Абдель Латиф аль-Багдади (египетский политик)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аль Богдади, Абдель Латиф»)
Перейти к: навигация, поиск
Об иракском учёном см. Абдул-Латиф аль-Багдади (иракский учёный).
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Аль-Багдади.
Абдель Латиф аль-Багдади
عبد اللطيف البغدادي<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Военный министр Египта
18 июня 1953 — 18 апреля 1954
Предшественник: Мухаммед Нагиб
Преемник: Хусейн аль-Шафеи
Министр по делам муниципалитетов и сельской местности Египта
18 апреля 1954 — 30 июня 1956
Министр государственного планирования, муниципалитетов и сельской местности Египта
30 июня 1956 — август 1957 года
Вице-президент Египта
7 марта 1958 — 23 марта 1964
Министр планирования Объединённой Арабской Республики
8 октября 1958 — 19 сентября 1960
 
Вероисповедание: ислам
Рождение: 20 сентября 1917(1917-09-20)
деревня Шава, провинция Дакахлия, Британский протекторат Египет
Смерть: 9 сентября 1999(1999-09-09) (81 год)
Каир, Арабская Республика Египет
Отец: Махмуд Богдади
Партия: Национальный союз
Образование: Военно-воздушная академия в Каире (1939)
Профессия: военный лётчик
 
Военная служба
Звание: подполковник авиации

Абдель Латиф Махмуд аль-Багдади (араб. عبد اللطيف البغدادي ‎англ.  Abdel Latif Boghdadi , 20 сентября 1917, деревня Шава, провинция Дакахлия, Султанат Египет — 9 сентября 1999, Каир, Арабская Республика Египет) — египетский политический и военный деятель, один из лидеров революции 1952 года, вице-президент Объединённой Арабской Республики и Египта в 1958 — 1964 годах.





Биография

Абдель Латиф Махмуд аль-Богдади родился 20 сентября 1917 года в деревне Шава, провинции Дакахлия, близ города Эль-Мансура в те времена, когда Египет был протекторатом Великобритании. Его отец Махмуд Богдади был мэром Шавы, что позволило Абдель Латифу обучаться в средней школе, а затем в колледже и в 1937 году получить степень бакалавра[1].

Военная карьера и Вторая мировая война

31 декабря 1938 года он с отличием[2] окончил Египетскую военную академию, а в 1939 году — военно-воздушную академию[3]. Служил в чине лейтенанта в ВВС Королевства Египет на авиационной базе в Хелуане. В том же 1939 году аль-Богдади вместе с Хасаном Ибрагимом вошёл в группу египетских офицеров ВВС сочувствовавших нацистскому режиму А.Гитлера в Германии (позднее к этой группе присоединился Анвар Садат). Летом 1942 года, когда германский корпус генерал-полковника Эрвина Роммеля приближался к Александрии, эта группа направила к немцам самолёт майора Ахмеда Сауди, который должен был начать переговоры о совместных действиях и передать Роммелю чемодан с военными документами. Но самолёт был сбит самими немцами, а о попытке измены стало известно британским и египетским властям. Однако суду был предан только Хасан Ибрагим, которого разжаловали[4].

Когда 4 февраля 1942 года посол Великобритании сэр Лэмпсон принудил короля Фарука отправить в отставку правительство Хусейна Сирри-паши, лейтенанты аль-Богдади и Салах Салем добились приёма у начальника королевской канцелярии Ахмеда Хасанейна и предложили свои услуги «оскорблённому королю»[5]. Они вместе с другими офицерами ВВС демонстративно расписались в почётной книге Абидинского дворца и заявили Хасанейну, что убьют нового премьер-министра Мустафу Наххаса, если выяснится, что он предатель и сторонник англичан. Начальник королевской канцелярии с трудом их успокоил[6]. Однако, по мере того, как германский Африканский корпус всё дальше отбрасывался союзниками от границ Египта, активность антибританского движения в египетской армии падала.

Арабо-израильская война (1947—1949)

После поражения гитлеровской Германии и падения нацизма Абдель Латиф аль-Богдади, в числе группы других офицеров ВВС, включился в поиск новой идеологии борьбы. Он контактировал со многими легальными и нелегальными египетскими организациями и около 1947 года даже вступил в основанное коммунистами Общество спорта и досуга, где читали лекции по марксизму. Однако вскоре эти контакты прервались, как и связи с унтер-офицерами авиамеханиками, среди которых так же распространялась коммунистическая идеология[7]. Кризис вокруг подмандатной Палестины помог аль-Богдади и его товарищам определиться с идейными позициями. После того, как в феврале 1948 года в Дамаске была создана добровольческая Арабская освободительная армия для уничтожения будущего Израиля, офицеры египетских ВВС через Абдель Латифа аль-Богдади предложили свои услуги её командующему Фавзи аль-Кавакджи. Когда же правительство Египта отвергло возможность перелёта египетских лётчиков в Сирию, аль-Богдади заявил о желании сесть за штурвал истребителя как доброволец. Египетские лётчики подготовили 15 «Спитфайров», однако аль-Кавакджи по каким то причинам так и не вышел с ними на связь[8]. Когда Египет всё же вступил в войну, Абдель Латиф аль-Богдади принял в ней участие как командир авиационного подразделения. Он был первым египетским лётчиком, бомбившим Тель-Авив, в течение войны был дважды награждён Военной звездой[1] и стал одним из немногих, награждённых Звездой Фуада[9].

«Свободные офицеры» и революция 1952 года

В 1949 году аль-Богдади окончил Штабной колледж, где преподавал тактику подполковник Гамаль Абдель Насер[3]. Он разделял взгляды Насера на причины поражения в войне против Израиля, возлагая вину на королевский режим, и вскоре присоединился к нелегальному движению «Свободные офицеры». В начале 1950 года Абдель Латиф аль-Богдади вместе с Абдель Хакимом Амером, Анваром Садатом и другими офицерами был включён в состав Учредительного комитета организации[10]. Во время политического кризиса в январе 1952 года аль-Богдади выступил за немедленное выступление «Свободных офицеров» и свержение монархии, так как армия была выведена на улицы для подавления беспорядков. Однако он не был поддержан членами движения. К тому же организационная структура «Свободных офицеров» ещё не была сформирована, а в авиации, в которой служил подполковник аль-Богдади, не была создана до конца система ячеек[11]. Тем не менее, Абдель Латиф аль-Богдади с группой членов Учредительного комитета выступил с резкой критикой позиции Насера, отказавшегося выступить в январе. В результате этой критики и других причин Насер подал в отставку и вернулся на пост руководителя «Свободных офицеров» только после перевыборов[12]. В июле 1952 года, когда был составлен план захвата власти, Абдель Латифу аль-Богдади вместе с Гамалем Салемом и Хасаном Ибрагимом было поручено ночью на 23 июля взять под контроль расположенные вокруг Каира военно-воздушные базы Аль-Маза, Гелиополис и Тарб аль-Кахер[13]. На рассвете они должны были поднять в воздух авиацию в поддержку нового режима[14].

Абдель Латиф аль-Богдади вошёл в первый состав Совета руководства революцией, взявшего фактическую власть в Египте[15]. В переходный период аль-Богдади не занимал важных государственных постов, но о его существенной роли говорит тот факт, что 12 февраля 1953 года он вместе с Насером и Садатом сопровождал премьер-министра Мухаммеда Нагиба во время демонстративного посещения усыпальницы Хасана аль-Банны[16]. В тот же период он был назначен генеральным инспектором созданной «Свободными офицерами» политической организации «Гейат ат-Тахрир»[17], однако эта организация просуществовала недолго.

Карьера в республиканском Египте

18 июня 1953 года Египет был провозглашён республикой, и подполковник ВВС Абдель Латиф аль-Богдади был назначен на пост военного министра, который ранее занимал генерал Мухаммед Нагиб. Однако реальное влияние на армию перешло к новому главнокомандующему Абдель Хакиму Амеру, произведённому из майоров в генерал-майоры[18]. В середине сентября 1953 года подполковник Абдель Латиф аль-Богдади был назначен председателем Революционного трибунала из трёх человек, созданного для суда над политическими деятелями королевского режима и лидерами парламентских партий (членами трибунала стали подполковник Анвар Садат и майор Хасан Ибрагим). 1 октября 1953 года Революционный трибунал приступил к работе. По официальным данным суду трибунала были подвергнуты 34 человека, в том числе бывший премьер-министр Ибрагим Абдель Хади, лидер партии Вафд Фуад Сираг эд-Дин и другие политики[19]. Трибунал закончил свою работу в апреле 1954 года.

В период политического кризиса в феврале 1954 года аль-Богдади стал единственным членом Совета революционного командования, который выступил против принятия мер к коммунисту Халеду Мохи эд-Дину и был поддержан Насером, переключившим внимание на фигуру Нагиба[20]. Однако 25 марта он же внёс в СРК предложение об отмене решений 5 марта о срочном созыве Учредительного собрания и вступил в конфликт с тем же Халедом Мохи эд-Дином[21].

18 марта 1954 года Гамаль Абдель Насер сформировал новое правительство, в котором аль-Богдади, лишившись поста военного министра, был назначен на более скромный пост министра по делам муниципалитетов и сельской местности[22]. Как министр он занимался строительством шоссе «Нильский карниз» в Каире и новых дорог по всей стране, за что получил от противников режима прозвище «Абдель Рассиф (араб. — тротуар) аль-Богдади»[17].

В июле 1954 года он вошёл в состав египетской делегации на переговорах с Великобританией (11 — 27 июля) по вопросу об эвакуации британских войск из зоны Суэцкого канала[23]. Он также стал одним из 5 представителей Египта подписавших 19 октября того же года соглашения об эвакуации британских войск[24].

23 июня 1956 года Гамаль Абдель Насер был избран президентом Египта, Совет революционного командования был распущен в связи с завершением переходного периода, и членство в нём аль-Богдади автоматически прекратилось. 30 июня он вошёл в новое правительство Насера уже в качестве министра государственного планирования, муниципалитетов и сельских местностей.

Суэцкий кризис

24 июля 1956 года Насер, принявший решение о национализации Суэцкого канала, собрал на срочное совещание трёх бывших членов СРК — Амера, аль-Богдади и Закарию Мохи эд-Дина. Именно с ними он обсудил этот свой шаг, а также принял решение обратиться к СССР за помощью в строительстве высотной Асуанской плотины[25]. Насер вспоминал, что в период Суэцкого кризиса Абдель Латиф аль-Богдади и Закария Мохи эд-Дин проявили наибольший энтузиазм и волю. Аль-Богдади постоянно находился рядом с Насером и ночевал с ним в одном кабинете в бывшей резиденции СРК[26]. Он фактически заменил потерявшего контроль над ситуацией Амера и взял на себя командование силами сопротивления в районе Суэцкого канала[27]. После ухода союзных сил из Порт-Саида аль-Богдади был направлен в город для восстановления там нормальной жизни. Он отдал приказ о сборе оружия у населения, в обмен на которое выдавались справки об участии в сопротивлении[28]. Он был назначен главным администратором по восстановлению разрушенного в ходе конфликта хозяйства Суэцкого канала. Вместе с Амером и Закарией Мохи эд-Дином аль-Богдади входил в состав комитета, который занимался отбором 350 кандидатов в Национальное собрание[29]. В июле 1957 года, когда новый парламент приступил к работе, Абдель Латиф аль-Богдади был избран первым председателем Национального собрания Египетской республики[30].

Вице-президент

24 февраля 1958 года Абдель Латиф аль-Богдади как глава египетского парламента сопровождал президента Насера в его поездке в Дамаск, когда было принято решение об объединении Египта и Сирии в Объединённую Арабскую Республику[31]. 7 марта он вместе с Амером был назначен одним из вице-президентов ОАР от Египта, в мае вместе с Акрамом аль-Хаурани сопровождал Насера в его первой поездке в СССР, а 8 октября того же года был также назначен министром центрального планирования ОАР[2]. 20 сентября 1960 года аль-Богдади оставил пост министра планирования, оставшись вице-президентом, но 16 августа 1961 года был назначен вице-президентом ОАР, ответственным за вопросы планирования. 19 октября 1961 года, после распада ОАР, аль-Богдади стал вице-президентом Египта ответственным за вопросы казначейства и планирования.

Расхождения с Насером

Абдель Латиф аль-Богдади не поддержал проводившегося Насером сближения Египта с СССР[32], а после того, как в мае 1962 года Гамаль Абдель Насер окончательно взял курс социалистические преобразования, аль-Богдади стал отходить от активной государственной и политической деятельности[33]. 29 сентября 1962 года аль-Богдади подал в отставку, перестал отвечать за вопросы планирования, но остался одним из вице-президентов. Другой причиной конфликта между аль-Богдади и Насером стало вмешательство Египта в гражданскую войну в Северном Йемене и посылка туда египетской армии[17]. Аль-Богдади называл военную кампанию в Йемене «насеровским Вьетнамом» и призывал вернуться к политике под лозунгом «Египет превыше всего!»[2]. Со своей стороны Насер обвинял своего вице-президента в незаконных связях с исламской организацией «Братья-мусульмане», посадил под домашний арест его брата Саада Богдади и не выпустил в Великобританию его шурина для окончания докторантуры[34].

23 марта 1964 года, после принятия новой временной конституции Египта Насер принял отставку четырёх вице-президентов страны, в том числе и Абдель Латифа аль-Богдади. 16 мая того же года между Насером и аль-Богдади произошёл окончательный разрыв и последний ушёл из политики[34]. В 1967 году, после поражения в Шестидневной войне аль-Богдади ненадолго вернулся к политической деятельности, требовал «более сбалансированного курса», усиления позиций частного сектора и расширения связей с Западом[33].

В своих мемуарах, вышедших в 1977 году, аль-Богдади утверждал, что в сентябре 1970 года, незадолго до своей смерти, Гамаль Абдель Насер планировал вновь назначить его вице-президентом вместо Анвара Садата, которому перестал доверять[17]. Они даже договорились, что аль-Богдади посетит СССР, чтобы убедиться в правоте Насера и самому оценить обстановку, однако скоропостижная смерть президента разрушила эти планы[35]. Абдель Латиф аль-Богдади неоднократно подергал критике президента Садата. В 1972 году в числе 9 других бывших руководителей страны он осудил Садата за «сверхзависимость» от Советского Союза[2], а в 1979 год у, после подписания Кэмп-Девидских соглашений, вместе с Камаль эд-Дин Хусейном, Закарией Мохи эд-Дином и другими бывшими руководителями «Свободных офицеров» подписал открытое письмо президенту Анвару Садату, обвиняя его в предательстве интересов Египта и арабских стран[36].

Абдель Латиф Махмуд аль-Богдади скончался 9 сентября 1999 года в Каире от осложнений рака печени, на следующий день после госпитализации. Его похороны состоялись в пригороде Каира 10 сентября 1999 года в присутствии президента Хосни Мубарака и других высокопоставленных лиц. В своей речи Мубарак отметил, что аль-Богдади «преданно служил своей стране»[2].

Сочинения

  • The Five-Year Plan for the Economic and Social Development of the U.A.R /1960, Cairo, National Planning Committee. oclc=311879148
  • Mudakkirat Abd el-Latif el-Baghdadi («Memoirs of Abdel Latif Boghdadi») /1977, Cairo, el-Maktab el-Masri el-Hadith. oclc=318028194
  • Abdel Latif Boghdadi: Diaries. (1982). Cairo: el-Maktab al-Masri al-Hadith.

Напишите отзыв о статье "Абдель Латиф аль-Багдади (египетский политик)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.sis.gov.eg/VR/rev/english/2b.htm Abdel-Latif El-Boghdady] (англ.). Juli Revolution. Проверено 25 декабря 2011. [www.webcitation.org/67JkaEaS4 Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  2. ↑ 1 2 3 4 5 Pace, Eric. Abdel-Latif Baghdadi, 81, Partner in Egypt’s 1952 Coup New York Times. 1999-01-11.
  3. ↑ 1 2 Беляев И. П., Примаков Е. М. Египет: время президента Насера. / М.1981 — С.33.
  4. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.67.
  5. ↑ Беляев И. П., Примаков Е. М. Египет: время президента Насера. / М.1981 — С.39.
  6. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.70.
  7. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.89.
  8. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. С.97.-98.
  9. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.172.
  10. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.111.
  11. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.141.
  12. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.145.
  13. ↑ Мусский И. А. 100 великих заговоров и переворотов /М. Вече, 2004 ISBN 5-7838-1125-4
  14. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.159
  15. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.192.
  16. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.219.
  17. ↑ 1 2 3 4 [weekly.ahram.org.eg/2002/595/sc7.htm All the revolution’s men] (англ.). Al-Ahram (18 — 24 July 2002). Проверено 25 декабря 2011. [www.webcitation.org/67JkbSD4r Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  18. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.246.
  19. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.222.
  20. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.252.
  21. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.257.
  22. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.263.
  23. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.275.
  24. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.278.
  25. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.307.
  26. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.320.
  27. ↑ Aburish, Said K. Nasser, the Last Arab / New York City: St. Martin’s Press, 2004 — P.119.
  28. ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С.327.
  29. ↑ Aburish, Said K. Nasser, the Last Arab / New York City: St. Martin’s Press, 2004 — P.125.
  30. ↑ Vatikiotis, Panayiotis J. Nasser and his Generation, / Taylor & Francis, 1978 — P.193.
  31. ↑ Aburish, Said K. Nasser, the Last Arab / New York City: St. Martin’s Press, 2004 — P.157.
  32. ↑ Aburish, Said K. Nasser, the Last Arab / New York City: St. Martin’s Press, 2004 — P.208.
  33. ↑ 1 2 Беляев И. П., Примаков Е. М. Египет: время президента Насера. / М.1981 — С.36.
  34. ↑ 1 2 Vatikiotis, Panayiotis J. Nasser and his Generation, / Taylor & Francis, 1978 — P.312.
  35. ↑ Aburish, Said K. Nasser, the Last Arab / New York City: St. Martin’s Press, 2004 — P.305
  36. ↑ Беляев И. П., Примаков Е. М. Египет: время президента Насера. / М.1981 — С.38.

Литература

  • Беляев И. П., Примаков Е. М. «Египет: время президента Насера». М.1981
  • Хамруш А. «Революция 23 июля 1952 года в Египте» М. 1984
  • Pace, Eric. Abdel-Latif Baghdadi, 81, Partner in Egypt’s 1952 Coup New York Times. 1999-01-11.
  • Aburish, Said K. (2004), Nasser, the Last Arab, New York City: St. Martin’s Press, ISBN 978-0-312-28683-5
  • Vatikiotis, Panayiotis J. (1978), Nasser and his Generation, Taylor & Francis, ISBN 0-85664-433-1

Ссылки

  • [weekly.ahram.org.eg/2002/595/sc7.htm All the revolution’s men // Al-Ahram, 18 — 24 July 2002]
  • [www.sis.gov.eg/VR/rev/english/2b.htm Juli Revolution]
Предшественник:
Мухаммед Нагиб 		55-й Военный министр Египта

18 июня 1953 - 17 апреля 1954 		Преемник:
Хусейн аль-Шафеи
Предшественник:
' 		Вице-президент Египта

7 марта 1958 - 23 марта 1964 		Преемник:

Отрывок, характеризующий Абдель Латиф аль-Багдади (египетский политик)

Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Абдель_Латиф_аль-Багдади_(египетский_политик)&oldid=76644269»