Ливанский фронт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ливанский фронт (ар. الجبهة اللبنانية, анг. Jabhat аль-Lubnaniyya, фр. Front Libanais), также известный как «Куфур фронт», был создан в 1976 году как политическая коалиция христианских партий во время ливанской гражданской войны[1]. Основной задачей движения стало противодействие ливанскому национальному движению, (LNM) Камалю Джумблату и другим оппозиционным силам, боровшимся за власть в Ливане, защита легитимного правительства.





Авторитетные личности

Основу Ливанского фронта составили видные деятели ливанской интеллигенции:[1]

  • Лидер движения Ливанского фронта — бывший президент Камиль Шамун, глава «Национально-либеральной партии Ливана».
  • Основные участники:

История

Как только началась война в Ливане, и Ливанский фронт был уже сформирован, Национал-либеральная партия Камиля Шамуна, Катаиб Пьера Жмайеля, организации «Танзим» Жоржа Адвана, организации «Стражи Кедра» Этьена Сакера и Армии Освобождения Згорты(«Марада») Сулеймана Франжье сформировали ополчение численностью 18 тысяч человек (в то время, когда население Ливана составляло около 3 миллионов человек). Христианское ополчение контролировало Восточный Бейрут и территории в Горном и Северном Ливане, всего около 30—35 % территории страны; эти территории в основном были населены христианами — маронитами, греко-католиками и православными, хотя, например, в районе города Джубейля проживало значительное число мусульман-шиитов, а ряд населенных пунктов на севере страны, который контролировался Армией Освобождения Згорты, был населен мусульманами-суннитами. Весной 1976 года христианские милиции после ожесточенных боев нанесли поражение объединенной коалиции палестинско-мусульманских вооруженных формирований, стремившейся захватить христианские территории в ходе так называемого «наступления в горах».

В 1978 году, сын Сулеймана Франжье, Тони, и его семья были убиты вооруженными боевиками «Ливанских Сил», выполнявшими приказ Башира Жмайеля, сына Пьера Жмайеля. Именно этот поворотный момент побудил президента Сулейман Франжье отказаться от участия в «Ливанском Фронте»[3]. " В 1982 году "Ливанский Фронт способствовал выбору Башира Жмайеля в президенты. Но 14 сентября 1982 года Башир Жмайель и еще 26 человек погибают от взрыва бомбы в штаб-квартире партии Катаиб.

Распад фронта

Во второй половине 1980-х годов большинство из видных деятелей Ливанского фронта умерли (Пьер Жмайель в 1984 году, Шамун и Шарль Малик в 1987) и были заменены лидерами гораздо меньшего влияния: Жоржем Сааде и Каримом Пакрадуни. Новые лидеры начинают сближение «Ливанского фронта» с Сирией. Дани Шамун, сын умершего Камиля Шамуна, формирует новый «Ливанский фронт», который должен был быть антисирийским, но через неделю после окончания гражданской войны в Ливане в октябре 1990 года, Дани был убит. После его смерти Ливанский фронт окончательно прекратил существование.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ливанский фронт"

Примечания

  1. 1 2 Itamar Rabinovich. [books.google.com/books?id=2PbLcYdLUgsC&pg=PA8 The War for Lebanon, 1970-1985]. — Cornell University Press, 1985. — P. 60. — ISBN 978-0-8014-9313-3.
  2. Edgar O'Ballance. [books.google.com/books?id=iZhJgTkW058C&pg=PR7 Civil War in Lebanon, 1975-92]. — Palgrave Macmillan. — P. 7–. — ISBN 978-0-312-21593-4.
  3. 1 2 Pace, Eric. [www.nytimes.com/1992/07/24/nyregion/suleiman-franjieh-lebanese-ex-chief-dies-at-82.html Suleiman Franjieh, Lebanese Ex-Chief, Dies at 82] (24 July 1992). Проверено 4 июля 2012.

Литература

Отрывок, характеризующий Ливанский фронт

Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.