Никитченко, Иона Тимофеевич

Никитченко Иона Тимофеевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Иона Никитченко (в центре) на Нюрнбергском трибунале</td></tr>
Член Международного военного трибунала в Нюрнберге от СССР
20 ноября 1945 — 1 октября 1946
Рождение:	28 июня 1895(1895-06-28) хутор Тузлуков Багаевского района, Область Войска Донского, Российская империя
Смерть:	22 апреля 1967(1967-04-22) (71 год) Москва, РСФСР
Место погребения:	Введенское кладбище (Москва)
Партия:	КПСС (с 1916)
Образование:	1-й Московский государственный университет
Награды:

Никитченко Иона (Ион) Тимофеевич (28 июня 1895 — 22 апреля 1967) — советский юрист, генерал-майор юстиции, член Международного военного трибунала в Нюрнберге от СССР, судья Верховного Суда СССР.

Биография

Родился на хуторе Тузлуков Багаевского района Ростовской области в крестьянской семье.

В 1908 году окончил сельскую школу на хуторе Тузлуков, затем окончил Новочеркасское высшее начальное училище и Новочеркасское землемерное училище. Работал регистратором, крестьянином, чертежником, заведующим горным отделом Новочеркасского окрисполкома. Учился, но не окончил Донской политехнический институт.

С 1916 года — член РСДРП(б).

С ноября 1917 года по февраль 1918 года — исполнял обязанности начальника участковой дружины Красной гвардии города Новочеркасска.

В марте-мае 1918 года — боец 1-го Донского Революционного Титовского полка. Участвовал в боях под Новочеркасском.

С мая по декабрь 1918 года комиссар центрального жилищного отдела Совета городских комиссаров (Саратов).

С декабря 1918 по февраль 1920 года — заведующий подотделом информации и связи политотдела 4-й армии и Южной группы войск (Самара). Участвовал в боях в марте 1919 года под Уральском.

В феврале-марте 1920 года — политработник политуправления Туркестанского фронта.

До мая 1920 года — секретарь Уполномоченного Реввоенсовета Туркфронта в Семиречьи Д. А. Фурманова. Участвовал в подавлении Верненского восстания.

Иона может часами почти недвижимо оставаться на месте и думать, обдумывать или спокойно и тихо говорить, спокойно и многоуспешно, отлично делать какое-нибудь дело… Глядишь на него, и представляется: попадает он в плен какому-нибудь белому офицерскому батальону, станут, сукины сыны, его четвертовать, станут шкуру сдирать, а он посмотрит кротко и молвит:
— Осторожней… Тише… Можно и без драки шкуру снять…

— Д. А. Фурманов. [az.lib.ru/f/furmanow_d_a/text_0050.shtml#2 Мятеж]. — М.: Правда, 1985. — 632 с. — 500 000 экз.

С мая 1920 года — заместитель председателя Военного трибунала Семиреченской группы войск.

С июля 1920 года — председатель отдела Военного трибунала Туркфронта в Джаркенте.

С сентября 1920 года — председатель Военного трибунала Семиреченской группы войск, член коллегии военного трибунала Туркестанского фронта, заместитель председателя военного трибунала Ферганской группы войск.

С марта 1922 года — член коллегии Военного трибунала Туркестанского фронта, а с марта 1923 года — председатель этого же трибунала.

В 1924 году переведён в Москву и назначен на должность члена коллегии Военного трибунала Московского военного округа. В 1924—1926 гг. член контрольной комиссии РКИ Фрунзенского района г. Москва.

С 1 января 1926 года по 19 июня 1935 года — председатель Военного трибунала Московского военного округа. В 1926—1935 гг. член окружной партийной комиссии Московского военного округа.

До августа 1938 года исполнял обязанности заместителя председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР.

С сентября 1938 года — заместитель председателя Верховного Суда СССР.

В августе 1941 года командирован Народным комиссариатом юстиции СССР и Военной коллегии Верховного Суда СССР на Северо-Западный фронт — уполномоченным по организации военных трибуналов.

В сентябре 1942 года назначен председателем Военной железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР с оставлением в прежней должности.

25 июня 1945 года командирован Правительством СССР в Лондон для участия в переговорах с представителями США, Великобритании и Франции для заключения соглашения о суде над главными немецкими военными преступниками.

Назначен членом Международного Военного трибунала от СССР и до октября 1946 года участвовал в Нюрнбергском процессе.

В марте 1946 года был вторично избран в состав Верховного Суда СССР.

Избирался депутатом Верховного Совета РСФСР. В Верховном Совете РСФСР работал председателем комиссии законодательных предположений. Участвовал в разработке проекта Уголовного Кодекса СССР (1939).

Позже отходит от активной деятельности и выходит в отставку.

Скончался в 1967 г.

Похоронен на Введенском кладбище.

Участие в политических процессах над «врагами народа» (1930-е гг.)

Будучи заместителем Председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР В. В. Ульриха, И. Т. Никитченко принимал активное участие в политических процессах над «врагами народа» в конце 1930-х гг.

В частности, он входил (в качестве председательствующего или члена) в состав судебных коллегий, вынесших приговоры:

• по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (подсудимые Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев-Розенфельд, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев и т. д., всего 16 человек) — приговор вынесен 24 августа 1936 года;
• по обвинению в шпионаже в пользу Японии востоковеда, академика АН СССР А. Н. Самойловича — приговор вынесен 13 февраля 1938 года;
• по обвинению во вредительстве и шпионаже Я. Э. Рудзутака — приговор вынесен 28 июля 1938 года;
• по обвинению в участии в антисоветском заговоре П. Е. Дыбенко — приговор вынесен 29 июля 1938 года;
• по делу об объявлении (заочном) Ф. Ф. Раскольникова «вне закона» — приговор вынесен 17 июля 1939 года;
• и по другим делам.

Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на ХVII Съезде партии, в своём докладе Президиуму ЦК КПСС от 9 февраля 1956 года о деятельности И. Т. Никитченко в рассматриваемый период отмечала следующее:

Установлены факты, когда Военная Коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу. Бывший член Военной Коллегии Верховного Суда СССР Никитченко (ныне генерал-майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора. Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал её внедрению в работу аппарата НКВД. В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система «подготовки» арестованных к заседаниям Военной Коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику.

—

Никитченко выезжал в регионы (Ленинград, Дальний Восток) где председательствовал на процессах по обвинению региональных руководителей в контрреволюционной деятельности. Дела рассматривал по принципу «конвейера». 8 августа 1940 года партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) наложила на него взыскание — строгий выговор — за систематические процессуальные нарушения при рассмотрении уголовных дел на Дальнем Востоке.

Никитченко участвовал в чистках органов военной юстиции в годы Большого Террора.

Юридическая карьера после 1938 года

С сентября 1938 по июль 1949 года Никитченко работал заместителем председателя Верховного Суда СССР.

С 18 августа 1942 года по 18 июня 1949 года председатель Военной железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР.

Занимая эти посты, Никитченко активно способствовал проведению массовых репрессий на транспорте.

С августа 1949 года по сентябрь 1951 года начальник управления линейных судов водного транспорта Министерства Юстиции СССР.

С сентября 1951 года пенсионер.

Участие в Нюрнбергском процессе

Лондонская конференция

И. Т. Никитченко и А. Н. Трайнин представляли СССР на Лондонской конференции основных стран-союзников (СССР, Великобритании, США) и Франции, проходившей с 26 июня по 8 августа 1945 года. Данная конференция была созвана в целях учреждения Международного трибунала над военными преступниками и определения принципов его работы.

На Лондонской конференции И. Т. Никитченко выступал за выработку такой процедуры для Международного трибунала, которая совмещала бы в себе черты континентального и англо-саксонского права и облегчала бы работу суда. В силу этого, позиция советской делегации часто сближалась с позицией Франции (также относящейся к семье континентального права) и нередко расходилась с позициями США и Англии, стремившихся к организации трибунала по преимуществу на принципах, свойственных англо-саксонской правовой семье.

В итоге, по значительному числу организационных и процессуальных вопросов были найдены компромиссные решения. В частности, были приняты следующие предложения Советской делегации:

• установлен принцип очерёдности в назначении председателя трибунала (вместо предлагаемого ранее принципа жеребьёвки)
• местом постоянного нахождения трибунала определён Берлин, а местом проведения процесса — Нюрнберг (данное решение — следствие компромисса между делегациями СССР и США, первая из которых предлагала провести процесс в Берлине, а вторая — в Нюрнберге)
• подсудимым предоставлено право последнего слова
• определено, что обвинительные заключения должны быть подробными (в англо-саксонской системе обвинительный акт представляет только формулу обвинения)
• установлено освобождение от необходимости доказывания общеизвестных фактов, а официальные акты стран-союзниц решено принимать без доказательств
• трибунал получил право отклонять доказательства или показания свидетелей, если он найдёт их не относящимися к делу
• решено было отказаться от стадии предварительного слушания дела, свойственной англо-саксонскому процессу
• трибунал получил право допрашивать подсудимых (сначала эта формулировка не находила поддержки у делегаций США и Великобритании, поскольку англо-саксонская система допускает допрос обвиняемого судом только как свидетеля и только при предъявлении доказательств защиты)

Нюрнбергский процесс

И. Т. Никитченко был сторонником быстрого проведения суда над нацистскими преступниками без особо тщательного соблюдения процессуальных формальностей.

По некоторым данным, он говорил: «Весь смысл Нюрнбергского процесса состоит в том, чтобы обеспечить быстрое и справедливое наказание за преступления».

Под председательством И. Т. Никитченко открылось первое (распорядительное) заседание Международного трибунала 18 октября 1945 г. в Берлине.

При выработке проекта приговора Трибунала по предложению И. Т. Никитченко в нём были расширен раздел о расистских теориях нацистов, об агрессивных идеях «Майн кампф», о планах захвата Европы и особенно её восточной части.

После провозглашения приговора И. Т. Никитченко выразил своё особое мнение, не согласившись с оправданием фон Папена, Фриче и Шахта, чрезвычайно мягким, по мнению советской стороны, наказанием для Гесса, а также отказом Трибунала от признания преступными организациями правительственного кабинета, генерального штаба и высшего командования германских Вооружённых сил.

Образование

В 1928 году окончил 1-й Московский государственный университет.

Воинские звания

17 января 1936 года присвоено воинское звание «дивизионный военный юрист».

11 марта 1943 года присвоено воинское звание генерал-майора юстиции.

Награды

• Орден Ленина (2)
• Орден Красного Знамени
• Орден Красной Звезды
• Орден Отечественной войны I ст.
• Медали

Семья

Сын — Юрий Ионович Никитченко (1923—1957). Был арестован в сентябре 1948 года по обвинению в контрреволюционной деятельности. По некоторым данным, в начале 50-х гг. содержался в Казанской тюремно-психиатрической больнице. Похоронен рядом с отцом.

Ссылки

• [www.movs.ru/about/struktra/rukovodstvo/predsedatel/istoria_vozdei/nikitzenko_ion.php Никитченко Ион Тимофеевич, генерал-майор юстиции]
• Полторак А. И.
  • [www.erlib.com/%D0%90%D1%80%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%B9_%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BA/%D0%9D%D1%8E%D1%80%D0%BD%D0%B1%D0%B5%D1%80%D0%B3%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%8D%D0%BF%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B3/0/ Нюрнбергский эпилог]
  • [www.e-reading-lib.com/chapter.php/45703/31/Poltorak_-_Nyurnbergskiii_epilog.html О тех, кто подписал приговор]

Отрывок, характеризующий Никитченко, Иона Тимофеевич

– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.