при Германии 1954 года (официально XVII Großer Preis von Deutschland) — автогонка, прошедшая 1 августа 1954 года на трассе Нюрбургринг, Нюрбург, Германия. Она стала седьмой гонкой сезона 1954 и семнадцатым Гран-при Германии с тех пор, как гонка впервые была проведена в 1926 году. Гонку выиграл чемпион 1951 года, аргентинец Хуан Мануэль Фанхио.
Содержание
События перед Гран-при
Было принято решение увеличить количество кругов с 18 до 22, что приблизило Гран-при Германии к отметке в 500 километров, дистанции большинства Гран-при того времени.
Мерседес привез в Нюрбургринг новую версию шасси W196 c открытыми колёсами и без аэродинамического корпуса. Это было связано с неэффективностью обтекаемых автомобилей с закрытыми колесами на трассах с большим количеством медленных поворотов. Новые автомобили получили Фанхио, Клинг и Герман Ланг, однако Ханс Хермман управлял автомобилем старого типа.
В связи с травмой Нино Фарины Ferrari наняла для гонки Пьеро Таруффи в дополнение к старым пилотам Хосе Фройлан Гонсалесу и Майку Хоторну. Стирлинг Мосс перешел в Maserati, где компанию ему составили Онофре Маримон, Луиджи Виллорези и Роберто Мьерес.
Квалификация
Квалификация была омрачена смертью пилота Maserati Онофре Маримона. Маримон не рассчитал траекторию при прохождении одного из поворотов на спуске к мосту на Аденау, его автомобиль вылетел с трассы, и, кувыркаясь, полетел вниз по склону.[1] Гонщик погиб на месте. После этого напарник Маримона Луиджи Виллорези отказался участвовать в Гран-при.
| Место | № | Гонщик | Конструктор | Время | Отрыв | Старт |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 18 |  Хуан Мануэль Фанхио
|
Mercedes-Benz | 9:50,1 | — | 1 |
| 2 | 1 |  Майк Хоторн
|
Ferrari | 9:53,3 | +0:03,2 | 2 |
| 3 | 16 | Стирлинг Мосс
|
Maserati | 10:00,7 | +0:10,6 | 3 |
| 4 | 20 |  Ханс Херрманн
|
Mercedes-Benz | 10:01,5 | +0:11,4 | 4 |
| 5 | 1 | Хосе Фройлан Гонсалес
|
Ferrari | 10:01,8 | +0:11,7 | 5 |
| 6 | 10 |  Поль Фрер
|
Gordini | 10:05,9 | +0:15,8 | 6 |
| 7 | 2 |  Морис Трентиньян
|
Ferrari | 10:07,5 | +0:17,4 | 7 |
| 8 | 9 | Жан Бера
|
Gordini | 10:11,9 | +0:21,8 | 8 |
| 9 | 21 | Герман Ланг
|
Mercedes-Benz | 10:13,1 | +0:23,0 | 9 |
| 10 | 24 | Робер Манзон
|
Ferrari | 10:16,1 | +0:26,0 | 10 |
| 11 | 4 |  Пьеро Таруффи
|
Ferrari | 10:23,0 | +0:23,9 | 11 |
| 12 | 15 |  Харри Шелл
|
Maserati | 10:88,7 | +0:38,6 | 12 |
| 13 | 7 | Серджо Мантовани
|
Maserati | 10:39,1 | +0:49,0 | 13 |
| 14 | 11 | Клемар Буччи
|
Gordini | 10:43,7 | +0:53,6 | 14 |
| 15 | 8 | Роберто Мьерес
|
Maserati | 10:47,0 | +0:56,9 | 15 |
| 16 | 25 | Луи Розье
|
Ferrari | 11:04,3 | +1:14,2 | 16 |
| 17 | 14 |  Принц Бира
|
Maserati | 11:10,3 | +1:20,2 | 17 |
| 18 | 12 | Андре Пилетт
|
Gordini | 11:13,4 | +1:23,3 | 18 |
| 19 | 22 | Тео Хельфрих
|
Klenk-BMW | 11:18,3 | +1:28,2 | 19 |
| 20 | 19 | Карл Клинг
|
Mercedes-Benz | 0:00,0 | — | 20 |
| 21 | 5 | Луиджи Виллорези
|
Maserati | 0:00,0 | — | — |
| 22 | 6 | Онофре Маримон
|
Maserati | 0:00,0 | — | — |
| 23 | 17 | Кен Уортон
|
Maserati | 0:00,0 | — | — |
Гонка
Финишировали только 10 из 23 пилотов, прошедших квалификацию.
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 1 | 18 | Хуан Мануэль Фанхио
|
Mercedes-Benz | C | 22 | 3:45:45,8 | 8 |
| 2 | 5 | 1 | Хосе Фройлан Гонсалес
|
Ferrari | P | 16 | +1:36,5 | 3 |
| Майк Хоторн
|
6 | 3 | ||||||
| 3 | 7 | 2 | Морис Трентиньян
|
Ferrari | P | 22 | +5:08,6 | 4 |
| 4 | 23 | 19 | Карл Клинг
|
Mercedes-Benz | C | 22 | +6:06,5 | 3+1 |
| 5 | 15 | 7 | Серджо Мантовани
|
Maserati | P | 22 | +8:50,5 | 2 |
| 6 | 13 | 4 | Пьеро Таруффи
|
Ferrari | P | 21 | +1 круг | |
| 7 | 14 | 15 | Харри Шелл
|
Maserati | P | 21 | +1 круг | |
| 8 | 11 | 25 | Луи Розье
|
Ferrari | D | 21 | +1 круг | |
| 9 | 12 | 24 | Робер Манзон
|
Ferrari | P | 20 | +2 круга | |
| 10 | 9 | 9 | Жан Бера
|
Gordini | Е | 20 | +2 круга | |
| Сход | 19 | 14 | Принц Бира
|
Maserati | P | 18 | Рулевой механизм | |
| Сход | 13 | 21 | Герман Ланг
|
Mercedes-Benz | C | 10 | Разворот | |
| Сход | 16 | 11 | Клемар Буччи
|
Gordini | Е | 8 | Потеря колеса | |
| Сход | 21 | 22 | Тео Хельфрих
|
Klenk-BMW | C | 8 | Двигатель | |
| Сход | 4 | 20 | Ханс Херрманн
|
Mercedes-Benz | C | 7 | Топливопровод | |
| Сход | 6 | 10 | Поль Фрер
|
Gordini | Е | 4 | Потеря колеса | |
| Сход | 2 | 3 | Майк Хоторн
|
Ferrari | P | 3 | Задний мост | |
| Сход | 17 | 8 | Роберто Мьерес
|
Maserati | P | 2 | Утечка топлива | |
| Сход | 3 | 16 | Стирлинг Мосс
|
Maserati | P | 1 | Поломка подшипника | |
| Сход | 20 | 12 | Андре Пилетт
|
Gordini | Е | 0 | Подвеска | |
| НС | 8 | 6 | Онофре Маримон
|
Maserati | P | Разбился | ||
| Отк | 10 | 5 | Луиджи Виллорези
|
Maserati | P | Отказ | ||
| Отк | 22 | 17 | Кен Уортон
|
Maserati | D | Отказ |
Круги лидирования
| № | Пилот | Автомобиль | Круги | Всего |
|---|---|---|---|---|
| 4 | Хуан Мануэль Фанхио
|
Mercedes-Benz | 1-14, 17-22 | 20 |
| 26 | Карл Клинг
|
Mercedes-Benz | 15-16 | 2 |
События
- Поул-позиция: Хуан-Мануэль Фанхио — 9:50,1
- Быстрый круг: Карл Клинг- 9:55,1 (16 круг, 137,98 км/ч)
- Онофре Маримон разбился насмерть во время квалификации.
- Луиджи Виллорези отказался от участия в Гран-при после гибели Маримона.[2]
Обмен болидами
- Болид #1:
- Хосе Фройлан Гонсалес (16 кругов),
- Майк Хоторн (6 кругов).
-
Рекорды
Общее время гонки составило 3 часа 45 минут 45,8 секунд что сделало её самым длинным Гран-при Формулы-1 в истории (исключая Индианаполис 500). Этот рекорд продержался 57 лет и был превзойден на Гран-при Канады 2011 года.
Положение в чемпионате после Гран-при
- Личный зачёт
| Место | Гонщик | Очки |
|---|---|---|
| 1 | Хуан Мануэль Фанхио
|
361⁄7 |
| 2 | Хосе Фройлан Гонсалес
|
179⁄14 |
| 3 | Морис Трентиньян
|
15 |
| 4 | Майк Хоторн
|
109⁄14 |
| 5 | Карл Клинг
|
10 |
- В чемпионате засчитывались только 5 лучших результатов.
Напишите отзыв о статье "Гран-при Германии 1954 года"
Примечания
- ↑ [turin-turin.spox.ru/ru/blog/289.kak_pogibali.html Как погибали пилоты Формулы-1... года 50-е...]
- ↑ [wildsoft.ru/gp.php?y=1954&gp=38 Энциклопедия Формулы-1]
Ссылки
- [wildsoft.ru/gp.php?y=1954&gp=038 Гран-при Германии 1954 года] (рус.) на сайте wildsoft.ru
- [www.grandprix.com/gpe/rr038.html Гран-при Германии 1954 года] (англ.) на сайте grandprix.com
| Предыдущая гонка: Гран-при Великобритании 1954 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1954 года |
Следующая гонка: Гран-при Швейцарии 1954 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Германии 1953 года |
Гран-при Германии | Следующая гонка: Гран-при Германии 1955 года |
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гран-при Германии 1954 года
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
