Абилов, Махмуд Абдул-Рзаевич

Махмуд Абдул-Рзаевич Абилов
лезг. Абилрин Магьмуд Абдулрзадин хва
Дата рождения	15 сентября 1898(1898-09-15)
Место рождения	с. Укур, Кубинский уезд, Бакинская губерния, Российская империя ныне Кусарский район
Дата смерти	1972(1972)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1920 — 1955
Звание
Сражения/войны	Советско-грузинская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Махмуд Абдулрза оглу Абилов (лезг. Абилрин Магьмуд Абдулрзадин хва) (15 сентября 1898 года — 1972 год) — генерал-майор (1945).

Биография

Махмуд Абдулрза Абилович родился 15 сентября 1898 года в селе Укур Кубинского уезда Бакинской губернии (ныне село Укур Кусарского района Азербайджана) в семье лезгинского крестьянина.

Учился в школе, расположенной на станции Ялама, но не закончил из-за смерти в 1915 году отца, а в 1917 — матери. После смерти отца работал на железнодорожной станции Ялама.

Военная служба

Гражданская война

В апреле 1920 года вступил в ряды Красной армии. Служил в 11-й армии. Принимал участие в боях в горах Коджарии против военных отрядов меньшевистской Грузии.

Межвоенный период

В 1922 году Абилов закончил Бакинскую военную школу по подготовке младших командиров. С октября 1922 по март 1924 года служил командиром взвода 2-й стрелковой роты 49-го стрелкового полка 17-й Нижегородской стрелковой дивизии, расположенной на Дальнем Востоке. Затем переведён в 77-ю Азербайджанскую горно-стрелковую дивизию, где служил командиром взвода дивизионной школы, а с августа 1926 по июнь 1929 года командиром роты 3-го Бакинского стрелкового полка этой же дивизии в Ленкорани. С 1929 по июль 1930 года курсовой командир пехотной школы в Тбилиси, затем — помощник командира роты, а с августа 1932 по июль 1937 года — командир роты Тбилисского военного училища. Затем Махмуд Абилов был переведён в Кировабад и был назначен на должность командира 230-го стрелкового полка 77-й Азербайджанской стрелковой дивизии.

В 1938 году прошёл переподготовку в Москве на курсах «Выстрел», после окончания которых Абилов был направлен на Дальний Восток и был назначен начальником разведотдела штаба 2-й отдельной стрелковой бригады 59-го стрелкового корпуса. В том же году принимал участие в боях у озера Хасан, а в 1939 году — в боях у реки Халхин-Гол. После окончания боёв у Халхин-Гол Абилов был назначен на должность начальника штаба бригады, затем — на должность заместителя командира 105-й стрелковой дивизии.

Великая Отечественная война

В августе 1941 года был направлен в Москву для прохождения курсов при Академии Генерального штаба Красной Армии, после окончания которых был назначен командиром вновь формируемой 146-й отдельной стрелковой бригады.

В апреле 1942 года сформированная из сибиряков 146-я стрелковая бригада была переброшена на Северо-Западный фронт в район Демянска, где вела тяжёлые оборонительные бои. Бригада отражала натиск частей немецкой 16-й армии. 3 августа 1942 года командующий 34-й армией генерал-лейтенант Н. Э. Берзарин, приказал полковнику Абилову в течение суток разработать план наступления на Белый Бор и выбить оттуда немецкие соединения. Совместно с офицерами штаба бригады Абилов разработал план операции по овладению этим населённым пунктом. В результате ожесточенных боёв с 5 по 26 августа 146-я стрелковая бригада овладела Белым Бором и прилегающими к нему высотами. За Демянскую операцию Махмуд Абилов был награждён орденом Боевого Красного Знамени.

После завершения Демянской операции и выхода к Старой Руссе бригада Абилова была сосредоточена в Калуге, где на базе бригады была сформирована 70-я стрелковая дивизия, переброшенная затем под Смоленск. В составе Западного фронта 70-я стрелковая дивизия, наступая на Ельню, приняла активное участие в освобождении деревни Ярославль.

С июля по сентябрь 1943 года 70-я стрелковая дивизия, ведя наступательные бои, успешно форсировала реку Сож. Дивизия с боями быстро продвигалась к границам Белорусской ССР. На подступах к трассе Орша — Могилёв дивизия наткнулись на укреплённые немецкие позиции. По словам Махмуда Абилова, дивизия могла попасть в окружение, по приказу командования дивизии с октября 1943 по май 1944 года 70-я стрелковая дивизия перешла к активной обороне.

С мая 1944 года Абилов находился в госпитале. После выздоровления был назначен на должность командира 250-й гвардейской дивизии 35-го стрелкового корпуса. Летом 1944 года 250-я дивизия неоднократно отличилась в наступательных операции «Багратион». 27 июля дивизия вместе с другими соединениями, штурмом овладела Белостоком. Вошедший первым в город полк 250-й дивизии получил почетное наименование «Белостокский». 6 сентября дивизия в составе 2-го Белорусского фронта штурмом овладела крепостью Остроленка на реке Нарев.

20 апреля 1945 года решением СНК СССР Махмуд Абилов был удостоен звания генерал-майор.

Послевоенная биография

Указом Министерства Обороны от 13 декабря 1955 года Махмуд Абилов был отправлен в отставку.

Депутат Верховного Совета СССР в III-го (1950—54 гг.) и IV-го (1954—1958) созывов.

Умер в 1972 году.

Память

В честь Махмуда Абилова названы центральная площадь города Кусары и одна из центральных улиц города, школа на станции Ялама, а также одна из улиц Баку носят почётное имя Махмуда Абилова .

Награды

За время службы Махмуд Абилов был награждён:

• Орден Ленина (1945)
• Пять орденов Красного Знамени — 14.02.1943, 10.1944, 3.11.1944, 10.02.1945, 1950)
• Орден Суворова 2-й степени — 15.04.1945
• Орден Кутузова 2-й степени — 28.09.1943
• Орден Богдана Хмельницкого 2-й степени — 29.05.1945
• Орден Красной Звезды;
• Медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» — 1938
• Другие медали.
• Ордена ПНР и США;

Ссылки

• [sd250.narod.ru/text/abilov.html Абилов Махмуд Абдулрза оглу]
• [www.mi-dag.ru/news/115/veterans/2007/12/12/3239 А.-М. Бабаев. Славный боевой путь генерала Махмуда Абилова (К 110-летию со дня рождения)]

Отрывок, характеризующий Абилов, Махмуд Абдул-Рзаевич

– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?