Северный Таиланд
Северный Таиланд (тайск.ภาคเหนือ) — регион на севере Таиланда, граничит с Мьянмой и Лаосом.[1]
География
Природа Северного Таиланда представлена в основном лесистыми горами, являющимися началом Гималаев, и плодородными речными долинами. Средняя высота над уровнем моря составляет 1500 м, самая высокая точка — гора Дойинтанон (2565 м). В прежние времена, склоны гор были покрыты густыми лесами. Северный Таиланд — это регион тика, где до сих пор в лесу работают слоны.[2]
Главные реки: Йом, Пинг, Ванг и Нан[3].
Климат
С декабря по февраль, температура днем колеблется от 20 °C до 28 °C, а ночью в горах может опускаться до 0 °C. По утрам в провинции Чиангмай в это время года бывает около 10 °C тепла, в остальных провинциях свыше 20 °C.
Жаркий сезон длится с апреля по май, когда воздух прогревается выше 30 °C. В этот период возможны сильные кратковременные грозы с проливными дождями, которые ещё называются манговыми дождями, потому что приходятся на время созревания манго. Манговые дожди на севере начинаются раньше (иногда даже в феврале), на юге — позже.
С июня по октябрь, начинается сезон дождей. В этот период температура держится на уровне 23 — 33 °C.[4]
История
Северный Таиланд является составной частью легендарного Золотого Треугольника — колыбели тайской цивилизации.
Первой цивилизацией, которая оказала влияние на Север Таиланда, стала Харипунджая, монское государство, которое было основано в Лампхуне в конце VIII — начале IX в. Поддерживая крепкие связи с монскими королевствами на юге, оно веками оставалось культурным и религиозным центром Севера. Тайцы пришли сюда уже после монов, мигрировав из Китая в VII—XI вв., и основали маленькие княжества в северных районах.
В 1238 г. образовалось первое, действительно независимое тайское королевство Сукхотай. В его времена был создан тайский алфавит и откуда берёт начало традиционное тайское искусство. Большая часть территории Северного Таиланда — некогда бывшая независимым государством.
Главным среди тайских переселенцев был король Менграй, который вскоре после основания государства Сукотай, начал организовывать такое же объединенное государство на Севере.
В 1292 г. Менграй основал на юго-западе город Чианграй и перенес туда столицу. Расширяя территорию княжества, Менграй в 1296 г. закладывает город Чиангмай («новый город»), который стал столицей государства Ланнатхай («Страна миллиона рисовых полей тайцев»). Менграй, связанный родственными узами со всеми правителями соседних тайских княжеств и единственный из тайских князей, происходящий по прямой линии от правителей старого Чиангсена, добился признания себя как верховного правителя всех таи в регионе, объединил, помирил между собой или завоевал окрестные тайские княжества и был коронован как первый король государства Ланнатхай. Это государство, иногда называемое королевством Чиангмай.
Умирая, Менграй учредил новую династию, которой суждено было увидеть двухвековой период несравненного расцвета и культуры и искусства.
После экспансионистского правления Тилока (1441—1487) чередой пошли слабые, мелочные короли, в то время как Аюттхая продолжала своё враждебное продвижение на Север. Но окончательно прекратили существование династии Менграй бирманцы, которые захватили Чиангмай в 1558 г. и при помощи марионеточных правителей контролировали территорию Ланны на протяжении следующих двух веков. В 1767 г. бирманцы уничтожили тайскую столицу Аюттхаю, но тайцы вскоре собрались под началом короля Таксина, который с помощью короля Ламнанга Кавилы постепенно вытеснил бирманцев на Север. В 1774 г. Кавила отвоевал Чиангмай, к тому времени превращенный в руины, и принялся за его восстановление. Город должен был исполнять роль новой столицы. После Кавилы Севером правили неумелые князья вплоть до второй половины XIX в., когда появились колонисты. Британия прибрала к рукам Верхнюю Бирму, а бангкокский Рама V начал проявлять интерес к северным территориям, где со времен подписания неравноправного договора в 1855 г. у британцев был прибыльный бизнес по заготовке и транспортировке леса. Король хотел избежать присоединения. Он насильно переселил на Север некоторое количество этнических тайцев с тем, чтобы противостоять британским требованиям о суверенитете территории, занятой Тхайяй (Шан), где было много жителей из Верхней Бирмы. В 1877 г. Рама V назначил специальных уполномоченных представителей Чиангмая, Лампхуна и Ламнанга, чтобы лучше объединить этот регион и центр. Эти связи были усилены в 1921 г., когда в Бангкок проложили железную дорогу. С тех пор Север, основываясь на своем сельскохозяйственном изобилии, стал по-настоящему процветающим регионом. Здесь, как и во всем Таиланде, последние десятилетия происходили экономические бумы, что немало способствовало росту туризма. 80 % населения Севера живут в сельской местности и занимаются натуральным хозяйством, все с большим трудом зарабатывая на жизнь. Это связано с резким ростом численности населения и со спекуляцией земли на нужды туризма и агропромышленности.
Административное деление
В Северный Таиланд входит 17 провинций.
№ | Герб | Название провинции | Адм. центр | ISO | Население, чел. (2010) |
Площадь, км² |
Плотность, чел./км² |
Изображение |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
1 | Чиангмай (ชียงใหม่) |
Чиангмай | TH-50 | 1 708 564 | 20 107,0 | 84,97 | ||
2 | Лампхун (ลำพูน) |
Лампхун | TH-51 | 406 178 | 4 508,9 | 90,08 | ||
3 | Лампанг (ลำปาง) |
Лампанг | TH-52 | 731 710 | 12 534,0 | 58,38 | ||
4 | Уттарадит (อุตรดิตถ์) |
Уттарадит | TH-53 | 427 917 | 7 838,6 | 54,59 | ||
5 | Пхрэ (แพร่) |
Пхрэ | TH-54 | 417 689 | 6 538,6 | 63,88 | ||
6 | Нан (น่าน) |
Нан | TH-55 | 443 484 | 11 472,1 | 38,66 | ||
7 | Пхаяу (พะเยา) |
Пхаяу | TH-56 | 407 822 | 6 335,1 | 64,38 | ||
8 | Чианграй (เชียงราย) |
Чианграй | TH-57 | 1 157 302 | 11 678,4 | 99,10 | ||
9 | Мэхонгсон (แม่ฮ่องสอน) |
Мэхонгсон | TH-58 | 193 005 | 12 681,3 | 15,22 | ||
10 | Накхонсаван (นครสวรรค์) |
Накхонсаван | TH-60 | 975 632 | 9 597,7 | 101,65 | ||
11 | Утхайтхани (อุทัยธานี) |
Утхайтхани | TH-61 | 290 204 | 6 730,2 | 43,12 | ||
12 | Кампхэнгпхет (กำแพงเพชร) |
Кампхэнгпхет | TH-62 | 783 379 | 8 607,5 | 91,01 | ||
13 | Так (ตาก) |
Так | TH-63 | 514 259 | 16 406,6 | 31,34 | ||
14 | Сукхотхай (สุโขทัย) |
Сукхотхай | TH-64 | 617 157 | 6 596,1 | 93,57 | ||
15 | Пхитсанулок (พิษณุโลก) |
Пхитсанулок | TH-65 | 896 095 | 10 815,8 | 82,85 | ||
16 | Пхичит (พิจิตร) |
Пхичит | TH-66 | 530 754 | 4 531,0 | 117,14 | ||
17 | Пхетчабун (เพชรบูรณ์) |
Пхетчабун | TH-67 | 931 337 | 12 668,4 | 73,52 | ||
Всего | 11 432 488 | 169 648 | 67,39 |
Напишите отзыв о статье "Северный Таиланд"
Примечания
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_geo/8088/%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9 Северный Таиланд]
- ↑ [atlasmap.ru/index.php/asia/44901 Северный Таиланд]
- ↑ [thaikingdom.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=48&Itemid=39&change_css=red Основные географические регионы]
- ↑ [www.tailand-travel.ru/info_2.php Достопримечательности и экскурсии Северного Таиланда.]
|
Отрывок, характеризующий Северный Таиланд
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.