Саксен-Лауэнбург

Герцогство Саксен-Лауэнбург
Herzogtum Sachsen-Lauenburg
Государство в составе Священной Римской империи
← 1296 — 1803 1814 — 1876 →   →
Флаг Герб
Лауэнбург в 1848 году
Столица	Лауэнбург (до 1619) Ратцебург (с 1619)

К:Появились в 1296 годуК:Появились в 1814 годуК:Исчезли в 1803 годуК:Исчезли в 1876 году

Герцогство Саксен-Лауэнбург (нем. Herzogtum Sachsen-Lauenburg), известное в XIV—XVII веках как Нижняя Саксония (нем. Niedersachsen), а позднее как герцогство Лауэнбург — имперское княжество, существовавшее в 1296—1803 и в 1814—1876 годах в крайней юго-восточной части Шлезвиг-Гольштейна.

История

Герцогство образовалось в 1296 году в результате раздела владений Асканиев на герцогство Саксен-Лауэнбург и герцогство Саксен-Виттенберг. Столицей герцогства Саксен-Лауэнбург стал город Лауэнбург, а в 1619 году столица была перемещена в Ратцебург. Герцоги Саксен-Лауэнбурга и Саксен-Виттенберга соперничали за право считаться выборщиками императора от имени своего саксонского герцогства.

В 1314 году отсутствие письменного закона о выборах императора привело к тому, что было выбрано сразу два императора: 19 сентября представитель Кёльна, пфальцграф, герцог Саксен-Виттенбергский и Генрих Каринтийский (считавшийся королём Богемии) избрали Фридриха Красивого, а на следующий день выборщики от Майнца, Трира, герцог Саксен-Лауэнбургский и Иоганн Люксембургский (также называвший себя королём Богемии) проголосовали за Людвига Баварского. Чтобы избежать подобных казусов, в 1356 году был опубликован императорский указ, впоследствии известный как «Золотая булла», в котором был строго прописан порядок выборов императора Священной Римской империи и состав выборщиков. Согласно Золотой булле, право выбирать императора получала Виттенбергская ветвь Саксонского дома.

Начиная с XIV века герцогство Саксен-Лауэнбург именовало себя Нижняя Саксония, однако распространённым было и название Саксония для обозначения территорий, входивших в герцогство Саксония в границах 1180 года. Поэтому, когда в 1500 году в Священной Римской империи были образованы имперские округа, тот, в который вошло герцогство Саксен-Лауэнбург и окружающие территории, стал называться «Саксонский округ», а тот, в который вошло управляемое Веттинами курфюршество Саксония — «Верхнесаксонский округ». Однако термин «Нижняя Саксония» всё больше входил в обиход, и «Саксонский округ» был переименован в «Нижнесаксонский округ».

В 1689 году со смертью герцога Юлия Франца угасла мужская линия Саксен-Лауэнбургской ветви рода Асканиев, однако саксен-лауэнбургские законы допускали наследование и по женской линии. Поэтому две оставшиеся к тому времени в живых (из трёх) дочерей Юлия Франца — Анна Мария Франциска и Сибилла Августа — вступили в борьбу за наследство. Этим воспользовался герцог Георг Вильгельм из входящего в состав соседнего Брауншвейг-Люнебурга княжества Люнебург-Целле, который вторгся в Саксен-Лауэнбург со своими войсками, воспрепятствовав восшествию на трон законной наследницы Анны Марии Франциски.

Другие монархии признали права Анны Марии, поэтому конфликт начал разрастаться, втягивая в себя соседние герцогство Мекленбург-Шверин, герцогство Гольштейн, пять управлявшихся представителями рода Асканиев владений в Ангальте, курфюршество Саксонию (где с 1422 года также правили представители рода Асканиев), Швецию и маркграфство Бранденбург. В боевые действия были вовлечены Люнебург-Целле и Датский Гольштейн, которые 9 октября 1693 года согласились, что раз Целле де-факто контролирует почти всё герцогство Саксен-Лауэнбург, то оно к нему и перейдёт, а крепость в Ратцебурге, укреплённая за время владычества Целле и направленная против Гольштейна, будет срыта. Взамен Датский Гольштейн, который захватил Ратцебург и разрушил крепость, выведет свои войска.

Таким образом почти всё герцогство Саксен-Лауэнбург (кроме эксклава Хадельн) перешло к младшей ветви Вельфов — Ганноверской династии, в то время как законные наследницы — Анна Мария Франциска и Сибилла Августа, которые так и не отказались от своих притязаний, были изгнаны и доживали свой век в Плосковицах в Богемии.

Однако император Леопольд I отказал Целле в праве на обладание Саксен-Лауэнбургом, и сохранил Хальден, бывший вне досягаемости для Целле, под своим покровительством. Лишь в 1728 году его сын Карл VI даровал Георгу II Саксен-Лауэнберг в лен, окончательно узаконив захват, совершённый в конце XVII века.

Период Наполеоновских войн

В 1803—1805 годах герцогство было оккупировано французскими войсками, которые потом ушли воевать с Австрией. Осенью 1805 года в начале Войны третьей коалиции герцогство было занято английскими, шведскими и русскими войсками. В декабре Французская империя передала Саксен-Лауэнбург, которым всё равно уже не владела, Прусскому королевству.

В 1806 году, после того, как Наполеон распустил Священную Римскую империю, Пруссия присоединилась к Четвёртой коалиции и вступила в войну с Францией. Осенью 1806 года прусские войска были разбиты в ходе Йена-Ауэрштадтского сражения, Франция вновь оккупировала Саксен-Лауэнбург и включила его в состав своего сателлита — Вестфальского королевства. В 1810 году большая часть бывшей территории герцогства — за исключением Амт-Нойхауса, оставшегося в составе Вестфалии — была аннексирована Французской империей.

В составе Германского союза и уния с Данией

После разгрома Франции Венский конгресс восстановил герцогство Саксен-Лауэнбург, которое стало членом Германского союза. На севере Европы был произведён обмен территориями: Ганновер получил бывшую ранее прусской Восточную Фризию, а Пруссия получила взамен принадлежавший ранее Ганноверу Саксен-Лауэнбург. 7 июня 1815 года Пруссия передала Саксен-Лауэнбург Дании, чтобы компенсировать датские претензии на вошедшую в состав Пруссии бывшую Шведскую Померанию; вдобавок к этому Пруссия выплатила Дании 2,6 миллионов талеров. Герцогство Саксен-Лауэнбург стало управляться датскими королями в рамках личной унии.

В 1864 году Пруссия оккупировала герцогство в ходе датско-прусской войны. В 1865 году собрание сословий Саксен-Лауэнбурга предложило прусскому королю Вильгельму I принять титул герцога Саксен-Лауэнбургского. Он согласился, и стал править герцогством в рамках личной унии. Вильгельм назначил министра-президента Пруссии Отто фон Бисмарка министром Саксен-Лауэнбурга. В 1867 году герцогство вошло в Северогерманский союз.

Интеграция с Германией

В 1871 году герцогство Саксен-Лауэнбург стало одной из составных частей объединённой Германии. В 1876 году правительство герцогства и собрание сословий приняли решение о расформировании герцогства, что и было произведено 1 июля 1876 года. Его территория вошла в состав провинции Шлезвиг-Гольштейн в качестве района «Герцогство Лауэнбург».

Территории, принадлежавшие ранее герцогству, но не входящие в современный район «Герцогство Лауэнбург»

Помимо территории современного района «Герцогство Лауэнбург», в состав герцогства ранее входили и другие земли, в основном расположенные к югу от реки Эльба:

• Полоса земли вдоль южного берега Эльбы от Маршахта до Амт-Нойхаус, соединявшая центр герцогства с его юго-восточной частью. В 1814 году она была передана королевству Ганновер, и теперь является частью района Харбург.
• Сам Амт-Нойхаус с территориями по обеим берегам Эльбы. Был передан королевству Ганновер в 1814 году, и теперь является частью района Люнебург.
• Экслав Хадельн, расположенный в устье Эльбы. В 1689 году был выделен из Саксен-Лауэнбурга и управлялся как отдельная территория под опекой Империи. В 1731 году был присоединён к Бремен-Фердену, в настоящее время является частью района Куксхафен.
• Некоторые из бывших территорий герцогства, расположенных к северу от Эльбы, ныне не входят в район «Герцогство Лауэнбург», так как в ноябре 1945 года в соответствии с соглашением между Барбером и Лященко они вошли в состав советской зоны оккупации Германии.

Герцоги Саксен-Лауэнбургские

Аскании (1260—1689)

В состав герцогов включают Бернхарда и его сына Альбрехта, которые правили герцогством Саксония до его раздела на Саксен-Лауэнбург и Саксен-Виттенберг.

• 1260—1272 — Альбрехт II, правил вместе со старшим братом Иоганном I (разные источники дают разные даты окончания совместного правления)
• 1260—1282 — Иоганн I, правил вместе с младшим братом Альбрехтом II, затем оставил своё владение малолетним сыновьям и удалился во францсиканский монастырь в Виттенберге
• 1282—1296 — Альбрехт II, после отречения старшего брата правил как хранитель, а после его смерти (1295) — как защитник герцогства для трёх племянников
• 1296—1305 — Иоганн II, правил совместно с братьями Альбрехтом III и Эрихом I
• 1296—1305 — Альбрехт III, правил совместно с братьями Иоанном II и Эрихом I
• 1296—1305 — Эрих I, правил совместно с братьями Альбрехтом III и Иоганном II

В 1305 году братья разделили герцогство между собой, образовав линии Бергедорф-Мёлин и Ратцебург-Лауэнбург.

Бергедорф-Мёлин

• 1305—1322 — Иоганн II, единоличное правление
• 1322—1343 — Альбрехт IV, сын предыдущего
• 1343—1356 — Иоганн III, сын предыдущего
• 1356—1370 — Альбрехт V, брат предыдущего
• 1370—1401 — Эрих III, брат предыдущего

В 1401 году старшая ветвь угасла, и Лауэнбург объединился под линией Ратцебург-Лауэнбург

Ратцебург-Лауэнбург

• 1305—1308 — Альбрехт III, правил совместно с братом Эрихом I
• 1305—1338 — Эрих I, правил совместно с братом Альбрехтом III до его смерти в 1308, отрёкся в 1338
• 1338—1368 — Эрих II, сын предыдущего
• 1368—1412 — Эрих IV, сын предыдущего, с 1401 года правил совместно с Эрихом V и Бернхардом II

В 1401 году младшая ветвь унаследовала Лауэнбург и владения старшей ветви.

• 1401—1436 — Эрих V, сын предыдущего, до 1412 года правил совместно с отцом, до 1414 года — совместно с братом Иоганном IV, с 1426 года — совместно с младшим братом Бернхардом II
• 1401—1414 — Иоганн IV, брат предыдущего, правил совместно с братом Эрихом V, до 1412 года — совместно с отцом
• 1426—1463 — Бернхард II, брат предыдущего, с 1426 года правил совместно с братом Эрихом V
• 1463—1507 — Иоганн V, сын предыдущего
• 1507—1543 — Магнус I, сын предыдущего
• 1543—1571 — Франц I, сын предыдущего, отрёкся в пользу сына Магнуса II
• 1571—1574 — Магнус II, сын предыдущего
• 1574—1581 — Франц I, вернулся на престол сместив сына Магнуса II
• 1581—1588 — Магнус II, сын предыдущего, правил совместно с братьями Морицем и Францем II, отрёкся в 1588 году
• 1581—1612 — Мориц, правил совместно с братьями Магнусом II (до 1588 года) и Францем II
• 1581—1619 — Франц II, правил совместно с братьями Магнусом II (до 1588 года) и Морицем (до 1612)
• 1619—1656 — Август, сын предыдущего
• 1656—1665 — Юлий Генрих, брат предыдущего
• 1665—1666 — Франц Эрдман, сын предыдущего
• 1666—1689 — Юлий Франц, брат предыдущего

Вельфы (1689—1803)

В течение 113 лет герцогством правили представители дома Вельфов, однако лишь в 1728 году Карл VI даровал им Саксен-Лауэнберг в лён, узаконив захват, совершённый в конце XVII века.

Брауншвейг и Люнебург-Целле (1689—1705)

• 1689—1705 — Георг Вильгельм Брауншвейг-Люнебургский

Ганноверская династия (1705—1803)

• 1705—1727 — Георг Людвиг, король Великобритании Георг I
• 1727—1760 — Георг Август, король Великобритании Георг II
• 1760—1814 — Георг Вильгельм Фридрих, король Великобритании Георг III, де-факто смещённый в 1803-05 и 1805-14, однако он сохранял титул герцога и не признавал никаких актов Наполеона по этому вопроса. Лишь на Венском конгрессе при полном согласии сторон было решено передать титул его племяннику.

Ольденбургская династия (1814—1864)

В течение 50 лет герцогство Саксен-Лауэнбург, будучи членом Германского союза, находилось в личной унии с королевством Дания

Основная линия (1814—1863)

• 1814—1839 — Фредерик I, король Дании Фредерик VI
• 1839—1848 — Кристиан I, король Дании Кристиан VIII
• 1848—1863 — Фредерик II, король Дании Фредерик VII

Глюксбурги (1863—64)

• 1863—1864 — Кристиан II, король Дании Кристиан IX

Гогенцоллерны (1865—76)

В течение 12 лет герцогство Саксен-Лауэнбург находилось в личной унии с Пруссией, было членом Северогерманского союза, входило в состав Германской империи.

• 1864—1876 — Вильгельм, король Пруссии, президент Северогерманского союза, император Германии

Отрывок, характеризующий Саксен-Лауэнбург

В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.