Агого (музыкальный инструмент)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Агого
Ган ()

Современный хромированный агого с палочкой
Классификация

Ударный инструмент, Идиофон

Родственные инструменты

Ковбелл

Связанные статьи

Самба (музыка), Музыка в капоэйре

Агого на Викискладе
Агого (музыкальный инструмент)Агого (музыкальный инструмент)

Агого (порт. agogô) — бразильский народный музыкальный инструмент, имеющий африканское происхождение[1]. Исполняет ведущую роль в создании ритмической полифонии в кандомбле, капоэйре, макулеле и карнавальной самбы.





Конструкция

Представляет собой два, три или четыре колокольчика без языков, соединенных металлической изогнутой ручкой. Колокольчики имеют разные размеры, поэтому издают звуки разной высоты. Звук извлекается ударами деревянной или металлической палочкой по колокольчикам. Иногда изготавливался из надпиленной скорлупы кокосовых орехов, посаженных на деревянную рукоять.

Этимология

Слово «agogô» на африканском языке йоруба обозначает колокол. На языке народа наго (Nagô), относящегося к племенам йоруба и попавшего в Бразилию из африканского королевства Кету (современный Бенин), слово «akokô» значит часы или время, а также звук, издаваемый любым металлическим музыкальным инструментом.

Распространение и названия в Африке

Итальянский капуцин Кавацци первым из европейцев описал такой инструмент в отчётах о своей миссии в Анголе в XVI веке. Этот инструмент, по-английски называемый double-bell, а по-французски cloches, широко распространён в Африке среди многих народностей семьи банту. Народы лунда и чокве называют его «рубэмбе» (Rubembe)[2], а в провинции Кабинда он известен как «чингонго» (Chingongo). У других народов банту носит название «нгонжé» (Ngongê) или «нгонго» (Ngongo). В Дагомее, Нигерии и Судане двойной колокольчик называется «нгомбе» (Ngombe)[3].

В Бразилии

В Бразилию агого был завезён рабами из Анголы, Конго и Мозамбика. Изначально в Бразилии агого использовался в культах кандомбле в Баие и Шанго в Пернамбуку. Позже стал употребляться в афро-бразильских ритмах «маракату» (порт. Maracatu) в Пернамбуку, где носил название «гонгé» (gonguê), «ган» (gan, ) или «шерэ» (xeré)[3].

В афро-бразильских религиозных культах кандомбле агого принадлежит Ориша Огум (Orixá Ogum) и может называться «ган» (). Является сакральным предметом и перед применением должен пройти ритуал очищения, который состоит из омовений листьями, травой, подношений растений, животных и минералов для обретения «жизненной силы» (axé), необходимой для её обмена с духами при трансе инициированных.

В Баие агого был введён народностью йоруба. Позже агого стал использоваться в макумбах Рио-де-Жанейро, в игре капоэйры в Баие и Рио-де-Жанейро, в макулеле. Кроме этого агого применяется афро-блоками «афошэ» (afoxé), а также в ритмах «ижеша» (ijexá) и «агерé» (aguerê)[3].

Роль ритма агого

В кандомбле агого ведёт главные линии ритма, ориентирует атабаке (а их в ритуалах используется три) в музыкальном пространстве и обладает статусом «маэстро» в перкуссионном ансамбле. Однако, до настоящего времени ни в одном исследовании о музыке кандомбле не встречается точная классификация руководящего ритма агого в организации музыкального сопровождения и его связь с ритуалами[4].

Ритмический рисунок, исполняемый агого, является основой полиритмичной структуры бразильской карнавальной самбы в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, и незаменим в игре капоэйры и макулеле. Агого не входит в состав аккомпанемента самбы де рода, в которой основную линию ритма выполняют пандейру и тарелка-нож.

В современной рок-музыке

Дэвид Бирн, основатель группы Talking Heads, использовал агого при записях альбомов и на концертах. Агого исполняет выдающуюся роль в барабанных соло Нила Пирта на концертах группы Rush. Ещё один пример употребления этого инструмента — композиция «Addicted To Drugs» группы Kaiser Chiefs. Прекрасное соло агого можно также услышать в песне «Daft Punk Is Playing At My House» LCD Soundsystem.

Напишите отзыв о статье "Агого (музыкальный инструмент)"

Примечания

  1. [www.music-dic.ru/html-music-enc/b/1290.html Статья «Бразильская музыка» в Музыкальной энциклопедии в 6 тт., 1973—1982]
  2. [purl.pt/23723 CARVALHO, Henrique de. Ethnographia e história tradicional dos povos da Lunda (Expedição portuguesa ao Muatiânvua), pp. 364—379. — Lisboa: Imprensa Nacional, 1890.] (порт.)
  3. 1 2 3 [www.dicionariompb.com.br/agogo/dados-artisticos Agogô] (порт.). Dicionário Cravo Albin da Música Popular Brasileira. Проверено 12 августа 2013. [www.webcitation.org/6J0Gg5tcV Архивировано из первоисточника 20 августа 2013].
  4. FONSECA, Edilbero José de Macedo. [www.tecap.uerj.br/pdf/v3/fonseca.pdf “...Dar rum ao orixá...”] (порт.) (2006). Проверено 15 августа 2013. [www.webcitation.org/6J0GhD108 Архивировано из первоисточника 20 августа 2013].

См. также

  • Капоэйра

Ссылки

  • [great-music.ru/thesaurus/musical-instruments/4-agogo Агого — музыкальный инструмент | Великая музыка]
  • Джефф Стронг. Ударные инструменты для «чайников». — Диалектика, 2010. — 304 с. — ISBN 0-7645-5357-7.

Отрывок, характеризующий Агого (музыкальный инструмент)



Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.