Литература Танзании

Литература Танзании создаётся преимущественно на английском языке и суахили, при этом литературная традиция на английском языке началась в Танзании только в конце 60-х годов XX века, а традиции литературы суахили в письменной форме уходят в начало XVIII века.

История

Первым известным текстом на суахили является «Утенди Харекали». В дальнейшем жанр утенди (поэма-деяние) продолжал разрабатываться, популярны были также машаили (лирические стихотворения), магази (повествования о военных походах Мухаммеда).

Одним из источников для развития литературы суахили в Танзании называется арабская литература. К примеру, танзанийский пример развития жанра арабской средневековой новеллы — истории об Абу Нувасе.

В начале XX века танзанийцы начали знакомиться с европейской литературой, которая проникала в Африку вместе с колонизаторами: она переводилась на суахили, и в дальнейшем оказывала своё влияние и на развитие местной литературы.

Англоязычные произведения в Танзании начали создаваться в конце 60-х годов XX века. В 1968 году первый в стране роман на английском языке «Смерть под солнцем» написал Питер Палангьо.

Литераторы Танзании

Классиком и первым писателем современной литературной традиции на суахили в Танзании считается Шаабан Роберт.

Среди известных писателей Танзании также следует назвать Мухаммеда Саида Абдуллу, Матиаса Мньямпалу, Юфрейса Кезилахаби, Абдульразака Гурнаха, Эбрахима Хуссейна, Аницети Китерензу, Джулиуса Ньерере, Габриэля Рухумбику и ряд других.

Отрывок, характеризующий Литература Танзании

Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.