Пастора, Эден

Эден Пастора
исп. Edén Atanacio Pastora Gómez
Имя при рождении:	Эден Атанасио Пастора Гомес
Псевдонимы:	Comandante Cero
Дата рождения:	22 января 1937(1937-01-22) (87 лет)
Место рождения:	Сьюдад-Дарио
Гражданство:	Никарагуа Никарагуа (ранее также Коста-Рика Коста-Рика)
Партия:	СФНО, Революционно-демократический альянс, Движение демократического действия
Основные идеи:	левый популизм, сандинизм
Род деятельности:	полевой командир, политик, министр

Эде́н Атанасио Пасто́ра Го́мес (исп. Edén Atanacio Pastora Gómez; Сьюдад-Дарио, 22 января 1937) — никарагуанский политик, военный и государственный деятель. Полевой командир по прозвищу Comandante Cero, активный участник сандинистской революции. Впоследствии противник режима СФНО, основатель оппозиционного Революционно-демократического альянса (ARDE), участник антиправительственной вооружённой борьбы. Министр в правительстве Никарагуа.

Борьба с сомосизмом

Эдену Пасторе было семь лет, когда его отец был убит национальными гвардейцами Анастасио Сомосы-старшего. Учился в иезуитском колледже, потом изучал медицину в Гвадалахарском университете (Мексика). Проникся идеями Сандино. Изначально стоял на левосоциалистических популистских позициях, вёл агитацию среди крестьян и индейцев южных районов Никарагуа.

С конца 1950-х участвовал в антисомосистских акциях, был склонен к силовым вооружённым формам. Арестовывался национальной гвардией, подвергался пыткам. В середине 1960-х установил контакты с СФНО. Группа Пасторы особенно активно практиковала террористические акции против режима Анастасио Сомосы-младшего. Эден Пастора принял псевдоним Comandante Cero.

Эден Пастора был организатором и руководителем резонансной акции 22 августа 1978 года — захвата Национального дворца и взятия нескольких десятков заложников из никарагуанской элиты. (Пастора дал операции название Chanchera — «Свинарник»). Сомоса вынужден был выполнить требования Пасторы и освободить группу лидеров СФНО во главе с Томасом Борхе (будущий политический противник Пасторы).

В 1978—1979 годах Пастора командовал Южным фронтом сандинистов. Против его отрядов были брошены крупные соединения национальной гвардии. Это ограничило возможности его наступления, но отвлекло значительные силы с севера и от Манагуа ускорив поражение Сомосы.

После победы сандинистской революции Эден Пастора стал заместителем министра обороны Никарагуа (министром был Умберто Ортега, брат лидера СФНО). Он возглавил также никарагуанское народное ополчение. Однако Пастора никогда не входил в политическое руководство СФНО и никогда не имел полного доверия к сандинистской верхушке.

Против сандинистов и контрас

К 1981 году Эден Пастора полностью разочаровался в сандинистской политике. Авторитаризм сандинистского руководства, сближение с СССР, явная ориентация на «реальный социализм», прокоммунистические тенденции министра внутренних дел Борхе, а главное, тяжёлое положение крестьянства снова привели Comandante Cero к жёсткому конфликту с властями. Негодование Пасторы вызывал и образ жизни партийной элиты, напоминавший роскошество клана Сомосы.

Я не покидал СФНО — они покинули меня. Те, кто предал наши идеалы ради марксизма-ленинизма. Люди наказали их поражением 1990 года.
Эден Пастора

7 июля 1981 года Эден Пастора организовал оппозиционный «Сандинистский революционный фронт» (FRS) и обнародовал свой политический манифест. В 1982 году Пастора учредил в Сан-Хосе «Революционно-демократический альянс» (ARDE) для борьбы с «изменниками делу Сандино». Базой для атак стали северные районы Коста-Рики. Политическое содействие оказал давний друг Пасторы — президент Панамы Омар Торрихос, организовавший для него необходимые контакты в США.

Пастора категорически отказался от союза с северными контрас, впоследствии создавшими коалицию «Никарагуанское сопротивление». Для сандинистского команданте было неприемлемо сотрудничество с бывшим сомосовским гвардейцем Энрике Бермудесом, представителем сомосовской элиты Аристидесом Санчесом или правым неоконсерватором Адольфо Калеро. Предложение присоединиться делались Пасторе через левоцентриста Альфонсо Робело, но переговоры окончились безрезультатно.

Мы были не контрас, а диссидентами — вели политическую борьбу, а не войну.
Эден Пастора

Лидеры контрас, а также США были весьма заинтересованы в присутствии Пасторы в объединённой антисандинистской оппозиции. Его репутация, популярность и левый радикализм могли заметно повысить общую популярность движения. Отказ Пасторы от альянса спровоцировал месть ЦРУ — был распространён слух о причастности Пасторы к наркоторговле. Реальных фактов масштабного наркобизнеса и личной причастности доказательно не установлено.

30 мая 1984 году против Пасторы был совершён теракт. Взрыв произошёл во время пресс-конференции в городе Ла-Пенка, контролируемом партизанами Пасторы. Погибли 7 человек, Пастора был ранен, но остался жив. Первоначально предполагалось, что попытку убийства предприняло ЦРУ в отместку за отказ присоединиться к северным контрас. Впоследствии выяснилось, что неудачный теракт организовали сандинистские власти для устранения политического противника руками аргентинских ультралевых.

Изоляционистская позиция Пасторы отсекла его от американской помощи. В военном отношения акции ARDE имели ограниченный результат, несопоставимый с действиями правых контрас. К 1985 положение отрядов Пасторы в Коста-Рике стало критическим. 16 мая 1986 года Эден Пастора сообщил о сворачивании вооружённой борьбы, сдался коста-риканской гражданской гвардии и запросил политического убежища в Коста-Рике.

Попытки самостоятельной политики

В 1989 году, после мирных соглашений сандинистского правительства с контрас, Пастора вернулся в Никарагуа. Он попытался включится в политический процесс, вступил в альянс с небольшой социал-христианской партией. Снова попытался выдвинуть альтернативу как сандинистам, так и правым:

Мы против империализма Москвы и Вашингтона. Я предлагаю третий тип правительства — без советских танков и американских долларов.
Эден Пастора

Пастора рассчитывал на свою личную популярность, но все фигуры, связанные с десятилетней войной, отторгались никарагуанским обществом. На первых свободных выборах 25 февраля 1990 года Пастора и его сторонники не достигли успеха. Победу одержали представители невооружённой оппозиции. После неудачи на выборах Пастора на два года вернулся в Коста-Рику.

В 1994 году он попытался сформировать новую политическую организацию — Движение демократического действия (MAD). Пастора планировал выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах 1996 года. Но кандидатура Эдена Пасторы была снята, поскольку законодательство запрещает баллотироваться в президенты лицам с двойным гражданством (Пастора был на тот момент гражданином Никарагуа и Коста-Рики).

Пастора принял участие в мексиканских событиях 1994—1995 — восстании сапатистов субкоманданте Маркоса. Сподвижники Маркоса обратились к Пасторе, который написал экспертный доклад для президента Мексики Эрнесто Седильо. Пастора призвал не применять силовых методов. Его обращение возымело эффект и способствовало мирным переговорам.

Семья, быт, культура

Личная жизнь Эдена Пасторы складывалась сложно, были расторгнуты три брака. Столь же трудно велись финансовые дела. В 2001 году Пастора вынужден был распродавать личное имущество для покрытия насущных расходов.

Первое, что теряет революционер — это свою жену. Последнее — свою жизнь. Между женщиной и жизнью мы теряем свободу, счастье, способность жить.
Эден Пастора

В периоды отхода от политической деятельности — середина 1970-х, конец 1990-х, начало 2000-х — Эден Пастора занимался бизнесом: коммерческой рыбной ловлей на пограничной с Коста-Рикой реке Сан-Хуан.

В 2006 году режиссёр Альваро Пардо снял фильм Edén Pastora — Komentaja Nolla. Картина рассказывает о судьбе команданте Пасторы и посвящена его возвращению в никарагуанскую политику.

Снова в союзе с Ортегой

В ноябре 2006 года Пастора баллотировался в президенты, получив всего 0,27 % голосов. Вскоре после этого он объявил о своём примирении с сандинистами. Поскольку избранный президентом Даниэль Ортега к тому времени признал ошибки прежнего правления, это удалось сделать, сохраняя лицо.

Лидер только один: Даниэль Ортега. Он продолжает революционный путь к свободе и демократии. Только он может гарантировать социальные программы. Если не он, антисандинисты разрушат всё. Мы уже видели их два десятилетия назад — приватизация четырёхсот предприятий, демонтаж железных дорог, лишь бы искоренить сандинизм, более полумиллиона вынужденных переселенцев на работу в Коста-Рику.
Эден Пастора

В 2010 году Пастора получил от президента Ортеги назначение на специально созданную должность министра по развитию бассейна реки Сан-Хуан. В сопровождении армейского подразделения Пастора занял остров Исла-Калеро (площадью в 151 квадратный километр, расположен в Карибском море к северу от костариканского побережья) для проведения донноуглубительных работ с целью строительство канала, соединяющего Сан-Хуан с Атлантическим океаном. Возник дипломатический и международно-правовой конфликт. Правительство Коста-Рики считает занятый остров своей суверенной территорией. Кроме того, оно обвинила Пастору в нанесении тяжёлого ущерба экологии. Коста-риканская прокуратура возбудила уголовное преследование Пасторы.

Скандал остаётся пока неурегулированным. 17 декабря 2013 года по заявлению правительства Коста-Рики Эден Пастора объявлен в розыск по линии Интерпола.

Все политические силы Никарагуа, участвовавшие в гражданской войне, с 1980-х сильно эволюционировали. Сандинисты сдвинулись далеко вправо, контрас — заметно влево. Эден Пастора в принципе остался на тех же популистско-социалистических позициях, с которых начинал свою борьбу полвека назад.

Отрывок, характеризующий Пастора, Эден

Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…