Кубок Латвии по футболу 2010/2011
Поделись знанием:
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
| Кубок Латвии по футболу 2010/11 года | |
| латыш. 2010./2011. gada Latvijas Kauss futbolā | |
| Данные турнира | |
|---|---|
| Даты проведения: | |
| Место проведения: | |
| Официальный сайт: |
[arhivs.lff.lv/index.php/lv/kauss/rezultati/2009-2010/ www.lff.lv] |
| Итоговая расстановка | |
| Победитель: | |
| Финалист: | |
| ← 2009/10 ... 2011/12 → | |
Ку́бок Ла́твии по футбо́лу 2010/11 го́да — 69-й розыгрыш Кубка Латвии по футболу.
Содержание
1/64 финала
- Группа «А» (Видземе, Северо-Восток, Латгале, Рига)
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 11.07.2010 | Плявиняс ДМ | 4:2 | Стайцелес бебри |
| 11.07.2010 | ДЮСШ Смилтене | 2:1 | Илуксте |
| 14.07.2010 | Стамериена | 7:1 | Приекули |
| 14.07.2010 | ДЮСШ Прейльского края | 7:1 | Эргли |
| 17.07.2010 | Упесциемс | 1:1 (п. 4:5) | Балву Вилки/Марупе (Балви) |
| 25.07.2010 | Валка | 1:0 | Екабпилс |
| 25.07.2010 | Алуксне | 7:2 | Албертс (Рига) |
- ОСЦ/ФК 33 (Огре) — по результатам жеребьёвки проходит дальше.
- Группа «Б» (Курземе, Земгале, Рига)
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 18.07.2010 | Варавиксне (Лиепая) | 4:1 | Тукума Брали |
| 20.07.2010 | Озолниеки | 1:3 | Саласпилс |
| 22.07.2010 | Бауска | 5:2 | Иманта (Рига) |
| 26.07.2010 | Олайне | 5:2 | Виесулис (Рига) |
1/32 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 15.08.2010 | ОСЦ/ФК 33 (Огре) | 5:1 | Плявиняс ДМ |
| 15.08.2010 | Стамериена | 3:0 | Олайне |
| 18.08.2010 | Саласпилс | 4:1 | ДЮСШ Прейльского края |
| 22.08.2010 | Балву Вилки/Марупе (Балви) | 0:1 | Варавиксне (Лиепая) |
| 22.08.2010 | Алуксне | 4:5 | ДЮСШ Смилтене |
| 22.08.2010 | Бауска | 0:4 | Валка |
Матчи за право играть в 1/16 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 29.08.2010 | ОСЦ/ФК 33 (Огре) | 0:3 | Спартак (Юрмала) |
| 29.08.2010 | МЕТТА/ЛУ (Рига) | 4:0 | Варавиксне (Лиепая) |
| 09.09.2010 | Стамериена | 7:2 | ДЮСШ Смилтене |
1/16 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 18.09.2010 | Гулбене 2005 | 5:1 | Юрмала |
| 18.09.2010 | Ауда (Кекава) | 0:3 | Даугава/РФШ (Рига) |
| 18.09.2010 | Валмиера | 6:1 | Кулдига |
| 18.09.2010 | МЕТТА/ЛУ (Рига) | 7:3 | Тукумс 2000/ТСШ |
| 19.09.2010 | Валка | 2:3 | Саласпилс |
| 19.09.2010 | Спартак (Юрмала) | 4:1 | Стамериена |
1/8 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 26.09.2010 | Олимп/РФШ (Рига) | 0:0 (п. 6:7) | Юрмала-VV |
| 26.09.2010 | Даугава/РФШ (Рига) | 3:1 | Транзит (Вентспилс) |
| 26.09.2010 | Гулбене 2005 | 2:3 | Сконто (Рига) |
| 26.09.2010 | Блазма (Резекне) | 0:1 | Металлург (Лиепая) |
| 26.09.2010 | Саласпилс | 0:10 | Даугава (Даугавпилс) |
| 10.10.2010 | Валмиера | 0:0 (п. 7:6) | Яуниба (Рига) |
| 10.10.2010 | Спартак (Юрмала) | 1:2 | Вентспилс |
| 20.10.2010 | МЕТТА/ЛУ (Рига) | 1:2 | Елгава |
1/4 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 19.03.2011 | Сконто (Рига) | 0:0 (п. 0:3) | Даугава (Даугавпилс) |
| 20.03.2011 | Елгава | 0:1 | Металлург (Лиепая) |
| 26.03.2011 | Юрмала-VV | 3:1 | Валмиера |
| 26.03.2011 | Даугава/РФШ (Рига) | 1:2 | Вентспилс |
1/2 финала
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 30.03.2011 | Даугава (Даугавпилс) | 0:2 | Вентспилс |
| 30.03.2011 | Металлург (Лиепая) | 2:1 (д. в.) | Юрмала-VV |
Финал
| Дата | Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|---|
| 15.05.2011 | Вентспилс | 3:1 | Металлург (Лиепая) |
| 15 мая 2011 |
|
Стадион «Сконто», Рига Зрителей: 1112 Судья: Андрис Трейманис (Кулдига) |
| Обладатель Кубка Латвии 2010/11 |
|---|
| «Вентспилс» 5-й титул |
См. также
- Высшая лига Латвии по футболу 2010
- Первая лига Латвии по футболу 2010
- Вторая лига Латвии по футболу 2010
Напишите отзыв о статье "Кубок Латвии по футболу 2010/2011"
Примечания
Ссылки
- [www.lff.lv/ Сайт Латвийской футбольной федерации] (латыш.)
Отрывок, характеризующий Кубок Латвии по футболу 2010/2011
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
