Бой у мыса Спартель
Координаты: 35°52′00″ с. ш. 6°12′10″ з. д. / 35.86667° с. ш. 6.20278° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.86667&mlon=-6.20278&zoom=14 (O)] (Я)
| Battle of Cape Spartel | |||
| Основной конфликт: Война за независимость США | |||
 Вид Барбарийского побережья, с мысом Спартель и прибывшим флотом (1782 ?) | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
к западу от | ||
| Итог |
неопределенный; | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой у мыса Спартель (англ. Battle of Cape Spartel) — бой между британским флотом лорда Хау и соединенным испано-французским флотом Луиса де Кордоба, произошедший 20 октября 1782 года на подходах к Гибралтару, в ходе Американской войны за независимость.
Предыстория
C 11 по 18 октября лорд Хау успешно провел в Гибралтар конвой снабжения, пополнивший припасы осажденной крепости на целый год. Шторм от W в предыдущие дни загнал испанскую эскадру в бухту Альхесирас и помешал ей перехватить конвой. 13 октября она все же вышла в море, но была отнесена к востоку и, по недосмотру или намеренно, там и держалась. Когда 15-го ветер отошел к осту, она была уже слишком далеко для того, чтобы напасть на конвой.
19 октября операция снабжения Гибралтара была закончена, и лорд Хау снова вышел в море. Испанский флот при поддержке французов (в общей сложности 45 линейных кораблей) попытался вызвать его на бой. Но он был не склонен стражаться прямо в проливе, стесненный берегами и течением. Будучи по-прежнему в меньшинстве, он нуждался в просторе для маневра.
Просто уходить, имея на хвосте испанцев он тоже не мог: это давало испанцам возможность захватывать отставших по одному. Хотя британские корабли были обшиты медью и имели преимущество в ходе, такая возможность не исключалась.
Ход боя
На рассвете 20 октября два флота обнаружили друг друга в 18 милях от мыса Спартель на барбарийском берегу. На этот раз Хау привелся к ветру и почти остановил свой флот, обстенив марсели. Таким образом, он дал испанцам выбор — вступить в бой или уклониться по желанию.
Кордоба скомандовал общую погоню, невзирая на соблюдение строя. Для испанцев, среди которых были особенно медленные, например флагманский Santisima Trinidad, это был единственный способ сблизиться. Примерно к часу пополудни расстояние между флотами сократилось до 2 миль — вдвое больше максимальной дальности огня. Франко-испанские корабли были с наветра и правее. Santisima Trinidad к этому времени добрался до центра линии, которую испанцам пришлось строить снова.
За это время Хау сомкнул линию, таким образом сосредоточив свои 34 корабля против 31 противника. Стандартный контр-ход в таких случаях — охват короткой линии с концов. Но преимущество хода британцев не позволяло противнику такого маневра. Вместо этого часть его кораблей, в том числе два трехдечных, оказались фактически вне боя.
В 5:45 пополудни головные испанцы открыли огонь. Последовал обмен залпами, причем оба флота продолжали движение; британцы постепенно вытягивались вперед, не вступая в ближний бой. Перестрелка прекратилась с темнотой. Потери в людях были примерно равны с обеих сторон.
Утром 21 октября флота разделяло примерно 12 миль. Кордова исправил повреждения и был готов продолжить бой, но этого не произошло. Пользуясь отрывом, Хау увел флот в Англию. 14 ноября он вернулся в Спитхед.
Последствия
Бой не принес решительной победы никому. Но британцы завершили важную операцию, не потеряв ни одного корабля. Флот отвел угрозу нового штурма Гибралтара. По сути, осада была снята. Все это подняло дух британцев после недавних потерь (масштабы победы при островах Всех Святых еще не были известны до конца) и улучшило позиции их дипломатии на начавшихся вскоре мирных переговорах.
Королевский флот доказал своё превосходство над испанским. По замечанию одного французского офицера, «количество исчезло перед качеством».[3] Большая доля заслуги в этом лично адмирала Хау. Очередной раз он продемонстрировал свой тактический гений, проявлявшийся лучше всего в трудные моменты. Все тот же Шевалье пишет, что быстрое восприятие, точная оценка и быстрота принятия решений британским командующим обеспечили успех. Не подвели и его капитаны: «не было ни столкновений, ни ошибок в разборе сигналов, ни в исполнении»[3] — оправдали себя подготовка, инструктирование и введенная адмиралом новая сигнальная книга.
Испанский флот после этого оценил важность обшивки медью, но страна отставала в исполнении этой меры. В течение всего века паруса испанцы были в роли догоняющих.[4]
Силы сторон
| Британский флот[1] | Франко-испанский флот[5] | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Авангард, 1-й див. | ||||||
| Корабль (пушек) | Капитан | Потери | Примечания | Корабль (пушек) | Примечания | |
| Убито | Ранено | |||||
| HMS Goliath (74) | Хайд Паркер | 4 | 16 | Santísima Trinidad (120) | флагман, генерал-лейтенант Луис де Кордоба | |
| HMS Ganges (74) | Charles Fielding | 6 | 23 | Rayo (80) | коммодор Posada | |
| HMS Royal William (84) | John Carter Allen | 2 | 13 | Terrible (74) | ||
| HMS Britannia (100) | C. Hills | 8 | 13 | флагман авангарда, вице-адмирал Баррингтон |
Arrogante (70) | |
| HMS Atlas (98) | George Vandeput | 2 | 3 | Brillante (70) | генерал-лейтенант виконт De Rochechouart | |
| HMS Ruby (64) | John Collins | 6 | 0 | Firme (70) | ||
| Авангард, 2-й див. | ||||||
| HMS Panther (60) | Henry Hervey | 3 | 15 | Indien (64) | ||
| HMS Foudroyant (80) | Джон Джервис | 4 | 8 | Galicia (70) | ||
| HMS Edgar (74) | 0 | 6 | Guerrero (70) | |||
| HMS Polyphemus (64) | W. C. Finch | 0 | 4 | San Isidoro (70) | ||
| HMS Suffolk (74) | Sir George Home | 0 | 0 | San Isidro (70) | ||
| HMS Vigilant (64) | 1 | 2 | San Joaquín (70) | |||
| Центр, 1-й див. | ||||||
| HMS Courageux (74) | лорд Малгрейв | 1 | 4 | San Juan Bautista (70) | ||
| HMS Crown (64) | Samuel Reeve | 0 | 1 | San Justo (70) | ||
| HMS Alexander (74) | Edward Pakenham, Lord Longford | 2 | 4 | San Lorenzo (70) | ||
| HMS Sampson (64) | John Harvey | 2 | 0 | San Rafael (70) | ||
| HMS Princess Royal (98) | Jonathan Faulknor | 1 | 0 | San Vicente (70) | коммодор Ponce de León | |
| HMS Victory (100) | John Leveson-Gower; H. Duncan |
0 | 0 | флагман, адмирал лорд Хау |
Santa Isabel (70) | |
| Центр, 2-й див. | ||||||
| HMS Blenheim (90) | Adam Duncan | 2 | 3 | Serio (70) | ||
| HMS Asia (64) | Richard Bligh | 0 | 0 | Triunfante (70) | ||
| HMS Egmont (74) | 0 | 0 | Vencedor (70) | |||
| HMS Queen (98) | William Domett | 1 | 4 | контр-адмирал Александр Худ | Castilla (64) | |
| HMS Bellona (74) | Richard Onslow | 0 | 0 | España (64) | ||
| Арьергард, 2-й див. | ||||||
| HMS Raisonnable (64) | John Hervey | 1 | 0 | Septentrión (64) | ||
| HMS Fortitude (74) | George Keppel | 2 | 9 | Bretagne (110) | ||
| HMS Princess Amelia (84) | J. Reynolds | 4 | 5 | контр-адмирал сэр Ричард Хьюз | Invincible (110) | генерал-лейтенант Lamotte-Picquet |
| HMS Berwick (74) | Charles Phipps | 1 | 5 | Majesteux (110) | ||
| HMS Bienfaisant (64) | J. Howarth | 2 | 4 | Royal Louis (110) | коммодор de Bausset | |
| Арьергард, 1-й див. | ||||||
| HMS Dublin (74) | Archibald Dickson | 0 | 0 | Actif (74) | ||
| HMS Cambridge (84) | 4 | 6 | Dictateur (74) | |||
| HMS Ocean (98) | 0 | 0 | флагман арьергарда вице-адмирал Mark Milbanke |
Guerriere (74) | ||
| HMS Union (90) | John Dalrymple | 5 | 15 | Robuste (74) | ||
| HMS Buffalo (60) | John Holloway | 6 | 16 | Suffisant (74) | ||
| HMS Vengeance (74) | John Moutray | 2 | 14 | Zodiaque (74) | ||
| В бою не участвовали | ||||||
| HMS Latona (38) | Hugh Seymour-Conway | 0 | 0 | фрегат | Purísima Concepción (112) | |
| San Fernando (80) | ||||||
| Africa (70) | ||||||
| Oriente (70) | ||||||
| San Eugenio (70) | генерал-лейтенант граф де Гишен | |||||
| Astuto (60) | ||||||
| San Julián (60) | ||||||
| Miño (54) | ||||||
| Terrible (110) | генерал-лейтенант Bonet | |||||
| Bienanime (74) | ||||||
| Atlas (70) | ||||||
| Lion (64) | генерал-лейтенант Miguel Gastón | |||||
Напишите отзыв о статье "Бой у мыса Спартель"
Литература
- Schlomberg, Isaac. Naval Chronology, or A Historical Summary of Naval and Maritime Events, from the Time of the Romans to the Treaty of Peace 1802, 1802. (Kessinger Publishing, repr. 2009). ISBN 1-104-45090-9
Ссылки
- [www.todoababor.es/articulos/espartel.htm#prof Combate de Espartel. 20 de octubre de 1782] (исп.)
Примечания
- ↑ 1 2 Schomberg. Naval Chronology…, Vol. 4, p. 390—393
- ↑ Mahan, A.T. The Major Operations of the Navies in the War of American Independence. Sampson Low, Marston & Co, Ltd, London, 1913. p.232−233.
- ↑ 1 2 Chevalier. La Marine Francaise, dans la Guerre de 1778, p. 358. Цит по: Mahan, The Major Operations… p. 233.
- ↑ The Spanish Navy, in: Navies and the American Revolution,… p.144-145.
- ↑ Боевой порядок не указан.
Отрывок, характеризующий Бой у мыса Спартель
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
