Месхи, Лейла

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Лейла Месхи
Место проживания	Тбилиси, Грузия
Рост	164 см
Вес	54 кг
Начало карьеры	1986
Завершение карьеры	1996
Призовые, долл.	1 169 566
Одиночный разряд
Матчей в/п	223—134
Титулов	5 WTA, 1 ITF
Наивысшая позиция	12 (5 августа 1991)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	4-й круг (1992)
Франция	4-й круг (1991, 1992)
Уимблдон	2-й круг (1988)
США	1/4 (1990)
Парный разряд
Матчей в/п	171—122
Титулов	5 WTA, 2 ITF
Наивысшая позиция	21 (10 апреля 1995)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/4 (1990, 1995)
Франция	1/4 (1994)
Уимблдон	2-й круг (1988, 1990, 1992-1994)
США	1/2 (1991)
Международные медали Олимпийские игры Бронза Барселона 1992 парный разряд Универсиады Золото Загреб 1987 одиночный разряд Золото Загреб 1987 парный разряд Серебро Загреб 1987 микст
Завершила выступления

Ле́йла Георгиевна Ме́схи (груз. ლეილა მესხი; р. 5 января 1968 в Тбилиси) — бывшая советская грузинская профессиональная теннисистка. Финалистка Кубка Федерации 1990 года в составе сборной СССР, бронзовый призёр Олимпиады 1992 года в Барселоне в женском парном разряде (с Натальей Зверевой).

Спортивная карьера

Лейла Месхи начала играть в теннис в семь лет, и её первым тренером стал Гурам Тохадзе. На ранних этапах карьеры её также тренировал четырёхкратный чемпион Европы Теймураз Какулия.

В 1986 году Месхи выиграла с Натальей Зверевой парный турнир Открытого чемпионата Франции среди девушек, а месяц спустя проиграла ей в финале юниорского турнира на Уимблдоне. К концу года она занимала первое место в рейтинге Международной федерации тенниса (ITF) среди девушек в парном разряде. В том же году она выиграла свой первый профессиональный турнир, разыгрывавшийся под эгидой ITF в Бетесда (штат Мэриленд). Этого успеха она тоже добилась в паре со Зверевой, а в одиночном разряде она выиграла зимний чемпионат СССР (титул «летней» чемпионки СССР она добавила к нему три года спустя). Свой первый профессиональный турнир в одиночном разряде она выиграла в январе 1987 года, также под эгидой ITF. Она также выиграла теннисный турнир Универсиады в Загребе в одиночном и парном разряде.

В 1988 году она одерживает свою первую победу над теннисисткой из первой десятки рейтинга: на Открытом чемпионате США во втором круге она взяла верх над пятой ракеткой мира Пэм Шрайвер. Месхи представляет СССР на Олимпиаде в Сеуле, но во втором круге проигрывает безоговорочной фаворитке всего сезона Штеффи Граф. После Олимпиады на турнире в Нэшвилле она вновь побеждает теннисистку из первой десятки рейтинга, Барбару Поттер из США.

В 21 год, в 1989 году, в Нэшвилле Месхи выигрывает свой первый турнир Женской теннисной ассоциации (WTA), став первой советской теннисисткой, выигравшей турнир WTA в одиночном разряде с 1974 года. В следующем году она одерживает две победы на турнирах WTA в одиночном разряде, в том числе и на Moscow Ladies Open, первом женском профессиональном турнире в СССР. Дважды она первенствует и в парном разряде, оба раза с украинкой Натальей Медведевой. К этому году относится и высшее достижение Месхи в Кубке Федерации: со сборной СССР она доходит до финала, где её команда уступает американкам.

В 1991 году Месхи единственный раз в карьере выходит в финал турнира I категории в Хилтон-Хед-Айленд (Южная Каролина). В четвертьфинале она победила посеянную первой Навратилову, а в полуфинале Звереву, но в финале уступила посеянной под вторым номером Габриэле Сабатини. После этого турнира она поднялась на высшую в карьере двенадцатую строчку в рейтинге WTA. Она также дошла до полуфинала Открытого чемпионата США в паре с аргентинкой Мерседес Пас — высшее достижение за время её участия в турнирах Большого шлема среди взрослых. В этом сезоне на её счету победы над Яной Новотной и Дженнифер Каприати, как и Навратилова, входившими в первую десятку рейтинга.

1992 год ознаменован для неё одним из важнейших достижений в карьере: в паре со Зверевой, представляя Объединённую команду СНГ, она завоевала бронзовую медаль Олимпиады в Барселоне. Белорусско-грузинская пара, посеянная четвёртой, в четвертьфинале победила посеянных седьмыми аргентинок, но затем проиграла будущим чемпионкам, Джиджи и Мэри-Джо Фернандес из США. На этой Олимпиаде матчи за третье место не проводились, и Зверева и Месхи автоматически получили «бронзу».

В последующие годы Месхи достаточно успешно выступает в парном разряде, выиграв три турнира II и III категорий, в том числе дважды турнир в Линце, оба раза — с россиянкой Евгенией Манюковой. В 1995 году она поднялась на высшую для себя строчку в рейтинге теннисисток в парном разряде. В одиночном разряде она периодически также одерживает внушительные победы, в том числе над теннисистками из первой десятки (Каприати, Сабатини) и даже выигрывает турнир WTA в начале 1995 года, но травма ноги не позволяет ей продолжить регулярные выступления. Последние свои официальные матчи Месхи провела в октябре 1996 года на Кубке Кремля.

Участие в финалах турниров WTA и ITF (26)

Легенда

Большой шлем (0)

Итоговый турнир WTA (0)

I категория (1)

II категория (3)

III категория (2)

IV & V категория (16)

VS (1)

ITF (3)

Одиночный разряд (12)

Победы (6)

№	Год	Турнир	Покрытие	Соперница в финале	Счёт в финале
1.	26 янв 1987	Лос-Анджелес (Тарзана), США	Хард	Клэр Вуд	1–6, 6–4, 6–2
2.	6 ноя 1989	Нэшвилл, США	Хард (i)	Хелен Келеси	6–2, 6–3
3.	29 янв 1990	Nutri-Metics, Окленд, Новая Зеландия	Хард	Сабин Аппельманс	6–1, 6–0
4.	1 окт 1990	Moscow Ladies Open, СССР	Ковёр	Елена Брюховец	6–4, 6–4
5.	4 фев 1991	Веллингтон, Новая Зеландия	Хард	Андреа Стрнадова	3–6, 7–6, 6–2
6.	9 янв 1995	Schweppes Tasmanian Open, Хобарт	Хард	Ли Фан	6–2, 6–3

Поражения (6)

№	Год	Турнир	Покрытие	Соперница в финале	Счёт в финале
1.	18 апр 1988	Сингапур	Хард	Моника Джейвер	6–7(3), 3–6
2.	27 фев 1989	VS of Oklahoma, США	Хард (i)	Манон Боллеграф	4–6, 4–6
3.	5 фев 1990	Веллингтон, Новая Зеландия	Хард	Вильтруд Пробст	6–1, 4–6, 0–6
4.	5 ноя 1990	Индианаполис, США	Хард (i)	Кончита Мартинес	4–6, 2–6
5.	1 апр 1991	Хилтон-Хед-Айленд, Южная Каролина, США	Хард	Габриэла Сабатини	1–6, 1–6
6.	23 сен 1991	Байонна, Франция	Ковёр	Мануэла Малеева	6–4, 3–6, 4–6

Парный разряд (14)

Победы (7)

№	Год	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1.	29 сен 1986	Бетесда, Мэриленд, США	Хард	Наталья Зверева	Дженнифер Гудлинг Джейн Форман	6–3, 6–1
2.	27 апр 1987	Таранто, Италия	Грунт	Наталья Зверева	Клэр Вуд Симона Шильдер	6–3, 6–2
3.	29 янв 1990	Nutri-Metics, Окленд, Новая Зеландия	Хард	Наталья Медведева	Робин Уайт Джилл Хетерингтон	3–6, 6–3, 7–63
4.	5 фев 1990	Веллингтон, Новая Зеландия	Хард	Наталья Медведева	Мишель Джаггард-Лэй Джули Ричардсон	6–3, 2–6, 6–4
5.	22 фев 1993	Открытый чемпионат Австрии в залах, Линц	Ковёр	Евгения Манюкова	Юдит Визнер Кончита Мартинес	без игры
6.	5 апр 1993	Bausch & Lomb Championships, Амелия-Айленд, Флорида, США	Грунт	Мануэла Малеева	Инес Горрочатеги Аманда Кётцер	3–6, 6–3, 6–4
7.	7 фев 1994	EA-Generali Ladies, Линц (2)	Ковёр	Евгения Манюкова	Оса Свенссон Каролин Шнайдер	6–2, 6–2

Поражения (7)

№	Год	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1.	21 сен 1987	Гамбург, ФРГ	Грунт	Наталья Егорова	Клаудиа Коде-Кильш Яна Новотна	6–7, 6–7
2.	18 апр 1988	Сингапур	Хард	Светлана Пархоменко	Наталья Егорова Наталья Медведева	6–74, 3–6
3.	6 июн 1988	Dow Chemical Classic, Бирмингем, Великобритания	Трава	Светлана Пархоменко	Наталья Зверева Лариса Савченко	4–6, 1–6
4.	20 фев 1989	Уичита, Канзас, США	Хард (i)	Сэнди Коллинз	Манон Боллеграф Лиз Грегори	2–6, 6–7
5.	6 ноя 1989	Нэшвилл, США	Хард (i)	Наталья Медведева	Манон Боллеграф Мередит Макграт	6–1, 6–75, 6–74
6.	25 апр 1994	Гамбург, Германия (2)	Грунт	Евгения Манюкова	Яна Новотна Аранча Санчес-Викарио	3–6, 2–6
7.	24 окт 1994	Nokia Grand Prix, Эссен, Германия	Ковёр	Евгения Манюкова	Мария Линдстрём Мария Страндлунд	2–6, 1–6

Дальнейшая карьера

В 1996 году Лейла Месхи и её муж Павел Надибаидзе основали в Тбилиси теннисную академию.

Свой прощальный матч Месхи провела в октябре 1997 года на кортах своей теннисной академии в Тбилиси в рамках организованного ей международного турнира — Открытого чемпионата Тбилиси по теннису. По окончании матча было объявлено о том, что президентом Шеварднадзе ей присвоена высшая гражданская награда Грузии — орден Чести.

В 1999 году Месхи была избрана председательницей теннисной федерации Грузии, в 2004 году её переизбрали на второй срок. В 2011 году Месхи стала директором нового турнира WTA в соседнем Азербайджане — Кубка Баку.

Ссылки

• [www.wtatennis.com/players/player/ Профиль на сайте WTA]  (англ.)
• [www.fedcup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Федерации] (англ.)

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/me/leila-meskhi-1.html Профиль на портале Sports Reference]  (англ.)
• [www.wtatennis.com/page/OffCourtNews/Read/0,,12781~2230548,00.html Интервью сайту WTA]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Месхи, Лейла

Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.