Служба безопасности ПНР

Служба безопасности Министерства внутренних дел
польск. Służba Bezpieczeństwa Ministerstwa Spraw Wewnętrznych
Страна	ПНР ПНР
Создана	1956
Распущена (преобразована)	1990
Юрисдикция	Министерство внутренних дел
Штаб-квартира	Варшава
Средняя численность	более 24 тысяч штатных сотрудников, около 90 тысяч негласных информаторов (1989 год)
Предшествующая служба	Комитет общественной безопасности
Преемственная служба	Управление охраны государства
Руководство
Владислав Виха Мечислав Мочар Рышард Матеевский Богуслав Стахура Владислав Частонь Генрик Данковский Ежи Карпач

Служба безопасности МВД ПНР (польск. Służba Bezpieczeństwa Ministerstwa Spraw Wewnętrznych, SB; в русской транскрипции — СБ) — спецслужба и политическая полиция ПНР в 1956—1990. Входила в структуру Министерства внутренних дел как подразделение государственной безопасности. Официально в задачи СБ ставилось обеспечение общественного порядка, сбор информации государственного значения, контрразведка, борьба с терроризмом, охрана государственных границ. Реально главной функцией было подавление политической оппозиции режиму ПОРП, прежде всего правозащитного, католического и рабочего движения. Расформирована в 1990 после смены общественно-политического строя Польши.

Предыстория

Первый карательный орган коммунистического режима Польши — Министерство общественной безопасности (МОБ) — был учреждён в январе 1945, ещё до окончания Второй мировой войны. Основу МОБ создала структура Департамента общественной безопасности Польского комитета национального освобождения, находившегося под контролем коммунистической ППР. МОБ являлось главным инструментом политических репрессий сталинистского периода 1948—1953 — подавления сопротивления Армии Крайовой, партийной чистки в ПОРП, преследований католической церкви.

После смерти Сталина и Берута МОБ было расформировано (некоторые функционеры министерства привлечены за «нарушения социалистической законности»). В 1954 на месте МОБ был создан Комитет общественной безопасности. Статус карательной службы понизился, но в структуре и функциях не произошло изменений.

Два года спустя, после событий октября 1956, новое партийное руководство во главе с Владиславом Гомулкой провело реформу карательных органов. Госбезопасность была включена в систему МВД, наравне с гражданской милицией. Это воспринималось как знак «либерализации» — политическая полиция подчинялась правоохранительному органу и переходила от массового террора к селективным репрессиям. Значительно сократился оперативный штат и сеть тайных информаторов. На место ветеранов ППР с их навыками партизанской войны и терактов пришли более молодые сотрудники без опыта откровенного террора.

Однако изменения носили количественный, а не качественный характер. Назначение структуры, её функции и методы в принципе оставались прежними. Произошло тесное переплетение функций милиции и госбезопасности. В результате не столько СБ вошла в правовое поле, сколько политизировалась гражданская милиция. МВД в целом превратилось в орган политического контроля и политического сыска. Такая ситуация сохранялась и в 1970-х, хотя при правлении Эдварда Герека масштабы политического насилия в Польше уменьшились.

Статус

Особое положение СБ в системе МВД отражалось в том, что большую часть времени (за исключением периода 1965—1969) СБ формально не имела собственного начальника. Эта функция исполнялась министром либо одним из его заместителей.

Формально-правовые основы функционирования СБ МВД были окончательно сформулированы лишь в июле 1983 и уточнены в 1985—1986. До того действовало положение 1960 и ведомственная инструкция об оперативной деятельности 1970.

СБ МВД ПНР традиционно была тесно связана с КГБ СССР.

Оргструктура

В официально сформулированных задачах СБ МВД ПНР значились:

• разведывательная и контрразведывательная деятельность;
• борьба с терроризмом;
• пресечение нелегальной антигосударственной деятельности;
• обеспечение информационной безопасности;
• охрана государственных границ;
• надзор за соблюдением законности;
• контроль за соблюдением паспортного режима;
• персональная охрана руководителей ПОРП и членов Совета министров ПНР.

Функциональными подразделениями СБ МВД ПНР являлись:

• 1-й отдел — внешняя разведка
• 2-й отдел — контрразведка
• 3-й отдел — антигосударственные политические деятельность
• 4-й отдел — контроль за церковью
• 5-й отдел — «защита экономики»
• социальный и административный отдел
• военный отдел (функция мобилизации)
• Бюро по надзору (уголовно-административное право)
• Бюро заграничных паспортов
• Бюро охраны руководителей партии и правительства
• Бюро «T» (оперативная техника)
• Бюро «С» (документация)
• Бюро «W» (контроль корреспонденции)
• Следственное бюро
• Охранное бюро
• Бюро регистрации иностранцев
• Бюро оперативного учёта
• Служба пограничной охраны
• Экологическое бюро
• Исследовательское бюро (функционировало в 1982—1989, занималось персональным изучением оппозиционных лидеров)
• Бюро собственной безопасности
• Бюро политического воспитания кадров
• учебные заведения (в том числе академия и училище им. Дзержинского)

До 1963 в распоряжении СБ состояли специальные группы милиции. С 1975 в милицейских управлениях была введена должность инспектора для координации с СБ.

В последние 15 лет существования функционировали 49 воеводских и городских управлений СБ. В небольших городах и гминах действовали оперативные группы.

Функции и названия подразделений периодически менялись. Во второй половины 1980-х и особенно в последние годы существования СБ отмечались тенденции формальной деидеологизации и аналитизации.

Руководство

В 1956—1965 СБ руководили непосредственно министры внутренних дел — Владислав Виха (1956—1964) и Мечислав Мочар (1964—1965).

В 1965—1969 генеральным директором СБ МВД был Рышард Матеевский (отстранён от должности из-за криминальной аферы Zalew — незаконного приобретения за границей и контрабанды валюты и драгоценностей — осуждён на 12 лет заключения).

В 1969—1981 во главе СБ стоял заместитель министра внутренних дел Богуслав Стахура.

С конца 1981 по конец 1986 этот пост занимал Владислав Частонь.

В 1986—1989 СБ возглавлял Генрик Данковский.

Последним руководителем СБ МВД ПНР — 1989—1990 — являлся Ежи Карпач.

МВД в целом и СБ в частности курировались на уровне политбюро ЦК ПОРП. Эта функция принадлежала таким влиятельным деятелям партийного руководства, как Юзеф Циранкевич, Мечислав Мочар, Станислав Ковальчик, Мирослав Милевский, Чеслав Кищак. Все они (за исключением Кищака на последнем этапе его деятельности в конце 1980-х) занимали ортодоксально-коммунистическое позиции и являлись проводниками наиболее жёсткого политического курса.

Реформирование

В 1981 министр внутренних дел генерал Чеслав Кищак приступил к реорганизации ведомства. В структуру СБ были внесены заметные изменения:

• разведка и контрразведка (объединение 1-го, 2-го отделов, руководитель — Владислав Пожога)
• служба безопасности (объединение 3-го, 4-го, 5-го отделов, руководители — Владислав Частонь, Генрик Данковский, Ежи Карпач)
• оперативная служба безопасности (объединение бюро «C», «T», «W», , социального и административного отделов, технических служб, руководители — Конрад Стражевский, Стефан Стохай)

Часть подразделений — охранное, следственное, военное — находилась вне укрупнённых служб.

В 1989 задачи 3-го отдела СБ были переформулированы из «борьбы с антигосударственной деятельностью» в «защиту конституционного строя».

Таким образом, с 1981 термин «Служба безопасности» приобрёл в ПНР два значения: широкое (спецслужбы МВД) и узкое (отделы политической полиции).

По состоянию на август 1989 — незадолго до ликвидации — СБ МВД ПНР насчитывала 24,3 тысячи штатных сотрудников и 90 тысяч осведомителей.

Репрессии

СБ активно занималась подавлением оппозиционной деятельности — арестами диссидентов, организацией психологического давления и провокаций, прямыми силовыми акциями. Выявлялись и репрессировались члены нелегальных антиправительственных организаций (прежде всего КОС-КОР и КНП), участники забастовок, демонстраций, иных протестных действий. Особенно заметной была роль СБ при обострениях политической ситуации — во время студенческих волнений 1968, забастовок на Балтийском побережье 1970—1971, летних забастовок 1976.

Арестованные часто подвергались избиениям и пыткам. Отмечались случаи убийств оппозиционеров «неизвестными лицами». Наибольшую известность в период до 1980 получили гибель студента Станислава Пыяса (Краков, 1977) и католического священника Романа Котляжа (Радом, 1976).

При военном положении 1981—1983 СБ принадлежала основная роль в выявлении подпольных ячеек «Солидарности» и арестах активистов. Уже в ночь на 13 декабря 1981 несколько тысяч человек были арестованы и интернированы. Наряду с ЗОМО и армейскими подразделениями, сотрудники СБ участвовали в подавлении забастовок на крупнейших промышленных предприятиях Гданьска, Щецина, Варшавы, Кракова, Силезии. Хотя большинство политических убийств в Польше 1980-х годов относится на счёт ЗОМО, во многих случаях отмечалась роль СБ.

Особую активность под руководством начальника IV департамента МВД Зенона Платека развила созданная ещё в 1973 спецгруппа «D», специализировавшаяся на преследованиях католической оппозиции. Сотрудники этого подразделения в октябре 1984 похитили и убили капеллана «Солидарности» Ежи Попелушко. Существует версия, согласно которой последней жертвой СБ в июне 1989 стал капеллан КНП Сильвестр Зых.

Однако СБ не удалось ликвидировать подпольную «Солидарность» и другие оппозиционные организации. Фактически СБ проиграла интеллектуально-технологический поединок «Борющейся Солидарности».

Упразднение

Репрессии СБ 1956—1990 тщательно документировались. В 1989 генералы Данковский и Карпач по распоряжению генерала Кищака приступили к уничтожению этой документации. С августа 1989 по июнь 1992 было уничтожено более 600 тысяч единиц хранения (до половины информационной базы).

В мае 1990 СБ МВД ПНР была расформирована правительством Тадеуша Мазовецкого. Управление охраны государства и новое Министерство внутренних дел, возглавленное видным экспертом «Солидарности» Кшиштофом Козловским, начали процесс проверки бывших сотрудников СБ. До 1993 проверку, осуществляемую на добровольных началах, прошли более 14 тысяч человек, из которых положительное заключение получили около 10,5 тысяч. Негативные заключения получали причастные к политическим репрессиям и криминально-коррупционным аферам типа Żelazo и Zalew.

Руководители системы МВД и госбезопасности — Кищак, Милевский, Стахура, Частонь, Платек — после 1990 в разное время привлекались к судебной ответственности. Однако почти всегда процессы либо прекращались «по возрасту и состоянию здоровья» обвиняемых, либо завершались оправдательными приговорами «в связи с недостатком улик». Этому давалось два объяснения: либо умелое использование обвиняемыми принципа презумпции невиновности в правовом государстве, либо конфиденциальные договорённости, достигнутые на переговорах в Магдаленке осенью 1988. Осуждены на реальные сроки были лишь некоторые функционеры среднего и нижнего уровня, преступный характер деятельности которых не вызывал даже формальных сомнений.

В современной Польше госбезопасность ПНР рассматривается как один из основных инструментов правления номенклатуры ПОРП. Непереводимый буквально термин bezpieka, относящийся к СБ МВД, звучит столь же негативно, как zomole (относящийся к ЗОМО).

См. также

• ЗОМО
• Корпус внутренней безопасности (Польша)
• Гражданская милиция (Польша)

Ссылки

• [ipn.gov.pl/__data/assets/pdf_file/0003/105456/Aparat_kadra_kier_tom-II.pdf APARAT BEZPIECZEŃSTWA W POLSCE. Kadra kierownicza]

Отрывок, характеризующий Служба безопасности ПНР

На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.