Коутиньо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коутиньо
Общая информация
Полное имя Антонио Вилсон Виэйра Онорио
Прозвища Гений маленькой арены (Gênio da pequena área), Стеклянная нога
Родился 11 июня 1943(1943-06-11) (80 лет)
Пирасикаба, Бразилия
Гражданство Бразилия
Рост 172 см
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
XV ноября (Пирасикаба)
1957—1958 Сантос
Клубная карьера*
1958—1968 Сантос 457 (370)
1968 Витория (Салвадор) ? (6)
1969 Португеза Деспортос ? (1)
1970 Сантос см. выше
1971 Атлас ? (10)
1971—1972 Бангу 6 (3)
1973 Саад ? (4)
Национальная сборная**
1960—1965 Бразилия 15 (6)
Тренерская карьера
1981 Сантос
1985 Валериодосе
1987 Комершиал (РП)
1987 Акидауана
1988 Санту-Андре
1992 Валериодосе
1992 Сан-Каэтано
1993 Бонсусессо
1995 Сантос и.о.
Международные медали
Чемпионаты мира
Золото Чили 1962

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Антонио Вилсон Виэйра Онорио (порт.-браз. Antônio Wilson Vieira Honório; 11 июня 1943, Пирасикаба), более известный rfr Коутиньо (порт.-браз. Coutinho) — бразильский футболист, выступавший на позиции нападающего. Чемпион мира 1962 года. Находится на 3-м месте в числе лучших бомбардиров в истории бразильского клуба «Сантос».





Карьера

Коутиньо начал свою карьеру в молодёжном составе клуба «XV ноября». Когда ему было 13 лет, «Сантос» проводил игру в Пирасикабе. Там главный тренер команды Перес, Лула, заметил игру Коутиньо[1]. Через год Коутиньо перешёл в «Сантос». Он дебютировал в основном составе команды в возрасте 15-ти лет в товарищеском матче с клубом «Сирио Либанес». В официальной игре Коутиньо дебютировал год спустя в матче турнира Рио-Сан-Паулу с клубом «Васко да Гама», в котором Коутиньо забил 2 гола, а его клуб выиграл 3:0[2]. В том же году Коутиньо начал играть в основном составе, где составил дуэт нападения с Пеле. В 1961 году Коутиньо стал лучшим бомбардиром турнира Рио-Сан-Паулу, а через год кубка Либертадорес и Кубка Бразилии. После этого комментаторы бразильских матчей подошли к нему и попросили носить белую повязку на руке, чтобы не путать его с Пеле.

9 июля 1960 года Коутиньо дебютировал в составе сборной Бразилии в матче Кубка Атлантики с Уругваем. После чего являлся игроком основного составе сборной, выиграв в её составе Кубок Освалдо Круза и Кубок О'Хиггинса. Перед финальным этапом чемпионата мира 1962, в товарищеской игре со сборной Уэльса Коутиньо получил травму. Он поехал на чемпионат мира, но там не играл, продолжая лечение, а его место в основе сборной занял Вава[3]. Последний матч за национальную команду Коутиньо провёл 22 ноября 1965 года с Венгрией.

В 1966 году Коутиньо выпал из состава Сантоса, из-за лишнего веса, и потому не поехал на чемпионат мира[4]. Когда он вернулся в состав, его начали преследовать травмы, за что он получил прозвище «Стеклянная нога». В 1968 году Коутиньо был вынужден перейти в клуб «Витория» из Салвадора. Но там провёл лишь один сезон, сумев забить только 6 голов. Затем играл за «Португезу Деспорос», забив только 1 мяч в чемпионате Сан-Паулу. После этого Коутиньо вернулся в «Сантос», но не смог показать высоко класса игры и уехал в Мексику, где провёл сезон в «Атласе», забив 10 голов. После этого Коутиньо играл за «Бангу», а завершил карьеру в 1973 году в клубе «Саад», в составе которого выступал в серии В чемпионате штата Сан-Паулу[5].

После завершения карьеры игрока, Коутиньо вернулся в «Сантос». Там он работал, в основном, в школе клуба, тренируя молодых футболистов. В 1979 году он сделал молодёжную команду чемпионом штата. А через год победил с командой следующей возрастной группы. В 1981 году Коутиньо недолго проработал с основным составом клуба, после чего вернулся в молодёжный состав, сделав клуб обладателем престижного, в Бразилии, Кубка Пейше. После этого он тренировал несколько бразильских клубов, но добился успеха лишь с «Бонсусессо», который вывел в полуфинал чемпионата штата Минас-Жерайс. В 1993 году вернулся в молодёжный состав «Сантоса», а в 1995 году даже временно тренировал команду, которая под его руководством провела 1 матч. С 1997 года он работал скаутом для концерна Мерседес-Бенц, а после работал в мэрии Сан-Паулу, курируя социальные футбольные программы города, а также тренировал детей.

Достижения

Командные

Личные

Напишите отзыв о статье "Коутиньо"

Примечания

  1. [santos.globo.com/clube_historia_exjogador.php?cod=134&sec=20 Статья на santos.globo.com]
  2. [blog.soccerlogos.com.br/2008/05/23/coutinho-o-protagonista-de-quadjuvante/ Coutinho o protagonista de coadjuvante]
  3. [admin.gazetaesportiva.net/idolos/futebol/coutinho/abertura.htm O melhor parceiro do Rei]
  4. [blog.cacellain.com.br/2009/01/02/coutinho-o-grande-parceiro-de-pele/ Coutinho, o grande parceiro de Pelé]
  5. [historiadefutbolmundial.blogspot.com/2007/06/coutinho-el-virrey-del-santos.html Coutinho: el virrey del Santos]

Ссылки

  • [en.sambafoot.com/players/299_Coutinho.html Профиль на Самбафут]
  • [200.159.15.35/brasilnacopa/craques.aspx?j=60 Профиль на brasilnacopa]
  • [terceirotempo.ig.com.br/quefimlevou_interna.php?id=2066&sessao=f Статья на terceirotempo.ig.com.br]


</div>

Отрывок, характеризующий Коутиньо

«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.