Пандейру
| Пандейру | |
 Пандейру Обратите внимание на способ крепления мембраны | |
| Классификация | |
|---|---|
| Родственные инструменты | |
| Связанные статьи | |
Пандейру (порт. Pandeiro) — ударный музыкальный инструмент, родственный бубну, используемый в Южной Америке, Португалии и других странах.
В Бразилии пандейру считается народным музыкальным инструментом]][1], душой самбы. Ритм пандейру дополняет звучание атабаке при его использовании в музыкальном сопровождении бразильской капоэйры.
На инструменте играют как на бубне: ударяя по мембране, встряхивая весь инструмент.
Пандейру отличается от бубна возможностью настройки, что позволяет исполнителю выбрать желаемую высоту звука. Корпус имеет металлические джинглы, именуемые platinelas, которые дают четкий, сухой и менее устойчивый тон, чем при игре на тамбурине.
Он держится в одной руке, а другая рука бьет по мембране. Ритмы пандейру играются с использованием ударов ладони, большого пальца, пальцами и пяткой ладони. Также пандейру можно просто трясти, что также будет извлекать звук, или провести пальцем по мембране, что даст красивое дребезжание, называемое рол (roll).
Пандейру используется в бразильских формах музыки, таких как самба (samba), шору (choro), коку (coco) и музыке капоэйры (capoeira). Бразильский пандейру происходит от испано-португальского инструмента pandeireta.
Изображения
- Пандейру
- Pandeiro.jpg
- Pandeiro3.JPG
- Pandeiro2.JPG
Напишите отзыв о статье "Пандейру"
Примечания
- ↑ [www.music-dic.ru/html-music-enc/b/1290.html Статья "Бразильская музыка" в Музыкальной энциклопедии в 6 тт., 1973-1982]
См. также
Ссылки
- Джозеф Говард. [uroki-music.com/index.php?nma=catalog&fla=stat&cat_id=4&page=1&nums=19 Барабаны в Америках]. — 1967. — ISBN 9780825601804.
|
Это заготовка статьи о музыкальных инструментах. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Пандейру
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
