Ну, погоди! (выпуск 4)

Ну, погоди! (выпуск 4)
Тип мультфильма	рисованный
Приквелы	Ну, погоди! (выпуск 3)
Сиквелы	Ну, погоди! (выпуск 5)
Режиссёр	Вячеслав Котёночкин
Автор сценария	Александр Курляндский, Аркадий Хайт, Феликс Камов
Роли озвучивали	Клара Румянова (Заяц), Анатолий Папанов (Волк)
Студия	Союзмультфильм
Страна	СССР СССР
Длительность	8 мин. 58 сек.
Премьера	26 июня 1971
Аниматор.ру	[www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=2592 ID 2592]

Ну, погоди! (выпуск 4) — четвёртый мультипликационный фильм из серии «Ну, погоди!». Действие фильма происходит на стадионе. Единственная серия, где основной сюжет продолжается прямо с последнего кадра пролога после титров, а также единственная, где Заяц вообще не появляется в прологе.

Сюжет

Предыстория

Действие начинается на стадионе. Волк заметил на табло фразу «Привет спортсменам!», исправил на «Привет ВОЛКУ!», а потом — исправил слово «Привет» на ПрЮвет. Затем выхватывает у бегового судьи Барсука стартовый пистолет и выпаливает в воздух, побежав после выстрела. Обращая внимание на отстающих бегунов, он смеётся и не замечает, что бежит наверх по трибуне. Достигнув последней ступени, он падает вниз, угрожающе произнеся: «Ну, Заяц!», после чего падает прямо в песочницу, напугав медведя-штангиста и говорит «Ну, погоди!»

Основной сюжет

Волк встаёт из песочницы. Медведь смеётся над ним. Тогда Волк демонстрирует всем своё «умение» держать штангу. Уронив её, он бегает за бабочкой, которая, по его мнению, помешала ему удержать штангу, и видит Зайца, сидящего на трибуне, на ухо которого и села бабочка. Попытавшись ударить двух своих врагов за раз, Волк падает. Блин от штанги бьёт его по голове, и Заяц множится у него в глазах. Маша руками, он сердито произносит: «Ну, Зайцы, погодите!». В следующей сцене Бегемот строит «город», Заяц же, убегая от Волка, перепрыгивает его, а Волк разбивает. Бегемот сердится и грозит ему кулаком. Заяц убегает в спортзал, Волк за ним. Найдя его в гимнастическом зале, он пытается его поймать, но неудачно, Заяц опять убегает, причём, перед этим, пока они с Волком оба прыгали и тот пытался его схватить на лету, Заяц нарочно раздевал Волка почти догола. В следующей комнате Мишка-панда испытывает на Волке боевые приёмы самбо, вследствие чего тот убегает оттуда. В погоне за Зайцем волк опять разбивает творение Бегемота, и тот в ярости ломает биту о колено. Кенгуру прыгает с шестом через планку, и Заяц хватается за шест. Волк пытается его скинуть, кидаясь кедами, а затем, когда кеды остались торчать на верхушке опор для планки, сам решает прыгнуть с шестом; но вместо того чтобы схватить Зайца, катапультируется и, сделав гигантский полёт над стадионом, приземляется прямо на фигуру «пулемётное гнездо» Бегемота. И когда тот за это специально кидает в него биту, она ударяет Волка с такой силой, что ему становится больно и он улетает в свою рубку. А там, заметив, что он потерял свою золотую медаль, произносит: «Ну, Заяц…», выплёвывает городошную чурочку, попавшую к нему в пасть, и, снова произнеся эту же фразу, набирает на большом экране надпись «НУ, ПОГОДИ!»

Создатели

режиссёр	Вячеслав Котёночкин
сценаристы	Александр Курляндский, Аркадий Хайт, Феликс Камов
художник-постановщик	Светозар Русаков
аниматоры	Виктор Арсентьев, Юрий Бутырин, Виктор Лихачёв, Олег Комаров, Владимир Зарубин
оператор	Елена Петрова
звукооператор	Георгий Мартынюк
муз. оформление	Геннадий Крылов
роли озвучивали	Клара Румянова (Заяц), Анатолий Папанов (Волк)

Использованные мелодии

• «Футбольный марш» (музыка — Матвей Блантер). Волк в кабинке.
• «Хромой король» («Король — победитель») (музыка — Александр Дулов, слова — Морис Карем, русский текст — Михаил Кудинов, исполняет Вадим Мулерман). Волк спускается по стадиону.
• «Водные лыжи» («Vízisí») (автор музыки — Тамаш Деак (Deák Tamás), исполняют венгерский вокальный ансамбль «Гармония» (Harmónia) и танцевальный оркестр венгерского радио (Magyar Rádió Tánczenekara)). Заставка и титры.
• «Духовой оркестр» («Orkiestry Dęte») (музыка — Уршула Жечковска (Urszula Rzeczkowska), слова — Ян Тадеуш Станиславски (Jan Tadeusz Stanisławski), исполняет Халина Куницка (Halina Kunicka). Волк и штанга
• «Ча-ча-ча Ямайка» (музыка — П. Стон, исполняет инструментальный ансамбль миниатюр п/у Виктора Чижика). Волк бежит за бабочкой.
• «Не спеши» (музыка — Арно Бабаджанян). Волк после удара блином по голове.
• «Джаз-марш» (музыка — Анатолий Арский, исполняет эстрадный оркестр Всесоюзного радио п/у Александра Варламова). Погоня за зайцем на улице.
• «Парафраз на темы песен Юрия Милютина из к/ф „Сердца четырёх“» (музыка — Юрий Милютин, исполняет эстрадный оркестр Алексея Мажукова «ВИО-66»). Волк в спортзале.
• «Хлопайте в ладоши/Я держу ритм» («Clap Yo' Hands/I Got Rhythm») (музыка — Джордж Гершвин, исполняет эстрадный оркестр Всесоюзного радио, дирижёр Сэм Каппер).
• «Увертюра из к/ф „Я шагаю по Москве“» (музыка — Андрей Петров, исполняет концертный эстрадный ансамбль Всесоюзного радио и Центрального телевидения п/у Вадима Людвиковского).

Награды

• 1972 — XVIII МФ спортивных фильмов в Кортина д’Ампеццо (Италия) — Премия по разделу детских фильмов и Серебряный приз Итальянского спортивного центра;
• 1972 — IV ВФ спортивных фильмов, Одесса — Серебряная медаль

Ссылки

• [www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=2592&sp=1 Кадры из фильма]
• [my-ussr.ru/sovetskie-diafilmy/multfilmy/214-nu-pogodi-vypusk-4.html Диафильм Ну, погоди! выпуск 4]

Отрывок, характеризующий Ну, погоди! (выпуск 4)

В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.