Кавендиш-Бентинк, Уильям Генри
| Уильям Генри Кавендиш-Бентинк | ||
| ||
|---|---|---|
| 4 июля 1828 — 20 марта 1835 | ||
| Предшественник: | Уильям Баттерворт Бейли (и. о.) | |
| Преемник: | Чарльз Меткалф (и. о.) | |
Лорд Уильям Генри Кавендиш-Бентинк (англ. William Henry Cavendish-Bentinck; 14 сентября 1774 — 17 июня 1839, Париж) — британский государственный деятель из рода Бентинков, генерал-губернатор Индии в 1828—1835 годах. Сын премьер-министра герцога Портлендского.
Биография
В 29 лет Бентинк был назначен губернатором Мадраса. Когда в июне 1806 года индийские солдаты взбунтовались из-за приказа сбрить бороды и запрета на ношение тюрбанов, Бентинк вместо того, чтобы отозвать спорный приказ, подавил восстание, что обернулось тяжёлыми потерями. Его поведение во время мятежа было сочтено предосудительным, и он был отозван в Европу.
Вслед за тем он руководил обороной Сицилии от Наполеона, причём, будучи вигом самых либеральных убеждений, добился отстранения короля Фердинанда, изгнания Марии Каролины Австрийской и принятия конституции по английскому образцу. Его независимая манера поведения вызывала беспокойство в Лондоне и Вене, однако в Италии он оставался до самой высадки англичан в Генуе в 1815 году.
По возвращении на родину избрался в Британский парламент и на предложение вернуться на пост мадрасского губернатора ответил отказом. В 1828 году получил назначение генерал-губернатором Индии, финансы которой были в тот момент в весьма расстроенном состоянии. Свою задачу видел в смягчении нравов и просвещении умов по западному либеральному образцу. Его верным соратником в этом деле стал видный оратор и публицист Томас Маколей.
С именем Бентинка связано зарождение в Индии системы народного образования. Он стимулировал использование в качестве дипломатического языка при дворах местных правителей английского вместо фарси и санскрита, что способствовало единению страны под британским знаменем. Запретил индуистский обычай сати (самосожжение вдовы на погребальном костре мужа) и повёл решительную борьбу с сектой тугов, промышлявшей ритуальными убийствами и грабежами.
Бентинк в кино
Напишите отзыв о статье "Кавендиш-Бентинк, Уильям Генри"
Литература
- Бентинк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Всемирная история: люди, события, даты / Иллюстрир. энцикл. для всей семьи : Пер. с англ. // Copyright © 2001 ЗАО «Издательский Дом Ридерз Дайджест» // ISBN 5-89355-035-8
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кавендиш-Бентинк, Уильям Генри
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
