Джеджалий, Филон

Филон Джеджалий (укр. Філон Джалалій)
Наказной гетман Войска Запорожского
с 1651 год и 1655 год
Кропивненский полковник
1649 год — 1658 год
Смерть:	11 июня 1658(1658-06-11) Полтава

Фило́н Джеджали́й (Джулай, Джелалий, Джалалий) (? — 11 июня 1658) — шляхтич, кропивненский полковник и наказной гетман Войска Запорожского, участник Восстания Хмельницкого. Один из ближайших сподвижников гетмана Богдана Хмельницкого. Участник восстания Барабаша и Пушкаря.

Биография

Филон Джеджалий происходил из шляхетской семьи. Родоначальниками рода Джеджалиев являются Кирилл Джеджалий и его жена Мария. В поминальнике Джеджалиев между Кириллом и Филоном находятся 21 мужское и 10 женских имен, на основании чего можно предполагать, что между Кириллом и Филоном не менее трех колен.

Восстание Хмельницкого

К началу восстания Хмельницкого служил сотником реестрового Переяславского полка. В апреле 1648 года Джеджалий вместе с сотником Богданом Товпигой возглавил восстание реестровых казаков в Каменной Заводи против полковника Ивана Барабаша. Принимал участие в битве под Жёлтыми Водами, Корсунском сражении, Пилявецкой битве, Зборивской битве. Выполнял важные дипломатические поручения Богдана Хмельницкого. В октябре-ноябре 1648 ездил в Стамбул для заключения договора с Османской империей. В 1649 году назначен Кропивненским полковником.

В сентябре 1650 года Джеджалий возглавлял посольство Войска Запорожского к молдавскому господарю Василию Лупула. Дважды выбирался наказным гетманом: во время Берестецкой битвы в 1651 году и в 1655 году. Назначался гетманом генеральным есаулом.

Гетманство Ивана Выговского

К моменту смерти гетмана Богдана Хмельницкого Джеджалий, вместе с Иваном Богуном, Мартыном Пушкарем и Антоном Ждановичем, входил в число четырёх старших полковников Войска Запорожского. На Чигиринской раде 1657 года Джеджалий был среди сторонников избрания гетманом Ивана Выговского. Выступал как строронник верности присяге русскому царю.

Восстание Барабаша и Пушкаря

В 1657 году против гетмана Ивана Выговского разгорелось восстание кошевого атамана Якова Барабаша и полтавского полковника Мартына Пушкаря. Джеджалий долго не принимал ничью сторону, но известно, что люди Пушкаря особенно активно агитировали среди казаков у «полковника Джеджалия».

Весной 1658 года, когда Выговский, соединившись с крымскими татарами, подступил к Полтаве и запер там Пушкаря, Джеджалий находился в войсках гетмана. Во время осады Джеджалий тайно перешел на сторону Пушкаря. Джеджалий условился с Пушкарём, что ночью восставшие нападут на лагерь Выговского, а он перейдёт на их сторону.

11 июня 1658 года Пушкарь сделал вылазку с большим отрядом, Джеджалий со своими казаками присоединился к ним, и вместе они напали на шатёр Выговского. Но оказалось, что гетман знал о нападении и был наготове. Он спал не раздеваясь и, услышав шум, бросился бежать, схватил коня и ускакал к татарам, стоявшим в миле от его лагеря. Обнаружив отсутствие Выговского в шатре, Пушкарь обвинил Джеджалия в измене и тут же убил его. В это время, Выговский с татарами напали на Пушкаря. В бою Пушкарь погиб, а его голову принесли Выговскому. В результате этих событий Кропивненский полк был уничтожен.

Литература

• Кривошея В. В. Козацька еліта Гетьманщини. — К., 2008. — ISBN 978-966-02-4850.
• Кривошея В. В. Козацька старшина Кропивнянського полку доби Національної революції середини ХVІІ ст. // [www.nbuv.gov.ua/Portal/Soc_Gum/Gileya/2010_38/Gileya38/I1_doc.pdf Гілея: науковий вісник: Збірник наукових праць, вип. 38]. — Всеукраїнська громадська організація Українська академія наук. — К., 2010.
• Таирова-Яковлева Т. Г. Иван Выговский // Единорогъ. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени, вып.1. — М., 2009.

Ссылки

• [www.history.org.ua/index.php?l=EHU&verbvar=Dzhalaliy Джеджалій, Филон // Інститут історії України НАН України]  (укр.)
• [www.ipiend.gov.ua/img/scholarly/file/nz_39_43.pdf Научные Записки № 39] (укр.)
• [www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/ecc9368ac1fc28d2/ Філон Джалалій / Проект «Українці в світі»] (укр.)
• [www.history.org.ua/LiberUA/Book/Uk/2_6.pdf Суспільно-політична сітуація в Україні у другій половині XVII—XVIIIст.]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Джеджалий, Филон

– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.