200-я танковая бригада

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> 200-я танковая бригада </td></tr>
Войска:	сухопутные войска
Род войск:	автобронетанковые войска (до декабря 1942), бронетанковые и механизированные войска
Формирование:	31 марта 1942
Расформирование (преобразование):	23 октября 1943
Преемник:	45-я гвардейская танковая бригада
1942: Первая Ржевско-Сычёвская операция, Вторая Ржевско-Сычёвская операция («Операция „Марс“») 1943: Курская битва

200-я танковая бригада — танковая бригада РККА времён Великой Отечественной войны.

История формирования

Сформирована 31 марта 1942 года во Владимире по штату отдельной танковой бригады № 010/345 от 16 февраля 1942 г.

Состав бригады, к началу боевых действий:

• Управление бригады
• Рота управления
  • разведывательный взвод
  • взвод связи
  • сапёрный взвод
  • комендантский взвод
• 191-й отдельный танковый батальон
• 192-й отдельный танковый батальон
• Мотострелково-пулемётный батальон
• Истребительно-противотанковая артиллерийская батарея
• Зенитная батарея
• Рота технического обеспечения
• Медико-санитарный взвод

Боевой путь

В составе 6-го танкового корпуса принимала участие в боевых действиях:

• с 11.05.1942 по 01.02.1943 (Западный фронт — Первая Ржевско-Сычёвская операция, операция «Марс»)
• с 12.02.1943 по 12.03.1943
• с 28.04.1943 по 19.09.1943 (Курская битва)

Первая Ржевско-Сычёвская операция

Согласно плану операции, 200-я танковая бригада в составе 6-го танкового корпуса должна была наступать на стыке между 31-й и 20-й армий, развивая их успех. Помимо 6-го танкового корпуса, во фронтовую подвижную группу вошли 8-й танковый и 2-й гвардейский кавалерийский корпуса. К 20 июля 1942 года личный состав и вся материальная часть были сосредоточены в районе севернее станции Шаховская.

Приказ о наступлении был отдан 31 июля. 2 августа части 6-го танкового корпуса сосредоточились на исходных позициях. Однако началу наступления помешали два фактора:

• из-за ливней уровень воды в реке Дёрже, по которой проходила линия фронта на участке прорыва, резко повысился. Потоком были сорваны два из четырёх мостов, а глубина бродов, составлявшая обычно 40-70 см, увеличилась до 2-2,5 м, сделав их непроходимыми. В негодность пришли также и грунтовые дороги.
• результаты боевых действий Калининского фронта, перешедшего в наступление 30 июля, оказались скромными, особенно на стыке с 31-й армией.

Учитывая это, командование Западного фронта по согласованию со Ставкой ВГК перенесло начало наступления 31-й и 20-й армий на утро 4 августа. Соответственно отодвигался и ввод в прорыв 6-го танкового корпуса, как и всей фронтовой подвижной группы.

С началом наступления фронта 4 августа подвижные группы обеих наступающих армий переправились через реку Дёржу и, не встречая сопротивления, вошли в прорыв. Оборонявшиеся 161-й пехотная и 36-й моторизованная дивизии противника понесли большие потери из-за мощной артподготовки и отошли.

200-я танковая бригада с истребительно-противотанковым полком выступала в первом эшелоне 6-го танкового корпуса по маршруту к населённым пунктам Зеновское и Засухино, имея во втором 22-ю танковую бригаду. Однако из-за действий авиации противника и несвоевременного ремонта все переправы через реку Дёржа оказались разбитыми. Первые части корпуса были переправлены на другой берег только днём 5 августа. Во второй половине дня 6 августа передовой отряд 200-й танковой бригады совместно с частью сил 923-го стрелкового полка дивизии полковника Городовикова вступил в бой с частями 161-й пехотной дивизии, противостоявшей левому флангу 31-й и правому флангу 20-й армий. Немцы были выбиты из Буконтово, и части корпуса вышли на восточный берег реки Вазузы. Другая часть сил 200-й танковой бригады совместно с частями 88-й стрелковой дивизии 31-й армии заняла опорный пункт Кошелево.

Форсировав реку Вазузу, 200-я танковая бригада совместно с 6-й мотострелковой бригадой захватили плацдарм на западном берегу. Однако наступление на Гредякино, Щеколдино и Кортнево захлебнулось из-за контратаки подошедших частей 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий противника. 6-9 августа завязались встречные бои: противник стремился выбить советские части с плацдарма, а фронтовая подвижная группа, в свою очередь, — выбить немцев из села Гредякина.

9 августа из состава фронтовой подвижной группы был выведен 8-й танковый корпус в подчинение 20-й армии, наступавшей на кармановском направлении. Вследствие этого в ударной группировке, наступавшей на Сычёвку, остался один танковый корпус — 6-й. Ему предписывалось соместно с 251-й стрелковой дивизией наступать дальне, расширяя плацдарм. В течение 10-18 августа наступление успеха не имело. С 19 по 22 августа противник, напротив, сам перешёл в наступление, потеснив советские позиции.

24 августа 6-й танковый корпус передал участок на плацдарме к западу от реки Вазузы 251-й стрелковой дивизии и выведен в район Васютники — Коротово для наступления в районе реки Гжати, западнее Карманова. Танки корпуса предполагалось использовать для непосредственной поддержки пехоты (831-я и 354-я стрелковые дивизии 20-й армии).

2 сентября 200-я танковая бригада наступала во втором эшелоне 6-го танкого корпуса, который прорвал первую и вторую позиции обороны. Танкисты корпуса уничтожили свыше 1400 солдат и офицеров, 4 самолёта, 10 танков, 4 миномётные батареи и 32 противотанковых орудия. Однако советским войскам закрепиться на достигнутом рубеже не удалось, и понеся значительные потери в личном составе и материальной части, 4 сентября части 6-го танкового корпуса были отведены на исходные позиции. Корпус был выведен из боя и переброшен под Зубцов, в полосу 31-й армии для предотвращения прорыва противника на этом направлении.

9 сентября в ходе наступления войск 31-й армии танки корпуса были введены в бой для завершения прорыва обороны противника, с которым не справились 164-я и 118-я стрелковые дивизии. Ввиду понесённых корпусом больших потерь, 12 сентября он был выведен в резерв фронта.

Операция «Марс»

10 октября поступила директива фронта на продолжение Ржевско-Сычевской наступательной операции. 6-й танковый корпус включался в состав подвижной группы, в которую вошли также 2-й гвардейский кавалерийский корпус и 1-я самокатно-мотоциклетная бригада. Корпусу в полосе 20-й армии снова предстояло форсировать реку Вазузу, но теперь в районе севернее населённого пункта Хлепень, а затем наступать на ту самую Сычёвку, к которой войска Западного фронта не смогли прорваться в августе.

В октябре-ноябре проводилась боевая подготовка личного состава, прибыло пополнение, были отремонтированы участвовавшие в боях танки, поступила новая техника. Доля Т-34 в частях и соединениях корпуса достигла 50 %. Так, на 24 ноября 1942 в 200-й танковой бригаде было 63 танка, в том числе: 44 Т-34, 15 Т-70 и 4 Т-60.

Рубеж за рекой Вазуза обороняли 102-я пехотная дивизия (северный участок), доукомлектованная 5-я танковая, а также 78-я пехотная дивизии противника (южный участок). Наиболее укреплённой была полоса предстоявшего наступления подвижной группы, тянувшаяся от Кортнева до населённого пункта Хлепень.

6-му танковому корпусу была поставлена задача:

6-му танковому корпусу с 1-й самокатно-мотоциклетной бригадой из района Григорьево, Тимонино, Зеваловка нанести удар в направлении Вязовка, Барсуки, Колодня с задачей во взаимодействии с 20-й армией ударом с юго-запада овладеть Сычевкой и не допустить подхода к Сычевке резервов противника… В ночь перед атакой выйти на р. Вазузу.

— из директивы Западного фронта

26 ноября после артподготовки прорыв обороны противника начали стрелковые дивизии 20-й армии. Из-за сильного снегопада эффективность артподготовки была значительно снижена, и оборона была прорвана лишь в центре полосы наступления, на рубеже Зеваловка — Пруды. В середине 26 ноября 200-я танковая бригада введёна в бой для прорыва обороны противника юго-восточнее деревни Кузнечихи. Остальные соединения корпуса поддержали наступление на соседних участках. 200-я танковая бригада в течение дня овладела Гринёвкой. При этом потери 6-го танкового корпуса в целом составили до 50 % личного состава и танков.

28 ноября 6-й танковый корпус оставшимися силами снова перешёл в наступление. К ночи 200-я и 22-я танковые бригады с частью сил 6-й мотострелковой бригады, сломив сопротивление противника, прорвались на запад, перерезали железную дорогу Ржев — Сычёвка и достигли населённых пунктов Соустово, Ложки, Азарово, Никишино и Филиппово. Вместе с ними сюда вышли 1-я самокатно-мотоциклетная бригада и часть сил 2-го гвардейского кавалерийского корпуса.

Но на этом продвижение советских войск и закончилось. У населённых пунктов Соустово и Азарово советские части были встречены подошедшими вражескими танками с пехотой, а с севера и с юга по флангам и в тыл прорвавшейся советской группировке нанесли войска 27-го армейского корпуса и части 39-го танкового корпуса противника, соответственно. Части 6-го танкового, 2-го гвардейского кавалерийского корпусов и 1-й самокатно-мотоциклетной бригады оказались отрезанными от остальных наступающих войск Западного фронта. Были исчерпаны запасы продовольствия, кончались боеприпасы и горючее. Была предпринята попытка организовать снабжение окружённых, но она не увенчалась успехом.

В ночь на 29 ноября перебросить тылы не удалось. Сами на танках перебрались к своим в лес, что юго-западнее Ложки. У личного состава продукты кончились, горючее и боеприпасы на исходе. Прошу ускорить расчистку проходов для тылов или подать необходимое воздухом. Части захватили большие трофеи, в том числе самолёт.

Гришин.

— из донесения бригадного комиссара П. Г. Гришина Военному совету Западного фронта, утро 29 ноября 1942 года

По приказу командующего фронтом окружённые части на рассвете 30 ноября предприняли попытку прорыва кольца в районе деревни Малое Кропотово. Одновременно был нанесён деблокирующий удар войск 20-й армии, наступавших с востока. Но пробиться к названной деревне удалось лишь окружённым, которые удерживали её до 16 часов. После чего командование 6-го танкового корпуса приняло решение оставить эту деревню и пробиваться из окружения севернее, в направлении Большое Кропотово.

В ночь на 30 ноября окружённые советские части нанесли удар на северо-восток. Одновременно им навстречу из района Большое Кропотово наступали части 100-й танковой бригады с пехотой. В ночном бою советские войска понесли тяжёлые потери, в числе других были убиты командиры 200-й танковой и 6-й мотострелковой бригад Герой Советского Союза подполковник В. П. Винокуров и старший батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко. Тем не менее, к утру 30 ноября прорыв был завершён. Ликвидация отдельных советских частей, оказавшихся в окружении в районах прорывов, продолжалась до конца декабря.

27-й армейский корпус… Во время вражеской атаки западнее Большое Кропотово, предпринятой во взаимодействии с окружённой группой противника, последняя пробилась через заслон на восток.

— из документов штаба группы армий «Центр»

С 25 ноября по 1 декабря 1942 года 200-я танковая бригада потеряла безвозвратно 176 солдат и офицеров (из них 67 убито и 109 пропало без вести).

Остатки 6-го танкового корпуса после выхода его частей из окружения были выведены в район Буконтово — Козлово — Гребёнкино, где он в течение 10 дней доукомплектовывался. Так, 200-я танковая бригада к 15 часам 11 декабря получила 23 танка.

В тот же день 11 декабря бригада в составе 6-го танкового корпуса была направлена на передовую с задачей прорвать совместно со стрелковыми войсками 20-й армии оборону противника в том же направлении, что и в конце ноября (на участке Большое Кропотово — Малое Кропотово), и вывести пехоту на рубеж Ложки — Белохвостово. В дальнейшем корпус должен был во взаимодействии с 2-м гвардейским кавалерийским корпусом выйти в леса южнее Макруши в готовности для действий в северо-западном направлении.

Наступление не имело успеха, так как осуществлялось меньшими силами, а противник подтянул резервы, в том числе 9-ю танковую дивизию. К 1 января 1943 года фронт на этом участке стабилизовался, и корпус был вновь выведен в район станции Шаховская.

Курская битва

В ходе Курской битвы 200-я танковая бригада принимала участие в отражении удара 11-я танковой и 332-я пехотной немецких дивизии на обоняньском направлении. Согласно боевому приказу командующего 1-й танковой армией 200-я танковая бригада выдвигалась для прикрытия района восточно окраины села Верхопенье с целью не допустить прорыва противника на Обоянь:

1. Противник в составе до шести танковых и трёх пехотных дивизий, нанося главный удар в общем направлении на Обоянь, к исходу дня 7.7.43 вышел на рубеж Луханино, Красная Дубрава, урочище Сухая, Большие Маячки, восточная окраина Грезное.

2. Командиру 6-го танкового корпуса:

а) силами 6-й мотострелковой бригады и одной танковой роты занять оборону на рубеже Чапаев, Раково, Шепелевка. Задача: не допустить прорыва противника в северном направлении;

б) 200-ю танковую бригаду без одной танковой роты к рассвету 8.7.43 вывести в район восточная окраина Верхопенье и западная часть МТС, далее на восток, обеспечив дорогу, идущую из Верхопенье на Обояньское шоссе (исключительно высота 242,1). Задача: не допустить прорыва противника на Обоянь;

в) 22-ю танковую бригаду после сдачи участка 6-й мотострелковой бригаде к утру 8.7.43 сосредоточить в урочище Толстое…

3. Слева на рубеже (исключительно) Луханино, Сырцево, урочище Щенячий, (исключительно) Красная Поляна — части 3-го механизированного корпуса со 112-й танковой бригадой

— Гетман А.Л. Танки идут на Берлин. С. 97 со ссылкой на Архив МО СССР, ф. 676, оп. 20761, д. 24, л. 12.

На 6 июля 1943 в бригаде было 53 танка, в том числе: 44 Т-34, 5 Т-70 и 4 Т-60.

8 июля 1943 года 200-я танковая бригада сдерживала натиск превосходящих сил противника в районе Верхопенья. Удары наносились на узком фронте, что позволяло противнику усиливать численное превосходство. Под удар попал крайний левый фланг 200-й танковой бригады, где оборонялся танковый взвод под командованием лейтенанта М. К. Замулы. Бои продолжались 8-9 июля, закончившись отходом противника на прежние позиции. Очередное наступление на позиции бригады было предпринято 10 июля. Немецкие войска прорвали оборону и были остановлены в тылу при содействии подоспевших частей 10-го танкового корпуса, выдвинутого из резерва фронта.

В течение ночи на 11 июля остатки бригады были отведены во второй эшелон 6-го танкового корпуса, занявшего новые позиции на рубеже урочище Кузнецово — село Новенькое — урочище Челноково. В этот раз положение обороняющихся было осложнено сильными потерями в предыдущих боях, а также тем, что корпус оборонялся не на заранее оборудованном рубеже, а позиции были подготовлены наспех. Угрожающая обстановка сложилась на левом фланге, где оборонялась 22-я танковая бригада. Танки прорвались к командному пункту бригады, и в бой была введена 200-я бригада из второго эшелона. Во второй половине дня по приказу командующего 1-й танковой армией части корпуса под прикрытием арьергардов отошли сначала к урочищу Суходол, а к вечеру — на западный берег ручья, где и заняли рубеж в боевых порядках 184-й стрелковой дивизии 40-й армии.

Вечером 12 июля командующий 1-й танковой армией поставил 6-му танковому корпуса задачу выдвинуться на рубеж в район урочище Толстое — Красный Узлив — урочище Плотовое, с которого предстояло развивать успех 5-го и 10-го танковых корпусов в направлениях Раково, Сырцево, Верхопенье. К 5 часам 13 июля части корпуса сосредоточились в указанном районе, однако вскоре получили приказ перейти к обороне. С утра 14 июля позиции корпуса были атакованы немцами. Бои продолжались до 15 июля. 16 июля противник начал отход.

По данным советской стороны, за десять дней оборонительных боёв с 6 по 16 июля 6-й танковый корпус уничтожил 9935 солдат и офицеров противника, 409 танков, в том числе 127 «тигров», 14 самолётов и 81 артиллерийское орудие. Многие воины 200-й танковой бригады были награждены орденами и медалями. Потери бригады составили 110 человек убитых и пропавших без вести (из них — 19 офицеров).

Приказом НКО № 306 от 23 октября 1943 бригада переформирована в 45-ю гвардейскую танковую бригаду.

Командиры

• с 22.02.1942 по 28.05.1942 — полковник Москвин Иван Григорьевич
• с 28.05.1942 — 30.11.1942 — подполковник Винокуров, Вячеслав Петрович
• с 16.12.1942 по 22.12.1942 — подполковник Доропей Сергей Клементьевич
• с 23.12.1942 по 01.02.1943 — майор Колесников Семён Гаврилович
• с 22.02.1943 по 23.10.1943 — полковник Моргунов, Николай Викторович.

Герои Советского Союза

• Замула, Михаил Кузьмич (1914—1984) — лейтенант, командир танкового взвода.
• Кобзарь, Яков Трофимович (1918—1943) — старший лейтенант, командир танковой роты 191-го отдельного танкового батальона.
• Гинтовт, Витольд Михайлович (1922—1987) — старшина, механик-водитель танка Т-34.

Литература

• Гетман А. Л. [militera.lib.ru/h/getman_al/index.html Танки идут на Берлин]. — 2-е, исправленное и дополненное. — Москва: Наука, 1982. — (Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах).

Ссылки

• [tankfront.ru/ussr/tbr/tbr200.html 200-я танковая бригада] на сайте «Танковый фронт».

Отрывок, характеризующий 200-я танковая бригада

Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?