Жребий (роман)

Жребий
'Salem's Lot
Обложка первого издания (США, 1975)
Жанр:	Ужасы Мистика
Автор:	Стивен Кинг
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1975
Предыдущее:	Кэрри
Следующее:	Сияние

«Жребий Салема» (оригинальное название книги: англ. 'Salem's Lot, точнее всего отражает название вариант перевода «Салимов Удел») — роман американского писателя Стивена Кинга.

Салимов Удел (англ. 'Salem's Lot) — название вымышленного городка, где происходит действие романа. Салем — сокр. от Иерусалим. Городок, по местной легенде, назван так по имени свиньи одного из основателей города, которая погибла в ближайшем лесу. В разных изданиях книги на русском языке предлагались разные варианты, но наиболее соответствующий оригиналу — «Салимов Удел» (слово «удел» можно понять и как «судьба», и как «земельный надел»), в издании «Баркалая и Ко» в 1993 году (перевод Александровой Е. Ю.). Название романа является прямой отсылкой к городу Сейлем (Массачусетс), который широко известен в популярной культуре тем, что являлся местом «охоты на ведьм». В 1914 году город почти полностью сгорел в результате большого пожара.

Наибольшую известность в России роман получил под названием «Жребий» (перевод Вадима Эрлихмана).

По книге снято два фильма в 1979 и 2004 годах.

Сюжет

Пролог. Мужчина и мальчик приезжают в Сентрал-Фоллс, штат Род-Айленд. Мужчина начинает работать на бензоколонке, а мальчик начинает служить в церкви. После появляется заголовок в газете про город Солемс-Лот, в статье говорится, что город вымер по непонятным причинам. Ночью мужчина не может заснуть и вспоминает этот город.

За год до событий. Известный писатель Бен Миерс (мужчина из пролога) приезжает в родной город Салемс-Лот, чтобы написать свой новый роман и побороть детские страхи. Одновременно с Беном в город переехали два бизнесмена Ричард Стрэйкер и Курт Барлоу (которого никто не видел): тот, по словам Стрэйкера, еще не приехал, они вдвоем открыли в городе магазин антиквариата, оба живут в доме Марстона. Гуляя по парку в городе, Бен встречает девушку Сьюзен, они влюбляются друг в друга. Бен рассказывает ей, для чего приехал в Салемс-Лот, Бен хочет побороть свой страх перед домом на холме Марстен-Хаус, "в детстве Бен зашёл туда и увидел труп хозяина дома, который убил свою жену и повесился сам, Бен заметил, что труп открыл глаза, после чего мальчик убегает..."

После Бен навещает своего школьного учителя Мэтью Берга, который научил его правописанию, и рассказывает ему про события в доме Марстена, произошедшие в детстве; Бен думает, что в Марстен-Хаус живут темные силы. Местный разнорабочий Майк Райерсон подменяет своего друга-дальнобойщика, тот везет в дом Марстена таинственный ящик.

В городе начинаются исчезновения.

Двое братьев - Дэн и Ральф Глики - пошли в гости к Марку Петри (мальчик из пролога). Поздно вечером, по пути домой, Ральф исчезает, Дэн возвращается домой и рассказывает, что его кто-то оглушил. Родители звонят в полицию и заявляют о пропавшем сыне, Дэну становится плохо со здоровьем и его увозят в больницу. Ночью вернувшийся Ральф стучится в окно палаты Дэна, только он изменился. У Ральфа красные глаза, бледная кожа и огромные клыки. Дэн открывает окно. Наутро медсестра заходит в палату и находит пациента мертвым.

После похорон Дэна Майк Райерсон закапывает гроб с его телом, но решает заглянуть в него. Когда он его открывает, мальчик внезапно открывает глаза и кусает Майка в шею. Все больше и больше людей пропадают. Бен и Мэтью Берг решают устроить встречу в ресторане и там это обсудить, там Бен предполагает, что все исчезновения связаны с приезжими бизнесменами, внезапно появляется бледный Майк, он говорит, что болен, Мэттью предлагает Майку пожить у него. Вскоре тот меняется, он становится более бледным, у него краснеют глаза и клыки становятся больше, Мэттью берёт крест и приближает его к Майку, тот выпрыгивает из окна и исчезает у Мэттью случается сердечный приступ и он умирает.

Ночью к Марку Петри стучится Ральф, тот просит его открыть окно, но Марк берёт крест и приставляет Ральфу, вскоре тот исчезает. На Бена нападает бывший парень Сьюзан, после его ловят и сажают в тюрьму, там на него нападает вампир.

Бена положили в больницу, спустя время травмы излечиваются. Мать Дэна и Ральфа Мардж Глик умерла (она умерла от Дэна-вампира). Пока врач Бена Джеймс Коуди пошел звонить, на Бена напала Мардж-вампир, но Бен взял две палки и сделал из них крест, после вампир-Мардж испарилась.

Святой Отец Каллахэн приходит в гости к семье Петри, после в дом проникает вампир Курт Барлоу ( его выдуманное прозвище ) и его слуга Ричард Стрэйкер. Оказалось что груз, который привез Майк является гробом вампира, монстр убивает родителей Марка Петри, Марк убегает и клянётся отомстить ему. А Святого Отца заставляют смотреть в глаза вампира. Несколько семей включая шерифа Питера Макфи уехали из города и всё больше и больше жителей превращаются в вампиров. Бен и Джеймс Коуди решают убить главного вампира, они отправляются в Марстен-Хаус. Марк тоже отправляется в логово вампира, его замечает Сьюзен, она начинает его преследовать когда Марк заходит в Марстен-Хаус, Сьюзен решает зайти туда. Там Марка оглушает Стрэйкер, потом похищают Сьюзен, Бен и Джеймс приходят в Марстен-Хаус, там они находят Марка, он приходит в себя, после Джеймс погибает из-за ловушки вампиров.

После Бен и Марк убивают Ричарда Стрэйкера, они решают вместе уничтожить вампира. Бен и Марк вбили осиновый кол в сердце Курта Барлоу, они поджигают Марстен-Хаус и уезжают из города. К горящему дому подходят остатки жителей Салемс-Лота, теперь они не люди, а вампиры которые клянутся отомстить.

Спустя некоторое время Бен видит Сьюзен, но она уже не человек, та предлагает стать ему вампиром, но Бен убивает ее. Из-за того что вампиры часто их находят главные герои нигде долго не задерживаются...

Герои

• Бен Миерс (Ben Mears) — молодой высокий мужчина, «худощавый, бледный, с лицом далекого от жизни книжника и задумчивыми глазами под копной тёмных волос, выглядящих так, словно их чаще ворошили пятерней, чем расческой». Писатель. Потерял жену Миранду в автокатастрофе в 73-м — грузовик врезался в его мотоцикл (по данным полицейского расследования Бен не превышал скорость и не был пьян — видимо мотоцикл занесло на повороте). По убеждениям — левый. Участвовал в марше мира в Принстоне в 66-м, в маршах в Вашингтон в 68-м и 70-м. Был арестован во время марша в Сан-Франциско в ноябре 71-го. Участвовал в уничтожении вампиров городка Салемс-Лот.
• Марк Питри (Mark Petrie) — высокий для своего возраста одиннадцатилетний мальчик с твердым характером. Носит очки в стальной оправе, ростом выше большинства соучеников. Лицо его казалось беззащитным. Принимал активное участие в уничтожении вампиров городка Салемс Лот.
• Сьюзен Нортон (Susan Norton) — хорошенькая девушка со светлыми волосами, голубыми глазами и высоким, чистым лбом. Имела заочный диплом Бостонского университета (искусство и английский). Родом из городка Салемс-Лота. Там же прожила всю жизнь, стала вампиром и погибла.
• Джеймс Коуди (James Cody) — был врачом в городке Салемс Лот. Принимал активное участие в уничтожении вампиров. Погиб, попав в ловушку, расставленную вампирами.
• Мэттью Берк (Matthew Burke) — житель городка Салемс Лот. Во время действия романа Мэттью было 63 года. Высокий, коротко подстриженный человек. Учитель на пенсии, продолжал преподавать английский и заниматься школьным театром. Учителем в Салемс-Лот работал с 1952 года (учил полгорода). «…Измерил свой предмет вдоль и поперек…Он любил свою работу. Ученики не особенно его любили, но многие относились с уважением, а некоторые учились у него любви к своему делу, даже такой эксцентричной и смирной…» Имел маленький дом на Таггарт-Стрим-роуд, куда мало кто был вхож. Не был женат и не имел родных, кроме брата в Техасе, который работал в нефтяной компании и ни разу не написал Мэтту . Мэтт был одинок, но одиночество его не тяготило. По вероисповеданию — методист. Рок-фанат со времен Бадди Холли. Принимал активное участие в уничтожении вампиров. Умер в больнице от повторного сердечного приступа.
• Курт Барлоу (Kurt Barlow) — высший вампир. Эмигрировал из Германии в 1938 году. Старая фамилия — Бройхен. В Америке прикрывался торговлей антиквариатом. Волосы седые, прорезанные несколькими черными прядями, зачесанные от высокого лба назад. Выступающие славянские скулы, яркие необычайно глубокие глаза, в которых пляшут красные искры. Был уничтожен Беном Мейерсом посредством осинового кола.
• Ричард Трокетт Стрэйкер (Richard Throckett Straker) — англичанин пятидесяти восьми лет (во время действия романа «Судьба Иерусалима»), дьяволопоклонник, был помощником высшего вампира Курта Барлоу. Отец его был мебельщиком в Манчестере и оставил сыну приличный капитал. «Лысый как бильярдный шар, и такой же желтый. Брови его сходились в одну черную линию, и глаза под ними походили на глубокие темные дыры… Голос его был ровным и невыразительным, как прогноз погоды по радио…»

Написание романа

По словам самого Кинга, роман задумывался, как литературная реминисценция «Дракулы» Брэма Стокера. В своей монографии «Пляска смерти» Кинг пишет:

«… я придал своему роману намеренное сходство с „Дракулой“ Брема Стокера, и немного погодя мне начало казаться, что я играю в интересную — для меня по крайней мере — игру в литературный рекетболл. „Жребий“ — мяч, а „Дракула“ — стена, и я бью о стену, чтобы посмотреть, куда отскочит мяч, и ударить снова. Кстати, некоторые траектории были крайне интересными, и я объясняю этот факт тем, что хотя мой мяч существовал в двадцатом веке, стена была продуктом девятнадцатого».

Из романа в процессе редактуры была убрана сцена, в которой крысы пожирают заживо одного из героев. В итоге сюжетная линия с крысами, которые несколько раз упоминаются в завязке, оказывается оборванной. Также в первоначальной версии город назывался не Салимов Удел, а Момсон; а главный вампир не Барлоу, а Сарлинов.

В этом романе впервые главный герой — писатель. Позднее Кинг станет часто использовать «писателя» как главного героя своих произведений.

Городок Салимов Удел был упомянут в песне Эминема «Lose Yourself», и в песне Нирваны «Serve The Servants».

Во время написания книги автор читал поэзию Джеймса Дикки, поэтому роман стилистически подражает этому автору.

История переводов на русский

Впервые на русском языке роман был издан в 1993 году в двух разных вариантах - в переводе Екатерины Александровой и Вадима Эрлихмана. По свидетельству В. Эрлихмана, в экземпляре, с которого он делал перевод, отсутствовало несколько страниц, и он попросту сочинил сцену убийства предводителя вампиров Барлоу, и в таком виде книга была выпущена в свет, в каковом виде книга многократно переиздавалась разными издательствами.

Список изданий:

• Перевод Екатерины Александровой

• [fantlab.ru/edition34977 Салимов удел]. — М.: Альтруист, Сашко, 1993. — 384 с. — (Мистика (Приключения. Детектив)). — 100 000 экз. — ISBN 5-900486-02-08.
• [fantlab.ru/edition68 Салимов удел]. — М.: Баркалая и Ко, 1993. — 464 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85564-002-7-003-5.
• [fantlab.ru/edition75928 Судьба Иерусалима]. — Баку: Концерн «Олимп», 1996. — 432 с. — (Мир мистики). — ISBN 5-87860-041-2.

• Перевод Вадима Эрлихмана

• [fantlab.ru/edition15292 Судьба Иерусалима]. — М.: Кэдмэн, 1993. — 427 с. — (Мастера остросюжетной мистики). — 125 000 экз. — ISBN 5-85743-005-4.
• [fantlab.ru/edition37947 Жребий]. — М.: АСТ, 1997. — 480 с. — (Стивен Кинг. Собрание сочинений). — 11 000 + доп,тираж 22 000 экз. — ISBN 5-7841-0248-6.
• [fantlab.ru/edition17174 Город зла]. — Харьков: Платан, 1997. — 640 с. — (Стивен Кинг. Собрание сочинений). — 35 000 экз. — ISBN 5-85882-207-X.
• [fantlab.ru/edition96 Жребий]. — М.: АСТ, 1998. — 480 с. — (Стивен Кинг. Собрание сочинений (мягкая обложка)). — 5 000 экз, + доп, тираж 5 000 экз. — ISBN 5-237-01240-X, 978-5-17-014284-2, 978-5-9713-0639-9, 978-985-16-3065-9.
• [fantlab.ru/edition32 Жребий]. — М.: АСТ, 2004. — 480 с. — (Мировая классика). — 2000 экз. — ISBN 5-17-026591-3.
• [fantlab.ru/edition5471 Жребий]. — М.: АСТ, 2006. — 480 с. — (Стивен Кинг (АСТ, "Ромб")). — 2000 экз. — ISBN 5-17-033471-0, 5-9713-0692-8, 985-13-6413-4.
• [fantlab.ru/edition13680 Жребий]. — М., 2007. — 480 с. — (Стивен Кинг. Собрание сочинений (мягкая обложка)). — 4000 экз. — ISBN 978-5-17-043818-1, 978-5-9713-5005-7, 978-985-16-1242-6.
• [fantlab.ru/edition16993 Жребий]. — М.: Астрель, АСТ, Полиграфиздат, 2009. — 416 с. — (Стивен Кинг. Собрание сочинений (мягкая обложка)). — 5 000 + доп, тираж 10 000 экз. — ISBN 978-5-17-062891-9, 978-5-271-33500-6, 978-5-4215-1796-2.
• [fantlab.ru/edition57019 Жребий]. — М.: АСТ, Астрель; Минск: Харвест, 2011. — 480 с. — (Зарубежная классика). — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-068676-6, 978-5-271-33574-7, 978-985-16-9452-1.

• Перевод Виктора Антонова

• [fantlab.ru/edition101377 Жребий Салема]. — М.: Астрель, 2014 (факт. 11.2013). — 544 с. — (Тёмная Башня). — 5000 экз. — ISBN 978-5-17-078267-3.
• [fantlab.ru/edition137763 Жребий Салема]. — М.: АСТ, 2015. — 544 с. — (Король на все времена). — 5000 экз. — ISBN 978-5-17-088846-7.

Связь с другими произведениями Кинга

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• В рассказе «Иерусалимов удел» (написанном раньше «Салимова Удела»), писатель рассказывает о корнях того зла, что проявилось в этом городке столетием спустя.
• В рассказе «На посошок» из сборника «Ночная смена» описываются события, произошедшие после катастрофы в Салимовом Уделе.
• Салимов Удел упоминается в разговоре Бена в «Кладбище домашних животных».
• В «Оно» главный герой повторяет для самоконцентрации ту же поговорку, что и Марк Петри в «Жребии» — «Он стучится ко мне в ящик почтовый, говоря, что видел привидение снова…» (he thrusts his fists against the posts, and still insists he sees the ghosts)
• Один из главных героев книги, отец Каллагэн, является второстепенным героем цикла «Темная Башня» (в V—VII частях).
• Дорожный знак «На Салимов Удел» упоминается в «Оно», «Кладбище домашних животных», «Ловец снов» и «Темная башня-5»
• В 1991 году, роман, вместе с четырьмя другими произведениями писателя, был переиздан в мягкой обложке с предисловием от Клайва Баркера и изменённым цветовым оформлением

См. также

• Дракула
• Салимов Удел (фильм)
• [www.horrorking.com/salemlot.html Роман на сайте horrorking.com]
• [fantlab.ru/article704 Информация по неполным русскоязычным переводам произведений С. Кинга]. // fantlab.ru
• Сергей Думаков. [disgustingmen.com/zachem-ya-samostoyatelno-perevozhu-i-pechatayu-knigi-stivena-kinga/ История одного хобби. Зачем я самостоятельно перевожу и печатаю книги Стивена Кинга]. Disgusting Men (03.03.2015).

Примечания

[www.fantlab.ru/work290 Информация о произведении «Жребий (роман)»] на сайте «Лаборатория Фантастики»

Литература   Хоррор   Стивен Кинг   США

Отрывок, характеризующий Жребий (роман)

– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.