Канульское царство

Канульское царство, Кануль — государственное образование древних майя на территории южной части современных штатов Кампече и Кинтана-Роо (Мексика) и северной части департамента Петен (Гватемала). Существовало в I в. до н. э. — Х в. н. э.

Население: классические майя.

Столицы: Накбе (?), Цибанче, Чикнааб (современное городище Калакмуль)

Ранняя история

Происхождение Канульского царства по одной из гипотез связано с гигантским предклассическим городом Эль-Мирадор (площадью 20 квадратных километров), существовавшим в поздний доклассический период (последние века до н. э.) близ современной гватемальско-мексиканской границы: в его окрестностях найдена одна из древнейших иероглифических записей титула «Канульский владыка». Позднейшие надписи связывают происхождение Канульских владык с «Холмами Агавы», полулегендарной прародиной царских династий Тикаля-Мутуля, Йашчилана и Копана, которую одни современные исследователи отождествляют с Эль-Мирадором, а другие — с Каминальуйу в горной Гватемале. Из окрестностей Накбе (8 км от Эль-Мирадора) происходит не менее десятка керамических сосудов с противоречивыми списками Канульских владык (в наибольшем — 19 имен), однако, ни отождествить указанных в них лиц с историческими персонажами, ни восстановить абсолютную хронологию событий не представляется возможным.

Канульское царство в Цибанче

Наиболее ранние достоверные сведения о Канульском царстве относятся к концу V — началу VI в., когда его столицей был город Цибанче (древнее название неизвестно) на юге современного мексиканского штата Кинтана-Роо. Надписи сообщают о многочисленных походах и победах правителя Йукно’м Ч’еена I. При одном из его преемников, Туун К’аб Хише, в 530 — 540-х гг. наблюдается экспансия Кануля в южном и юго-западном направлении, им оказывается захвачен Хуш-Хабте (Рио-Асуль), в 106 км южнее Цибанче, в 537 г. канульские войска появляются на Усумасинте, в 546 г. в зависимости от Кануля оказывается крупное царство Саиль (Наранхо), в 180 км к югу от Цибанче.

Следующий правитель, Ут Чаналь (551? — 572) в союзе с Хушвица (Караколь) вступает в борьбу с господствовавшим до тех пор в Петене Мутульским царством и в апреле 562 г. наносит его правителю сокрушительное поражение. После этого гегемония в майяских низменностях переходит к Канульскому царству. Эксансия Ут Чаналя распространялась также в северном направлении: упоминание об этом правителе обнаружено в Ок’оп, на границе современных мексиканских штатов Кинтана-Роо и Юкатан, в 143 км севернее Цибанче. Деятельность Ук’ай Кана (579 — после 611) могла распространяться на территорию от Коба на северном Юкатане до Паленке в Чьяпасе, охватывая расстояние в 560 км, то есть, практически весь мир классических майя.

Расцвет Канульского царства со столицей в Чикнаабе

В 626—631 гг. в союзе с Караколем Кануль вел войну против царства Саиль Наранхо, которое ранее было зависимо от него, но, вероятно, попыталось вернуть самостоятельность. В этой войне погиб Канульский владыка Тахом Ук’аб К’а’к’, но Наранхо, в конечном счете, было разгромлено. При в дальнейшем (согласно толкованию недавно найденной надписи из Ла-Корона — в 635 г., столица Канульских владык была перенесена южнее, в Чикнааб (городище Калакмуль, в 32 км севернее мексикано-гватемальской границы), вскоре превратившийся в один из крупнейших городских центров майя (в период наибольшего расширения его площадь составляла 30 квадратных километров, население — до 60 тысяч человек). .

Расцвет Канульского царства по общему мнению приходится на правление Йукно’м Ч’еена II (636—686). При нём законченный вид приобретает система союзов, предусматривавшая признание зависимости от Канульского кало’мте (высший титул майяских владык), его вмешательство в назначение правителей и следование в фарватере его политики в обмен на военную помощь. Во времена Йукно’м Ч’еена II отношения такого рода распространяются вплоть до Канкуэна (245 км южнее Калакмуля) и Ицана (193 км юго-западнее), включая такие крупные майяские государства как Караколь, Эль-Перу, Пьедрас-Неграс.

Йукно’м Ч’еен II поддержал правителя Дос-Пиласа Бахлах Чан К’авииля, по всей вероятности претендовавшего на власть над Мутульским царством.

В ходе войн, происходивших в конце 640-х, во второй половине 650-х и в 672—679 гг. погибли двое царей Мутуля-Тикаля, их столица была взята союзником Канульского владыки, однако, утвердиться в ней Бахлах Чан К’авиилю не удалось. В мае 682 г., как раз во время его визита в Калакмуль, правителем Тикаля стал Хасав-Чан-Кавиль I, враждебный Канулю. Новых попыток установить контроль над Тикалем Йукно’м Ч’еен II и его дос-пиласский союзник больше не предпринимали. Более результативной оказалась борьба Йукно’м Ч’еена II в союзе с Караколем против Наранхо, по всей видимости вновь выступившего против Кануля: между 680 и 682 гг. этот город опять подвергся разгрому, правящая династия была низложена, а фактической правительницей стала дочь Бахлах Чан К’авииля, на которой женили одного из местных царевичей.

Конец гегемонии Канульских владык в Петене

Преемник Йукно’м Ч’еена II Йукно’м Йич’аак К’а’к’ (686—695) вмешался в войну между Хасав-Чан-Кавилем и Наранхо, начавшуюся в 693 г., однако, в августе 695 г. потерпел поражение и вскоре умер (возможно, от ран); его погребение найдено в 1997 г. под «Структурой 2» в Калакмуле. И, хотя территория собственно Кануля, по всей вероятности, не была затронута войной, системе союзов был нанесен существенный удар: число упоминаний Канульских владык в надписях из других городов резко сокращается, они утрачивают безраздельное господство в Петене.

Йукно’м Ток’ К’авииль (это сокращенное имя, чтение полного неясно), воцарившийся ранее 702 г., пытался сохранить и возобновить прежнюю систему военно-политических союзов, но в очередной войне с Мутулем между 733 и 736 гг. потерпел поражение и, вероятно, погиб. После этого система союзов с участием Канульского царства окончательно распалась; возможно, вследствие поражения в Чи’кнаабе даже сменилась правящая династия.

Упадок и гибель Канульского царства

История Канульского государства после 736 г. неясна; его внешнеполитическая активность сходит на нет, в архитектуре усиливаются черты, характерные для майя Юкатана. С начала IX века в Калакмуле появляются черты общего упадка общества майя, приведшего в конечном счете к его гибели. Последний датированный памятник из этого города относится к 909 г. Впрочем, какое-то население, продолжавшее называть себя «кануль» жило на землях бывшей Канульской державы вплоть до колониальной эпохи, его упоминает в середине XVII в. испанский историк Диего Лопес Когольюдо.

Священные Канульские владыки

• Сийах Чан (?) Ба’лам (до 509)
• Йукно’м Ч’еен I (уп. 509)
• Туун К’аб Хиш (до 520 — после 546)
• Хут […]ном Чаналь (551—572/573)
• Йаш […] Йо’аат (572/573 — 579)
• Ук’ай Кан (579 — после 611)
• Йукно’м Ти’ Чан (уп. 619)
• Тахоом Ук’аб К’а’к’ 622—630)
• Йукно’м […]ль (631—636)
• Йукно’м Ч’еен II 636—686)
• Йукно’м Йич’аак К’а’к’ (686—695)
• Чохо(?)т (695 — до 702)
• Йукно’м Ток’ К’авииль (до 702 — после 731)
• Вамав К’авииль (уп. 736)
• Мо […] К’авииль (уп. 741)
• Чак (?) Ломоом (?) К’авииль (?) […] (уп. 751)
• Болон К’авиильдо (771 — после 789)
• Чан Петет (уп. 849)
• Ах Тоок’ (уп. 909)

Литература

• Carrasco R., Boucher S., Alvarez P., Tiesler Blos V., Garcia Vierna V., Garcia Moreno R., Vasquez Negrete, J. A Dynastic Tomb from Campeche, Mexico: New Evidence on Jaguar Paw, A Ruler of Calakmul // Latin American Antiquity, 1999, № 10 (1). P.47-58.
• Martin, Simon and Nikolai Grube. Chronicle of the Maya Kings and Queens:Deciphering the Dynasties of the Ancient Maya. Second edition. London and New York, 2008
• Grube, Nikolai. El Origin de la Dinastía Kaan // Los Cautivos de Dzibanché. Mexico City, 2004. Pp. 114—131
• Martin, Simon. Los Señores de Calakmul // Arqueología Mexicana, 2000, 7(42). P.40-45
• Martin, Simon. Of Snakes and Bats: Shifting Identities at Calakmul. 2005// Mesoweb: [www.mesoweb.com/pari/publications/journal/602/SnakesBats.pdf]
• Martin, Simon. Wives and Daughters on the Dallas Altar. 2008 // Mesoweb: [www.mesoweb.com/articles/martin/Wives&Daughters.pdf].
• Velásquez García, Erik. Los Escalones Jeroglíficos de Dzibanché // Los Cautivos de Dzibanché. Mexico City, 2004. Pp. 78-103
• Полюхович, Юрий, Талах, Виктор. Майя. Загадка «Змеиного» царства // Экзо. 2005. № 6. С. 50 — 59.
• М.Стюфляев. История царств майя. 2010—2011, эл.издание // www.indiansworld.org: [www.indiansworld.org/ancient_maya_st50.html Канульское царство (Эль-Мирадор?, Ц’ибанче?, Калакмуль)]

Отрывок, характеризующий Канульское царство

Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…