Старый город (Берн)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Старый Берн*
нем. Alterbern**
Всемирное наследие ЮНЕСКО

В Старом Берне
Тип Культурный
Критерии iii
Ссылка [whc.unesco.org/en/list/267 267]
Регион*** Центральная Европа
Включение 1983  (неизв. сессия)

Координаты: 46°56′53″ с. ш. 07°27′01″ в. д. / 46.94806° с. ш. 7.45028° в. д. / 46.94806; 7.45028 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.94806&mlon=7.45028&zoom=12 (O)] (Я)

* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке]
** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке]
*** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Старый Берн (нем. Alterbern) — историческая часть Берна.

Старый город был основан на холме на излучине реки Аре, впоследствии территория стала историческим центром Берна. В XV веке в старой части были построены аркады, в XVI веке — фонтаны.

С 1983 года Старая часть Берна признана объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО[1].





История

Самые ранние поселения в долине реки Аре относятся к эпохе неолита. После завоевания Гельвеции Римом в районе нынешнего Старого Города возникло небольшое римское поселение. Это поселение было оставлено жителями в течение II века нашей эры, после чего вплоть до основания Берна в начале XII века местность была незаселённой.

История города Берна начинается с его основания герцогом Бертольдом V Церингеном в 1191 году. Местная легенда гласит, что герцог поклялся назвать город в честь первого животного, которое он встретит на охоте, и случилось так, что таким животным оказался медведь[2]. Название города (нем. Bär(e)n — медведи) и его геральдическое животное происходят от этой легенды. В то время большая часть сегодняшней Швейцарии (являвшейся тогда частью южной Бургундии) находилась под властью герцогского дома Церинген (Zähringen), владения которого простирались к югу от Рейна. Чтобы усилить своё влияние, герцоги Церинген основали и расширили ряд городов и поселений, включая Фрибур (в 1157 году), Берн, Бургдорф и Муртен[3].

Место, выбранное Бертольдом V для основания города, находится на холмистом полуострове, окруженном с трёх сторон рекой Аре, что облегчало оборону города и в дальнейшем оказало влияние на его развитие. Из-за длинной, узкой формы полуострова город развивался в длину и застраивался параллельными рядами зданий. Единственные пересекающие их улицы (идущие с севера на юг) шли на уровне границ города вдоль городских стен, которые переносились по мере разрастания города. Поэтому, образование новых перпендикулярных улиц отмечает стадии развития Старого Города в Берне.

В восточной части полуострова герцогом Бертольдом IV во второй половине XII столетия был основан маленький форт, названный замком Нидегг (Nydegg). Наиболее вероятно, что строительство города началось именно с возведения этого форта. Первое расширение Берна произошло в 1191 году. Город был разделён на кварталы тремя продольными улицами, которые простирались от замка до городской стены[4]. В течение первой половины XIII столетия образовалось ещё 2 улицы: Бруннгассе и Херренгассе. Бруннгассе имела полукруглую конфигурацию и проходила по северному краю города, в то время как Херренгассе ограничивала город с юга. Через реку Аре был построен деревянный мост, что способствовало развитию торговых связей.

Достопримечательности

Вся территория Старого Города в Берне признана объектом всемирного наследия ЮНЕСКО. В то же время, в городе есть ряд зданий и фонтанов, которые заслуживают отдельного упоминания. Все эти здания перечислены в Реестре культурного достояния Швейцарии национального и регионального значения.

Бернский Собор (нем. Berner Münster) — готический протестантский собор, расположенный на южной стороне полуострова. Строительство храма началось в 1421 году и закончилось в 1893 году возведением колокольни. Колокольня Бернского собора является самой высокой в Швейцарии и имеет высоту 100 метров. Главный колокол собора весит около 10 тонн и имеет диаметр 247 сантиметров[5].

У главного входа в собор расположены статуи, представляющие картины Страшного суда. Выше главного входа установлены многочисленные готические скульптуры (47 больших статуй, оригиналы которых хранятся в Бернском Музее Истории, и 170 более маленьких статуй — оригинальные работы XV—XVI веков).

Просторный интерьер храма является довольно пустым. Почти все художественные изображения, включая оформление алтаря в соборе были удалены в 1528 году в ходе протестантской Реформации и борьбы с излишней роскошью церкви. Единственные полностью сохранившиеся произведения искусства в соборе — это витражи и хоры. Витражи собора датируются 1441—1450 годами и считаются самыми ценными в Швейцарии с художественной точки зрения[6]. Витражные окна включают множество геральдических символов и религиозных изображений, в том числе один из витражей «Пляска смерти» изображает смерть в виде скелета, требующую жертв среди людей всех профессий и сословий. Эта картина призвана была служить напоминанием о том, что смерть придет к каждому независимо от статуса и богатства.

Хоры в восточной стороне собора, являющиеся первыми хорами в Швейцарии, выполненными в стиле Ренессанса[5], украшены деревянной резьбой, изображающей животных на природе и сцены из повседневной жизни.

Цитглогге (Zytglogge) — средневековая башня с часами возникла ориентировочно в 1218—1220 годах и является одним один из наиболее известных символов Берна[7]. Название Zyglogge на бернском диалекте немецкого языка соответствует Zeitglocke в немецком языке и переводится как «колокол времени». Это одно из ранних башенных часовых устройств, состоящее из часового механизма, связанного с молотком, который каждый полный час звонил в маленький колокол. Часы на башне Цитглогге — одни из трех самых старых часов в Швейцарии.[8]

После первого расширения Берна Цитглогге была башней над воротами западной стены города. В то время она представляла собой приземистую крепостную башню высотой около 16 метров. Впоследствии башня перестала быть частью городских укреплений, перенесенных на новые рубежи города, и её высота была снижена. Приблизительно в 1270—1275 годах башня была надстроена еще на 7 метров. После третьего расширения города башня была преобразована в женскую тюрьму и использовалась для содержания женщин лёгкого поведения, обвиняемых в интимных отношениях со священнослужителями[9].

Во время большого пожара, произошедшего в Берне в 1405 году, башня была сожжена и полностью восстановлена только в 1983 году. Тюремные камеры перестали использоваться после пожара, и на башне выше ворот были установлены часы с колоколом, отмечающим каждый час. Эти часы и дали башне название Zytglogge. В конце XV века башня была украшена четырьмя декоративными углами и геральдическими символами. Помимо часов, специальный механизм Zytglogge представляет группу механических фигур. За три минуты перед началом следующего часа на башне сменяются фигуры, которые включают петуха, дурака, рыцаря, трубочиста, льва и медведей[10]. Животные преследуют друг друга, дурак звонит в колокол, а петух кукарекает. Это зрелище обычно привлекает множество туристов. В 1770-71 башня с часами была отреставрирована в стиле позднего барокко Николасом Хеблером и Людвигом Эмануэлем Зендером. Оба фасада были отделаны в стиле рококо Рудольфом фон Штайгером в 1890 году.

В 1981-83 годах башня была полностью отреставрирована и восстановлена в том виде, в каком она существовала в 1770 году.

Мост у нижних ворот (нем. Untertorbrücke) — самый старый мост в Берне, действующий до настоящего времени. Первоначально мост, построенный в 1256 году, был деревянным, и пересекал реку Аре в районе замка Нидегг. Мост был разрушен во время наводнения в 1460 году. В течение следующего года началось строительство нового каменного моста. Маленькая часовня Девы Марии (нем. Mariakapelle), расположенная возле моста на городской стороне, была освящена в 1467 году, однако строительство моста завершилось только к 1490 году. Новый мост имел длину 52 метра и состоял из трёх арок 13,5 метров, 15,6 метра и 13,9 метра. Мост несколько раз реконструировался, включая демонтаж каменных ограждений, которые в 1818-19 годах были заменены железными рельсами. До строительства нового моста Nydeggbrücke в 1840 году, Untertorbrücke был единственным мостом через Аре в черте города Берна.

Нидеггская церковь (нем. Nydeggkirche) стоит на месте, где первоначально располагался замок Нидегг, основанный приблизительно в 1190 году как часть городских укреплений Берна.

В 1268 году замок был разрушен гражданами Берна. Церковь с небольшим шпилем была построена на руинах замка в период с 1341 по 1346 год. Между 1480 и 1483 годами к церкви пристроена колокольня. В период Реформации с 1529 года Нидеггская церковь использовалась как склад для леса и зерна. Позже, начиная с 1566, церковь снова стала использоваться для богослужений.

Фонтаны

Достопримечательностью Старого Берна также являются многочисленные фонтаны, общее количество которых превышает 100 штук. Большая часть фонтанов создана в XVI столетии в эпоху Ренессанса, когда Берн стал столицей кантона. Фонтаны были первоначально построены как объекты общественного водоснабжения. По мере укрепления могущества Берна фонтаны украшались и усовершенствовались, однако не утратили своё первоначальное предназначение.

  • Läuferbrunnen — Фонтан бегуна около Нидеггской церкви. Фонтан несколько раз перестраивался, менялась его конфигурация (последняя реконструкция фонтана датируется 1824 годом), в то время как фигура бегуна, созданная в 1545 году, неизменно украшает фонтан[11].

  • Vennerbrunnen — Фонтан Знаменосца расположен перед старым зданием ратуши. Должность знаменосца в средневековой Швейцарии принадлежала лицу, ответственному за поддержание порядка в отдельной части города и призванному в военное время формировать из жителей этой части города войско и вести его в бой. Статуя, датируемая 1542 годом, изображает знаменосца в боевых доспехах со знаменем.

  • Mosesbrunnen — Фонтан Моисея расположен на Соборной площади (восстановлен в 1790-91 годах). Фонтан украшает статуя Моисея с Десятью Заповедями, которые он несет людям.
  • Simsonbrunnen — Фонтан Самсона представляет библейскую историю Самсона, убивающего льва. Фонтан построен в 1544 году Гансом Гингом после того, как аналогичный фонтан был создан в Золотурне.
  • Zähringerbrunnen — Церингенский фонтан был построен в 1535 году как памятник в честь основания Берна герцогом Бертольдом V Церингеном. Фонтан украшает статуя медведя в полном боевом облачении (в средневековых доспехах) с медвежонком, расположившимся у его ног.


Напишите отзыв о статье "Старый город (Берн)"

Примечания

  1. [whc.unesco.org/en/list/267 Old City of Berne]
  2. www.baerenpark-bern.ch/deraltebaerengraben.php
  3. [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D19504.php Zähringen, von]
  4. [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D209-1-4.php Bern (Gemeinde)]
  5. 1 2 [www.bernermuenster.ch Münster — Bern — Cathedral — Collégiale — Catedrale — offizielle Homepage]
  6. Bern in Colors. Wabern, CH: Benteli-Werd Verlags AG, 1985. стр. 34 ISBN 3-7165-0407-6
  7. Ueli Bellwald. Der Zytglogge in Bern. Gesellschaft für Schweizerische Kunstgeschichte. 1983. стр. 2 ISBN 3-85872-341-0
  8. Niklaus Flüeler, Lukas Gloor, Isabelle Rucki. Kulturführer Schweiz. Zürich: Ex Libris Verlag AG, 1982. стр. 68-73
  9. [www.swissinfo.ch/eng/Time_marches_on_at_the_Zytglogge.html?cid=681374 Time marches on at the Zytglogge]
  10. Zurkinden. Aral Auto-Reisebuch: Schweiz. Zurich, CH: Ringier AG, 1983. стр. 222—224. ISBN 3-85859-179-3
  11. Flüeler. Kulturführer Schweiz. Zurich, CH: Ex Libris Verlag AG, 1982. стр. 72-73

См. также

Отрывок, характеризующий Старый город (Берн)

Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.