North American X-15

X-15
Полёт X-15
Тип	экспериментальный самолёт
Производитель	см. производители
Первый полёт	8 июня 1959
Начало эксплуатации	17 сентября 1959
Конец эксплуатации	декабрь 1970
Статус	не эксплуатируется
Основные эксплуатанты	ВВС США НАСА
Единиц произведено	3

North American X-15North American X-15

X-15 (рус. «Икс-15») — экспериментальный самолёт-ракетоплан США, оснащённый ракетными двигателями. Первый и в течение 40 лет единственный в истории пилотируемый гиперзвуковой летательный аппарат-самолёт, совершавший суборбитальные пилотируемые космические полёты. Основная задача проекта Х-15 — изучение принципиальной возможности создания пилотируемого суборбитального гиперзвукового бомбардировщика, для чего требовалось изучение условий полета на гиперзвуковых скоростях и входа в атмосферу крылатых аппаратов, оценка новых конструкторских решений, теплозащитных покрытий, психофизиологических аспектов управления в верхних слоях атмосферы. Общая концепция проекта была утверждена в 1954 г. Заказчиками работ по проекту выступали Военно-воздушные и Военно-морские силы США совместно с Национальным аэрокосмическим агентством (НАСА). В конкурсе на создание ракетоплана приняли участие четыре промышленные компании Bell Aircraft, McDonnell Douglas, Republic Aviation Company, North American Aviation, последняя в итоге стала победителем. Несмотря на внешнее сходство, X-15 официально именовали не самолётом, а «пилотируемым исследовательским аппаратом» (англ. manned research vehicle).

История

Краткая сравнительная характеристика «Икс-15» и немецких ракет «Фау-2»
Летательный аппарат	X-15	V-2
Длина	15,24 м (50 ф)	14,3 м (47 ф)
Взлётная масса	14866 кг (32775 ф)	12852 кг (28334 ф)
Топливо (основа)	Аммиак	Этиловый спирт
Окислитель (основа)	Жидкий кислород
Тяга	22680 кг (50000 ф)	26990 кг (59500 ф)
Максимальная скорость	6437 км/ч (4000 миль/ч)
Практический потолок	>161 км (100 миль)	187 км (116 миль)
Полезная нагрузка	907 кг (2000 ф)

Разработка и появление на вооружении Войск ПВО СССР первых зенитных ракетных комплексов и прогнозируемые перспективы дальнейшего их развития поставили высшее военно-политическое руководство США перед проблемой существенного усложнения нанесения бомбового удара по стратегическим объектам в СССР и соцстранах самолётами-носителями ядерного оружия из числа уже состоявших на вооружении Военно-воздушных сил США. Для преодоления возникшей преграды были подключены научно-исследовательские и опытно-конструкторские учреждения военно-промышленного комплекса США, которым была поставлена тактико-техническая задача разработки средств воздушного нападения, способных преодолеть систему противовоздушной обороны противника на стратегических направлениях и вокруг крупнейших административно-промышленных центров. Дальше работа пошла по трём направлениям: 1) создания средств радиоэлектронного противодействия и средств преодоления системы ПВО в виде постановщиков разного рода пассивных и активных помех, способных «ослепить» наземные средства радиолокационного обнаружения и скрыть американские воздушные армады от советских зенитчиков, 2) совершенствования беспилотных (ракетных) вооружений, в особенности межконтинентальных баллистических ракет и 3) разработки пилотируемых гиперзвуковых летательных аппаратов, способных производить прицельное бомбометание или заход на цель с высот, недосягаемых для советских средств ПВО, — родственным проектом был проект планирующего орбитального бомбардировщика X-20 компании «Боинг» и ряд других воздушно-космических самолётов, выводимых на околоземную орбиту при помощи ракетоносителей «Вэнгард» или аналогичных им, собственно говоря, лётные испытания X-15 задумывались как промежуточный этап указанного проекта. Дополнительным стимулом к активизации работ был запуск 4 октября 1957 г. Советским Союзом первого искусственного спутника Земли, — который в перспективе мог использоваться в целях связи, разведки и целеуказания, — это событие напугало многих в США, в результате чего перед структурами ВПК была поставлена дополнительная задача: создания средств борьбы против советских спутников (что повлияло на ход дальнейших работ по X-15). Как отмечает историк американской авиации и космонавтики Мишель Эванс, X-15 задумывался для противостояния возникшей «красной угрозе», — как американский ответ на советский военно-космический вызов.

В основу проекта легли наработки немецких ракетостроителей конца 1930-х — начала 1940-х гг. (периода Второй мировой войны), прибывшие в США вместе со всей проектной документацией и крупнейшими немецкими учёными-ракетчиками и инженерно-техническими работниками в рамках операции «Скрепка», в особенности — проект «Зильберфогель» (гиперзвукового реактивного бомбардировщика, который должен был использоваться «Люфтваффе» в нанесении ракетно-бомбовых ударов по целям в Северной Америке), разработанный Ойгеном Зенгером совместно с Иреной Бредт и прекращённый в 1942 г. (хотя, в данном случае, американцам достались только документы, самому же конструктору удалось переехать во Францию для работ над французской ракетной программой). После капитуляции Германии (одним из условий которой было в том числе передача англо-американской стороне наработок немецкой ракетной программы), проектная документация была перевезена в Исследовательскую лабораторию аэронавтики НАСА в Лэнгли, штат Виргиния, где ими занимались инженеры НАСА Джон Беккер и Хартли Суле. Впоследствии, Беккер напишет в своих воспоминаниях о работе над проектом:

До того как нам на глаза попали бумаги Зенгера и Бредт, мы думали, что гиперзвуковой полёт под силу только [беспилотным] ракетам. Идея пилотируемого ракетного полёта на гиперзвуковых скоростях, на сверхдальние расстояния была для нас нова и увлекательна. Чрезвычайно детальный анализ многих аспектов данного замысла [проделанный этими двумя немецкими учёными] придал реальную основу данной идее. Эти работы обеспечили тот фундамент, на котором возник аванпроект «Икс-15».

Оригинальный текст (англ.)  

Until the Sänger and Bredt paper became available to us … we had thought of hypersonic flight only as a domain for missiles. The concept of manned rocket aircraft flying efficiently at hypersonic speeds for very long ranges was new and highly stimulating. The remarkably detailed analyses of many aspects of their new concept … gave real substance to the idea. … These studies provided the background from which the x-15 proposal emerged.

Во многих отношениях, самолёт был подобен немецкой баллистической ракете периода войны — «Фау-2». В частности, по своим массо-габаритным характеристикам и некоторым лётно-техническим характеристикам (таким как тяга двигателя) два указанных реактивных летательных аппарата были практически идентичны.

Ключевые персоналии

За ход работ по проекту от компании «Норт Америкен Авиэйшн» отвечали следующие лица:

• Главный инженер — Чарльз Фелтц;
• Помощники главного инженера — Раун Робинсон и Бад Беннер;
• Начальник лётных испытаний — Кью Си Харви;
• Инженер по лётным испытаниям — Сэм Рихтер;
• Главврач проекта — Тобиас Фридман;
• Старший группы лётно-подъёмного состава — Дюк Литтлтон;
• Старший пилот-испытатель

от исполнителя работ — Скотт Кросфилд (НАА);

от заказчика работ — Роберт Уайт (ВВС) / Джозеф Уокер (НАСА).

• Второй пилот

от исполнителя работ — Элвин Уайт (НАА);

Задействованные структуры

Всего, в разработке и производстве ракетопланов X-15 было задействовано свыше трёхсот компаний, за разработку и производство наиболее важных узлов и агрегатов отвечали следующие структуры:

Летательный аппарат в целом, техническое руководство проектом, системный инжиниринг — North American Aviation, Inc., Колумбус, Огайо; Реактивная двигательная установка — Thiokol Chemical Corp., Бристоль, Пенсильвания; Ракетный двигатель XLR-99 с модификациями — Thiokol Chemical Corp., Reaction Motors, Inc., Денвилл, Нью-Джерси; Вспомогательная силовая установка — General Electric Co., Rocket Engine Section, Эвендейл, Огайо; Жидкостная азотная система охлаждения, система герметизации и наддува кабины, система контроля давления и температуры — Garrett Corp., AiResearch Manufacturing Co., Лос-Анджелес, Калифорния; Бортовая аппаратура и приборы — Lear, Inc., Instrument Division, Гранд-Рапидс, Мичиган; Бортовое навигационное оборудование — Bowmar Instrument Corp., Форт-Уэйн, Индиана;

Электронная приборная система — Sperry Rand Corp., Sperry Gyroscope Co., Гарден-Сити, Нью-Йорк; Аппаратура заатмосферного контроля — Bell Aircraft Corp., Avionics Division, Буффало, Нью-Йорк; Бортовой радиолокационный маяк-ответчик — Lockheed Aircraft Corp., Stavid Engineering, Inc., Плейнфилд, Нью-Джерси; Термокерамическое износостойкое покрытие марки «Рокайд» — Norton Co., Refractories Division, Вустер, Массачусетс; Жаропрочный никелево-хромовый сплав для поверхностей корпуса марки «Инконель-Икс» — International Nickel Co., Нью-Йорк; Высотно-компенсирующий костюм пилота — David Clark Company, Inc., Вустер, Массачусетс;

Алгоритм полёта

В наиболее обобщённом плане, алгоритм полёта был таков: Старт (отцепка) с самолёта-носителя, набор высоты, выход за пределы земной атмосферы на околоземную орбиту, подъём до максимальной точки возвышения (практического потолка), спуск до границ земной атмосферы, вхождение в атмосферу и прохождение её верхних слоёв, планирование, снижение, посадка.

Самолёт стартовал по технологии воздушного старта из-под крыла стратегического бомбардировщика «Б-52» (подвешивался под крылом, на внешней подвески), отцепка от носителя производилась на высоте порядка 15 км, приземлялся самостоятельно на авиабазе, расположенной на дне высохшего солёного озера. Общее время полёта от момента отделения от носителя до приземления составляло порядка 15 минут. Всего по программе Х-15 было выполнено 199 полётов.

Лётно-технические характеристики

Внешние изображения
Изображения
	[books.google.ru/books?id=q9sDAAAAMBAJ&pg=PA79#v=onepage&q&f=false Устройство самолёта]

• Высота полёта — до 107 км,
• Скорость — до 6,72 М

Полёты

Первые полёты начались в 1959 г. Управление полётами осуществлялось из специально оборудованного центра на территории авиабазы «Эдвардс». В наземном обслуживании и подготовке аппаратов к полётам участвовало около ста человек лётно-подъёмного состава.

Предполётные мероприятия

Обратный отсчёт начинался за двадцать часов до взлёта самолёта-носителя с наземного аэродрома, тогда же начинались работы по стыковке реактивного летательного аппарата к крылу самолёта-носителя, заправка осуществлялась за пять часов до взлёта. Личный отсчёт пилота начинался за час перед вылетом. Для удобства последнего был предусмотрен персональный трейлер с различными удобствами и системой вентиляции, привозивший пилота прямо к самолёту перед вылетом и увозивший обратно по прилёту. Перед вылетом пилот одевал ВКС стоимостью $18 тыс., под который медицинским персоналом монтировались различные приборы и датчики биометрических данных (пульса, температуры тела, давления кровеносных сосудов, частоты дыхания и т. д.). Затем следовала проверка и подгонка нательного снаряжения и аппаратуры, после чего пилот поднимался в кабину. За время от взлёта самолёта-носителя до отцепки реактивного летательного аппарата от крыла пилот выполнял свыше пятидесяти контрольных мероприятий, имевших целью обеспечить строжайшее соблюдение техники безопасности, в частности, проверку нормальной работы системы радиосвязи и других систем жизнеобеспечения и обеспечения полёта. После минутного предупреждения от пилота самолёта-носителя, пилот рапортовал о своей готовности к старту (данная информация была предназначена прежде всего руководителю полётами на земле). После отстыковки, пилот приступал к выполнению текущей лётной программы.

Рекордные полёты

Рекордным полётом, совершённым по программе Х-15, стал полёт пилота Джо Уокера 22 августа 1963 года.

Данные по этому полёту:

• Полная масса заправленного самолёта: 15195 кг
• Масса израсходованного топлива: 6577 кг
• Масса после посадки: 6260 кг
• Максимальная достигнутая высота: 107,96 км
• Дальность полёта: 543,4 км
• Продолжительность активного участка полёта: 85,8 сек
• Число Маха: 5,58
• Носитель: бомбардировщик NB-52A

В полёте достигнут неофициальный рекорд высоты, продержавшийся с 1963 до 2004. Максимальная скорость — 7274 км/ч. Максимальная высота — 107,96 км. Рекорд установлен самолётом X-15 #3, номер 56-6672. Профиль этого полёта выглядел приблизительно следующим образом: После отделения от самолёта-носителя жидкостный ракетный двигатель X-15 включился на 85 секунд. К моменту выключения двигателя ускорение составило порядка 4 G (39 м/с²). В апогее траектории аппарат вышел за пределы атмосферы, невесомость продолжалась около 4 минут. В течение этого времени пилот провёл запланированные исследования, сориентировал (с помощью струйных газовых рулей) аппарат для входа в атмосферу. При возвращении в атмосферу внешняя обшивка аппарата местами нагревалась до 650 °C. Перегрузки на участке возвращения в атмосферу достигли 5 G в течение 20 секунд. Общее время полёта от момента отделения от носителя до приземления составило 12 минут.

На высоту свыше 50 миль

В таблице представлены полеты на самолёте X-15 на высоту более 50 миль (ок. 80,5 км).

Дата полёта	Пилот	Номер полёта	Номер самолёта	Номер полёта самолёта	Максимальная скорость (км/ч)	Высота (м)
17.07.1962	Роберт Уайт (Robert Michael White)	62	3	7	6 167	95 936
17.01.1963	Джозеф Уокер (Joseph A. Walker)	77	3	14	5 918	82 814
27.06.1963	Роберт Рэшуорт (Robert A. Rushworth)	87	3	20	5 512	86 868
19.07.1963	Джозеф Уокер (Joseph A. Walker)	90	3	21	5 971	106 009
22.08.1963	Джозеф Уокер (Joseph A. Walker)	91	3	22	6 106	107 960
29.06.1965	Джо Энгл (Joseph H. Engle)	138	3	44	5 523	85 527
10.08.1965	Джо Энгл (Joseph H. Engle)	145(143)	3	46	5 713	82 601
28.09.1965	Джон Маккей (John B. McKay)	150	3	49	6 006	90 099
14.10.1965	Джо Энгл (Joseph H. Engle)	153	1	61	5 720	81 229
01.11.1966	Уильям Дейна (William H. Dana)	174	3	56	6 035	93 543
17.10.1967	Уильям Найт (William J. Knight)	190	3	64	6 206	85 496
15.11.1967	Майкл Адамс (Michael J. Adams)	191	3	65	5 745	81 077
21.08.1968	Уильям Дейна (William H. Dana)	197	1	79	5 541	81 534

В США все эти полёты, а в мире (ФАИ) — те из них, в которых была превышена граница космоса в 100 км признаны суборбитальными пилотируемыми космическими полётами, а их участники — астронавтами.

Интересный факт: в группе пилотов Х-15 с ноября 1960 по июль 1962 был легендарный в будущем Нил Армстронг, совершивший на этих же самолётах № 1 и № 3 суммарно семь полётов, но в данную таблицу он не входит, поскольку так и не достиг рубежа высоты в 50 миль, максимально поднявшись в шестом полёте на 39,3 мили (63,2 км). Разочаровавшись в ракетопланах, он покидает проект, чтобы в сентябре, выдержав отборочный конкурс, стать астронавтом НАСА 2-го набора.

Предпоследний указанный в таблице полёт (за номером 191) закончился трагически. Пилот Майкл Адамс, преодолев, наконец, в своём седьмом полёте желанный рубеж высоты, погиб при возвращении, когда по неустановленным причинам его самолёт внезапно стал неуправляемым и разрушился в воздухе при скорости 5М на высоте 18,9 км. Это сыграло немалую роль в закрытии проекта. Адамс посмертно был удостоен звания астронавта. Его имя — одно из 24, начертанных на сооружённом в 1991 году «Космическом зеркале».

Выше линии Кармана Х-15 поднял только Уокер, причём дважды. Как ни странно, имя Джозефа Уокера отсутствует на «Космическом зеркале», хотя там есть имя Адамса, поднявшего машину всего на 81 км (такой полёт ниже 100 км не считается суборбитальным по стандартам ФАИ, в отличие от полётов Уокера на 106 и 107,9 км). На «Космическом зеркале» есть имена астронавтов, не совершавших ни орбитальных, ни суборбитальных полётов и разбившихся на тренировочных самолётах, а Уокера — единственного пилота, реально поднимавшего Х-15 в космос — нет, хотя он погиб в авиакатастрофе в 1966 году, раньше Адамса.

Дальнейшее развитие задела

Помимо упомянутого выше X-20, шли работы над проектом «Меркурий», рассматривались перспективы осуществления проекта X-15B — увеличенной в размерах модифицированной модели X-15 с двухместной кабиной (для пилота и наблюдателя), выводимая на орбиту ракетоносителем «Сатурн», которая должна была развивать орбитальную скорость около 28970 км/ч (18000 миль/ч) на высоте около 3220 км (2000 миль).

См. также

• Гиперзвуковой летательный аппарат
• Суборбитальный космический полёт
• X-20 Dyna Soar
• SpaceShipOne
• «Барьер неизвестности» (фантастический фильм о советском ракетоплане «Циклон», примерном аналоге X-15)
• Silbervogel

Литература

• Лукашевич В. П., Афанасьев А. Б. [www.buran.ru/htm/space_wings.htm Космические крылья — М.: ЛенТа Странствий, 2009, 496с.- ил.]
  • Гл. 5 Гиперзвуковой ракетоплан Х-15 (с.83-104)
• Evans, Michelle L. [books.google.ru/books?id=kp8iHJws4_0C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false The X-15 Rocket Plane: Flying the First Wings Into Space.  (англ.)] — Lincoln and London: University of Nebraska Press, 2013. — 488 p. — (Outward odyssey : a people’s history of spaceflight) — ISBN 978-0-8032-2840-5
• Stimson, Thomas E. [books.google.ru/books?id=q9sDAAAAMBAJ&pg=PA76#v=onepage&q&f=false The X-15 Points into Space.  (англ.)] // Popular Mechanics — Chicago. Ill.: Popular Mechanics Company, May 1960. — Vol.113 — No.5 — 272 p.

Ссылки

• [www.airwar.ru/enc/xplane/x15.html X-15. Энциклопедия «Уголок неба».]

Отрывок, характеризующий North American X-15

Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.