Конан II (герцог Бретани)
| Конан II фр. Conan II de Bretagne брет. Konan II. a Vreizh | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 октября 1040 — 11 декабря 1066 | |||
| Регент: | Эд I (1 октября 1040 — октябрь 1047) | ||
| Предшественник: | Ален III | ||
| Преемник: | Хоэль II | ||
| |||
| 1 октября 1040 — 11 декабря 1066 | |||
| Предшественник: | Ален III | ||
| Преемник: | Жоффруа II Грегонат | ||
| Рождение: | 1030 Ренн | ||
| Смерть: | 11 декабря 1066 Шато-Гонтье, Анжу | ||
| Место погребения: | Аббатство Сен-Мелен, Ренн | ||
| Род: | Реннский дом | ||
| Отец: | Ален III | ||
| Мать: | Берта де Блуа | ||
| Супруга: | нет | ||
| Дети: | Ален | ||
Конан II (фр. Conan II de Bretagne, брет. Konan II. a Vreizh; 1030 — 11 декабря 1066) — граф Ренна и герцог Бретани с 1 октября 1040, сын Алена III, герцога Бретани и графа Ренна.
Содержание
Биография
Правление
Конан II стал правителем графства Ренн в 1040 году после смерти своего отца Алена III. Однако он был в то время несовершеннолетним и, воспользовавшись этим, герцогство Бретань захватил его дядя Эд, граф де Пентьевр, сын Жоффруа I. Эд, объявив себя регентом герцогства, взял под стражу Конана и держал его в заложниках до октября 1047 года, когда тот освободился из-под его регентства, так как Эд окончательно проиграл войну со своим противником герцогом Нормандии Вильгельмом Завоевателем, который разгромил его в битве в долине Дюн. В 1062 году был заключён мирный договор между Конаном II и Жоффруа, старшим сыном Эда, который продолжал войну с герцогом в одиночку.
Конану II удалось после смерти графа Нанта Матье I, не оставившего наследников, распространить свою власть на графство Нант. Однако этот титул оспаривал также граф Корнуая Ален, претендуя на него от имени своей жены, графини Юдит.
Конан II был вынужден бороться с мятежом Риваллона I, архиепископа Доля и сеньора де Комбор. Несмотря на поддержку, оказанную мятежникам Вильгельмом Завоевателем, их выступление герцогом Бретании было подавлено[1].
В конце 1066 года, после завоевания Пуанса и Сегра, Конан II отправился в Шато-Гонтье, но неожиданно умер 11 декабря, вероятно, отравленный по приказу герцога Нормандии Вильгельма Завоевателя[2]. Причиной этой войны было, вероятно, желание Конана восстановить территорию Бретани по границам королевства Эриспоэ, располагавшимся до реки Майенн.
Конан II был похоронен в аббатстве Сен-Мелен в Ренне, где его могила была найдена под башней во время реконструкции. Вследствие отсутствия у Конана законнорожённых наследников, герцогом Бретани стал граф Нанта и Корнуая Хоэль II[3], женой которого была Хависа, сестра Конана II.
Дети
Конан II имел одного внебрачного сына:
- Ален (ум. после 1075)
Напишите отзыв о статье "Конан II (герцог Бретани)"
Примечания
Литература
- [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k55624v La chronique de Nantes (570 environ-1049)] / Présentée et annotée par René Merlet. — Paris, 1996.
- Chédeville André, Guillotel Hubert. La Bretagne féodale XIe-XIIIe siècle. — Editions Ouest France, 1987. — 427 p. — ISBN 2-7373-0014-2.
- Arthur de La Borderie. Histoire de Bretagne. — 1975.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc216697268 DUKES of BRITTANY 970-1066 (FAMILY of COMTES de RENNES)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 1 января 2010. [www.webcitation.org/65aPHwWyX Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Конан II (герцог Бретани)
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
