Хуан Хуа

Хуан Хуа 黄华<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел КНР
3 декабря 1976 — 19 ноября 1982
Предшественник:	Цяо Гуаньхуа
Преемник:	У Сюецянь
Рождение:	25 января 1913(1913-01-25) Цысянь, Китайская Республика Китайская Республика
Смерть:	24 ноября 2010(2010-11-24) (97 лет) Пекин, КНР КНР
Партия:	Коммунистическая партия Китая

Хуан Хуа (кит. трад. 黃華, упр. 黄华, пиньинь: Huáng Huá, 25 января 1913, Цысянь, провинция Хэбэй, Китайская Республика — 24 ноября 2010, Пекин) — китайский политик, дипломат и государственный деятель. Играл видную роль в определении внешнеполитического курса КПК. Постоянный представитель КНР при ООН в 1971—1977. После смерти Мао Цзэдуна, в 1976—1982 — министр иностранных дел КНР, вице-премьер Госсовета КНР (1980—1982). Член ЦК КПК 10, 11, 12 созывов. Заместитель председателя ПК ВСНП 6-го созыва.

В КПК и Красной армии

Родился 25 января 1913 года в семье учителя. При рождении получил имя Ван Жумэй. Окончил Яньцзинский университет, возглавлял студенческий союз. Его преподавателем английского языка был Джон Лейтон Стюарт, будущий посол США в Китае.

В 1936 вступил в Коммунистическую партию Китая. Принял партийный псевдоним Хуан Хуа, закрепившийся как личное имя. Был переводчиком и референтом американского журналиста Эдгара Сноу при его поездке в советский район и встречах с руководителями КПК, включая Мао Цзэдуна (по результатам этих контактов Сноу издал книгу «Красная звезда над Китаем» сыгравшую важную роль в создании положительного образа китайских коммунистов на Западе). Дружеские отношения между Сноу и Хуан Хуа сохранились в последующие десятилетия. Незадолго до кончины Сноу в 1972 Хуан Хуа — к тому времени крупный дипломат — посетил его в Швейцарии.

После отъезда Сноу в Пекин Хуан Хуа остался в Яньани. Служил в Красной армии Китая. Был помощником Чжу Дэ и секретарём Е Цзяньина.

На дипломатической службе

После прихода к власти КПК и провозглашения КНР Хуан Хуа занял пост в системе Министерства иностранных дел. Отлично владел английским языком, считался эффективным дипломатом. Состоял в китайской на делегации на переговорах о прекращении Корейской войны. С 1953 — директор Отдела западноевропейского и африканского Департаментов МИД КНР. Являлся советником Чжоу Эньлая на Женевской конференции 1954 и Бандунгской конференции 1955.

В 1960-е годы Хуан Хуа — посол КНР в ПНР, Гане, Египте. В период Культурной революции, при самоизоляции Китая, Хуан Хуа являлся наиболее заметным зарубежным представителем КНР.

В 1970 Хуан Хуа был отозван и направлен на «трудовое перевоспитание» в деревне. Вскоре освобождён и направлен послом в Канаду. С 1971 года, после восстановления членства КНР в ООН, являлся первым постоянным представителем КНР в ООН и в Совете Безопасности (делегацию КНР возглавлял Цяо Гуаньхуа). Принимал участие в тайных китайско-американских переговорах и подготовке визита в КНР президента США Ричарда Никсона, состоявшегося в 1972. Выступал проводником внешнеполитического антисоветизма и сближения с Западом в противостоянии СССР — что соответствовало курсу Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая.

В 1973 Хуан Хуа был введён в состав ЦК КПК.

Министр иностранных дел

После смерти Мао Цзэдуна 9 сентября 1976 в руководстве КПК развернулась борьба между радикальной «Банды четырёх» во главе с Цзян Цин и более умеренной группой Хуа Гофэна. Министр иностранных дел Цяо Гуаньхуа поддерживал «Банду четырёх». Хуан Хуа ориентировался на Хуа Гофэна, сторону которого занимал министр обороны Е Цзяньин (с ним Хуан Хуа поддерживал давние близкие отношения).

6 октября 1976 члены «Банды четырёх» были арестованы. 2 декабря за связь с ними отправлен в отставку Цяо Гуаньхуа. На следующий день пост министра иностранных дел занял Хуан Хуа.

C 1978 Хуан Хуа — член Госсовета КНР, с 1980 — вице-премьер Госсовета.

Летом 1977 Хуан Хуа сделал официальное заявление: «Китай будет проводить ту же внешнюю политику, которую проводил под руководством Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая». Главными достижениями дипломатии КНР во второй половине 1970-х стали восстановление дипломатических отношений с США (1978/1979) и подписание Договора о мире и дружбе с Японией. Хуан Хуа был одним из организаторов визита Дэн Сяопина в США в 1979. Китайско-японский договор вызвал резкую критику СССР, поскольку делегация Хуан Хуа добилась внесения в него тезиса о совместном противодействии гегемонизму на Дальнем Востоке: «Китайское руководство стремилось придать трактовке этого тезиса антисоветскую направленность».

На период министерства Хуан Хуа пришлись такие крупные международные кризисы, как полпотовский геноцид в Камбодже, Кампучийско-вьетнамский конфликт, Китайско-вьетнамская война, начало войны в Афганистане. В условиях нового витка Холодной войны начала 1980-х Хуан Хуа проводил внешнеполитический курс Дэн Сяопина, основанный на глобальном противостоянии СССР и его союзникам. При этом во главу угла ставились национально-государственные интересы Китая.

В 1980 Хуан Хуа начал переговоры с Маргарет Тэтчер о судьбе Гонконга и возвращении его Китаю, которое осуществилось в 1997.

Отношения между КНР и США осложнились после избрания президентом неоконсерватора Рональда Рейгана. Это объяснялось последовательным антикоммунизмом администрации Рейгана и её дружественными жестами в отношении Тайваня. Однако стороны сумели не довести разногласия до острого конфликта. Вместе с госсекретарём США Александром Хейгом Хуан Хуа подписал «Коммюнике „8.17“ по проблеме продажи оружия Тайваню правительством США».

15 ноября 1982 Хуан Хуа присутствовал на похоронах Леонида Брежнева.

Уход из правительства

Хуан Хуа оставил посты вице-премьера и министра иностранных дел в ноябре 1982. Характерно, что с этого времени — после смерти Брежнева и дальнейших осложнений в отношениях с администрацией Рейгана — внешняя политика Китая, ассоциируемая с именами Цяо Гуаньхуа и Хуан Хуа, претерпела некоторые изменения. Было заявлено о возможной нормализации отношений с СССР. С США возникла обострённая полемика по ряду вопросов (в частности, в связи с побегом молодой теннисистки Ху На, попросившей в июле 1982 политического убежища в США), урегулированная лишь после визита Рейгана в КНР в 1984.

В 1982–1983 годах член Госсовета КНР.

До 1987 Хуан Хуа был членом ЦК КПК. С 1983 по 1988 Хуан Хуа занимал пост заместителя председателя Постоянного Комитета Всекитайского собрания народных представителей (председателем ПК ВСНП являлся Пэн Чжэнь). Был председателем Общества зарубежных друзей Китая, Китайской ассоциации по международным дружеским связям, а также Китайского общества социального обеспечения. Состоял в Постоянном комитете Центральной комиссии советников КПК последнего состава — до 1992

Официальные оценки

Хуан Хуа скончался 24 ноября 2010 года в Пекине на 98-м году жизни. Официально рассматривается в КНР как «выдающийся деятель Коммунистической партии, пролетарский революционер и дипломат». Изданы его мемуары.

Хэ Лилян, жена Хуан Хуа, была переводчицей в аппарате ЦК КПК и функционером МИД.

Отрывок, характеризующий Хуан Хуа

Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.