Гран-при Южной Африки 1984 года
Поделись знанием:
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
| англ. National Panasonic Grand Prix of South Africa | |
|---|---|
| Дата | |
| Место | |
| Трасса |
Кьялами (4,104 м) |
| Дистанция |
75 кругов, 307,800 км |
| Погода |
Облачно, жарко, сухо |
| Поул | |
| 1:04,871 | |
| Быстрый круг | |
| 1:08,877 | |
| 65 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
| 2 из 16 Гран-при Сезона 1984 | |
Гран-при Южной Африки 1984 года — второй этап чемпионата мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1984 года. Прошёл на трассе Кьялами в Претории, ЮАР. Соревнования состоялись 7 апреля 1984 года.
Гонка
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 8 | 8 |  Ники Лауда
|
McLaren-TAG | ? | 75 | 1:29:23,430 | 9 |
| 2 | 5 | 7 |  Ален Прост
|
McLaren-TAG | ? | 75 | +1:05,950 | 6 |
| 3 | 9 | 16 |  Дерек Уорик
|
Renault | ? | 74 | +1 Круг | 4 |
| 4 | 18 | 22 |  Рикардо Патрезе
|
Alfa Romeo | ? | 73 | +2 Круга | 3 |
| 5 | 14 | 26 | Андреа де Чезарис
|
Ligier-Renault | ? | 73 | +2 Круга | 2 |
| 6 | 13 | 19 |  Айртон Сенна
|
Toleman-Hart | ? | 72 | +3 Круга | 1 |
| 7 | 7 | 11 | Элио де Анджелис
|
Lotus-Renault | ? | 71 | +4 Круга | |
| 8 | 20 | 21 |  Мауро Бальди
|
Spirit-Hart | ? | 71 | +4 Круга | |
| 9 | 23 | 17 |  Марк Зурер
|
Arrows-Ford | ? | 71 | +4 Круга | |
| 10 | 17 | 25 | Франсуа Эсно
|
Ligier-Renault | ? | 71 | +4 Круга | |
| ДСК | 25 | 3 | Мартин Брандл
|
Tyrrell-Ford | ? | 71 | Дисквалификация | |
| 11 | 10 | 27 | Микеле Альборето
|
Ferrari | ? | 70 | Зажигание | |
| 12 | 26 | 18 |  Тьери Бутсен
|
Arrows-Ford | ? | 70 | +5 Кругов | |
| Сход | 4 | 15 | Патрик Тамбэ
|
Renault | ? | 66 | Закончилось топливо | |
| ДСК | 24 | 4 | Штефан Беллоф
|
Tyrrell-Ford | ? | 60 | Дисквалификация | |
| Сход | 11 | 5 | Жак Лаффит
|
Williams-Honda | ? | 60 | Трансмиссия | |
| Сход | 12 | 14 | Манфред Винкельхок
|
ATS-BMW | ? | 53 | Двигатель | |
| Сход | 2 | 6 |  Кеке Росберг
|
Williams-Honda | ? | 51 | Колесо | |
| Сход | 3 | 12 | Найджел Мэнселл
|
Lotus-Renault | ? | 51 | Турбо | |
| Сход | 15 | 28 | Рене Арну
|
Ferrari | ? | 40 | Двигатель | |
| Сход | 1 | 1 | Нельсон Пике
|
Brabham-BMW | ? | 29 | Турбо | |
| Сход | 19 | 20 |  Джонни Чекотто
|
Toleman-Hart | ? | 26 | Шина | |
| Сход | 22 | 9 | Филипп Альо
|
RAM-Hart | ? | 24 | Двигатель | |
| Сход | 21 | 10 | Джонатан Палмер
|
RAM-Hart | ? | 22 | Коробка передач | |
| Сход | 6 | 2 | Тео Фаби
|
Brabham-BMW | ? | 18 | Турбо | |
| Сход | 16 | 23 |  Эдди Чивер
|
Alfa Romeo | ? | 4 | Радиатор | |
| НС | 20 | 24 | Пьеркарло Гиндзани
|
Osella-Alfa Romeo | ? | 0 | Авария в квалификации |
| Предыдущая гонка: Гран-при Бразилии 1984 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1984 года |
Следующая гонка: Гран-при Бельгии 1984 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Южной Африки 1983 года |
Гран-при Южной Африки | Следующая гонка: Гран-при Южной Африки 1985 года |
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Гран-при Южной Африки 1984 года"
Отрывок, характеризующий Гран-при Южной Африки 1984 года
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
