Кэмпбелл, Дэвид (футболист)

Дэвид Кэмпбелл
Общая информация
Родился	2 июня 1965(1965-06-02) (58 лет) Эглинтон, Лондондерри, Северная Ирландия, Великобритания
Гражданство	Северная Ирландия
Рост	175 см
Вес	64 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
?—1981	Оксфорд Юнайтед Старс
1981—1984	Ноттингем Форест
Клубная карьера*
1984—1987	Ноттингем Форест	41 (3)
1987	→  Ноттс Каунти	18 (2)
1987—1989	Чарльтон Атлетик	30 (1)
1989	→  Плимут Аргайл	1 (0)
1989—1991	Брэдфорд Сити	35 (4)
1990—1991	→  Дерри Сити	5 (0)
1991—1992	Шемрок Роверс	31 (5)
1992	→  Клифтонвилл	4 (0)
1992—1993	Ротерем Юнайтед	1 (0)
1993	Вест Бромвич Альбион	0 (0)
1993—1994	Бернли	8 (0)
1994	→  Линкольн Сити	4 (1)
1994	→  Портадаун	7 (2)
1994	Уиган Атлетик	7 (0)
1995	Кембридж Юнайтед	1 (0)
	Тамуорт	ЮФЛ
	Саттон Колдфилд Таун	ЮФЛ
	Пэджет Рейнджерс	ЮФЛ
1984—1995	Итого	193 (18)
Национальная сборная**
?—1983	Северная Ирландия (до 18)
1986—1988	Северная Ирландия	10 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Дэвид Кэмпбелл (англ. David Campbell; 2 июня 1965, Эглинтон, Лондондерри) — североирландский футбольный полузащитник, выступал в составе сборной Северной Ирландии на чемпионате мира 1986 года.

Карьера

В клубах

Дэвид — воспитанник североирландского клуба «Оксфорд Юнайтед Старс», с 1981 года находился в системе английского клуба «Ноттингем Форест». Пробиться в основной состав «лесников» ему было нелегко, так как в средней линии с ним конкурировали молодые талантливые англичане Нил Уэбб и Стив Ходж. Первый матч в большом футболе он провёл в сезоне 1984/85, когда 30 марта 1985 года заменил Пола Харта по ходу домашнего матча чемпионата с «Вест Хэмом». Остальные свои матчи за эту команду Дэвид провёл уже в трёх следующих сезонах, причём вторую половину сезона 1986/87 он провёл в аренде в клубе Третьего дивизиона «Ноттс Каунти».

В октябре 1987 года за £75 000 Кэмпбелл был куплен другим клубом элитного дивизиона Англии «Чарльтон Атлетик». В марте 1989 года он был отдан в аренду в клуб Второго дивизиона «Плимут Аргайл», где провёл только дин матч, после чего в том же месяце был приобретён за £75 000 другим клубом дивизиона — «Брэдфорд Сити».

С сезона 1990/91 начал выступать в чемпионате Ирландии: в декабре 1990 года на правах аренды провёл 5 игр за «Дерри Сити», а с января 1991 года перешёл в «Шемрок Роверс». В «Роверс» Кэмпбелл провёл два неполных сезона: в январе 1992 года он был он отдан в аренду североирландскому «Клифтонвиллу».

Сезон 1992/93 начался для Дэвида в ноябре, когда он присоединился к клубу Второго дивизиона Англии «Ротерем Юнайтед», где лишь однажды вышел на замену в матче лиги. В том сезоне он побывал ещё в двух клубах Второго дивизиона: «Вест Бромвич Альбион», где не сыграл ни минуты, и «Бернли», где после восьми матчей в чемпионате получил травму и выбыл до 1994 года, когда в феврале сыграл четыре игры и забил один гол в Третьем дивизионе, будучи арендованным клубом «Линкольн Сити». С марта 1994 года и до конца сезона пребывал в аренде в североирландском «Портадауне», с которым стал вторым в чемпионате.

Перед стартом сезона 1994/95 без заключения контракта присоединился к «Уиган Атлетик», выступавший в Третьем дивизионе. После 11 игр за клуб в чемпионате и Кубке лиги, в октябре 1994 года Кэмпбелл был отчислен из команды. В январе 1995 года заключил контракт до конца сезона с «Кембридж Юнайтед» из Второго дивизиона. Дебютный матч Дэвида за новую команду против «Брентфорда» вышел неудачным для него: «Кембридж» проиграл со счётом 0:6, а сам Кэмпбелл сломал ногу, на чём его профессиональная карьера закончилась.

В дальнейшем Кэмпбелл выступал за полупрофессиональные клубы «Тамуорт», «Саттон Колдфилд Таун» и «Пэджет Рейнджерс» в Южной футбольной лиге Англии.

В сборных

Кэмпбелл имеет опыт выступления в юношеской сборной Северной Ирландии. В преддверии чемпионата мира 1986 года главный тренер сборной Северной Ирландии Билли Бингхэм пригласил Дэвида в команду. 23 апреля 1986 года Кэмпбелл дебютировал в товарищеской встрече против Марокко (2:1), заменив во втором тайме Иана Стюарта, а следующий раз вышел на поле в составе сборной уже в третьей игре группового этапа чемпионата мира против Бразилии (0:3), где был заменён во втором тайме.

В дальнейшем провёл ещё шесть игр за сборную в рамках отборочного турнира к Евро-88, но после двух товарищеских игр в начале 1988 года в главную команду страны больше не вызывался.

В 1991 году сыграл один матч за сборную чемпионата Ирландии против сборной чемпионата Северной Ирландии.

Матчи Кэмпбелла за сборную

Итого: 10 матчей / 0 забитых голов; 2 победы, 2 ничьих, 6 поражений.

Достижения

Командные

Как игрока национальных сборных Северной Ирландии:

• Чемпионат мира:
  • Участник: 1986

Как игрока «Портадауна»:

• Чемпионат Северной Ирландии:
  • Второе место: 1993/94

Ссылки

• [nifootball.blogspot.ru/2006/08/dave-campbell.html Биография на сайте Northern Ireland's Football Greats] (англ.)
• [www.national-football-teams.com/player/20191/David_Campbell.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [eu-football.info/_player.php?id=3115 Статистика на сайте EU-Football.info] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кэмпбелл, Дэвид (футболист)

Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.