Буканьеры

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Буканьер»)
Перейти к: навигация, поиск

Буканьеры — пираты, которые нападали на испанские флотилии в Карибском море во второй половине XVII века.

Ныне термин «буканьер» используется вообще как синоним понятию «пират». Первоначально буканьеры объединялись в более многочисленные группы, склонные нападать на прибрежные города, ограничивающиеся действиями в Карибском море, в отличие от более поздних пиратских команд, которые приплыли в Индийский океан по маршруту Пиратского круга в конце XVII столетия.





История

Термин «буканьер» происходит от аравакского слова «buccan», обозначающего деревянную раму для копчения и поджарки мяса (аналог современного барбекю или мангала). Для этих целей в основном использовалось мясо ламантина. От этого слова образовалось французское «boucane» и отсюда «boucanier», обозначающее французских охотников, также использовавших подобные приспособления для копчения мяса дикого рогатого скота и свиней на Эспаньоле. Английские колонисты англифицировали слово и начали использовать его в пиратской деятельности.

Приблизительно в 1630 году некоторые французы были изгнаны с острова Гаити на соседнюю Тортугу. Испанцы попытались выдавить их и оттуда, но к новоявленным пиратам присоединилось множество других французов, голландцев и англичан, которые стали промышлять пиратством против испанских судов, с успехом используя свои охотничьи навыки при нападении на испанские галеоны в Наветренном проливе. Постепенно они стали настолько грозной силой, что даже приплывали на побережье испанской Америки и грабили города.

Английские поселенцы, населяющие Ямайку, начали распространять слово buccaneer со значением «пираты». Название окончательно приняло это значение позже, в 1684 году, когда был издан первый английский перевод книги Александра Эксквемелина «Пираты Америки».

Из Лондона буканьерство рассматривали как низкобюджетный способ ведения войны с конкурентом Англии, Испанией. Поэтому английская корона «лицензировала» пиратов, выдавая им корсарские патенты, легализуя их действия, требуя взамен часть награбленной добычи. Пираты приглашались губернатором Ямайки Томасом Модифордом, который позволял им базировать свои суда в Порт-Ройале. Разбойники грабили испанские корабли и колонии, возвращались в Порт-Ройал с богатой добычей, делая город самым преуспевающим в Карибском море. Были снаряжены специальные офицеры Королевского флота, заданием которых было привести таких головорезов, как Кристофер Мингс. Их действия продолжались независимо от того, находилась ли Англия в состоянии войны с Францией или Испанией или нет.

Среди лидеров буканьеров было двое французов: Жак Давид Но, более известный как Франсуа Олоне и Даниэль Монбар, который уничтожил столько испанских судов и убил столько испанцев, что его назвали «Истребителем» (англ. Exterminator). Другим известным лидером был валлиец по имени Генри Морган, который ограбил Маракайбо, Портобело и Панаму. Впоследствии он стал богачом и вернулся в Англию, где был посвящён в рыцари Карлом II.

В 1690-х годах прежние районы буканьерства начали постепенно «вымирать», так как европейские правительства начали отказываться от политики «никакого мира вне линии». Пиратами стало трудно управлять, они могли втянуть страны в нежелательные войны. Резко возрастала нетерпимость к пиратам со стороны местных карибских властей, поэтому разбойники были вынуждены либо заняться честной работой, либо присоединиться к большим пиратским флотилиям, уходившим в поисках счастья в Индийский океан, на восточное побережье Северной Америки или к Западной Африке.

Правовой статус

Статус буканьеров как пиратов или каперов был неоднозначен. Как правило, буканьеры называли себя каперами, и многие плавали под защитой патента, предоставленного британскими, французскими или голландскими властями. Например, Генри Морган имел некоторую форму юридического прикрытия для всех его нападений и выразил большое негодование по поводу того, что губернатор Панамы назвал его «корсаром»[1]. Однако эти грубые люди мало беспокоились о юридических тонкостях и использовали каждую возможность, чтобы пограбить испанского золота, было ли у них при себе каперское свидетельство или нет.

Многие подобные документы, используемые пиратами, были юридически недействительны; однако в ту неграмотную эпоху даже такую бумагу можно было выдать за действующую лицензию[2]. Кроме того, даже те, у кого были настоящие свидетельства, часто не соблюдали их условий. К примеру, нападение того же Генри Моргана 1671 года на Панаму нисколько не было разрешено его документом от губернатора Ямайки. Правовой статус буканьеров был далее затенён практикой испанских властей, которые расценивали их как еретиков и преступников и, таким образом, отправляли всех пойманных пиратов на виселицу вне зависимости от того, лицензировались ли их нападения французскими или английскими монархами или нет.

Одновременно с этим британские и французские губернаторы были склонны закрывать глаза на нападения буканьеров на испанцев, даже при отсутствии у них патента. Однако, как только испанская власть уменьшилась к концу 17-го столетия, пираты стали нападать на французские суда и грабить торговые корабли, курсировавшие между Англией с испанской Америкой. Торговцы, которые ранее расценивали буканьеров как защиту от испанцев, теперь видели в этом угрозу своей торговле. Естественно, что колониальные власти стали гораздо враждебнее. Эти изменения в политической сфере больше, чем что-либо ещё, положили конец пиратству в Карибском море.

Образ жизни буканьера

За сто лет до Французской революции общество буканьеров жило по принципам свободы, равенства и братства. Деление на «твоё» и «моё» было весьма условным. Здесь всё считалось общим. Свои вещи буканьеры никогда не прятали и не запирали. При случае каждый мог взять без спроса в любом букане всё, что ему необходимо. Те, кто хотел вступить в общество буканьеров, должен был забыть о старых привычках и даже отказаться от своего фамильного имени и безоговорочно подчиняться законам товарищества. Новичкам давали шутливое или серьёзное прозвище, которое порой переходило к потомкам. Выходили из братства после женитьбы.

Сами буканьеры практически не заботились о своём внешнем виде и были неприхотливы в одежде. Носили рубашки и панталоны из толстого полотна, вечно запачканные кровью животных. Каждый буканьер имел одного, а иногда и нескольких слуг. Главным занятием у буканьеров считалась охота за буйволами. Для охоты каждый член братства держал от двадцати до тридцати собак.

В поселении или лагере избирался глава, который мог быть также свергнут всеобщим голосованием. Часто он же был и капитаном разбойничьего судна. Команда, а не капитан, решала, напасть на одинокое судно или флот.

Добыча делилась на равные доли; капитан получал согласованную часть добычи для корабля плюс ещё часть денежного вознаграждения, обычно пять или шесть долей[4]. У команды принципиально не было никакого регулярного заработка. «Награда» определялась только из их «вклада» в общий грабёж. Эта система позже была названа «нет покупок, нет платы» Модифордом или «нет добычи, нет награды» Эксквемелином. Среди пиратов был сильный боевой дух. Это, вкупе с их огромной численностью, позволяло побеждать им в сражениях и битвах.

В течение некоторого времени среди буканьеров существовала даже система гарантии социального страхования и компенсации за раны в сражении в определённом масштабе[5].

Боевые действия

На море

Первоначально пираты использовали маленькие лодки, чтобы тайно нападать на испанские галеоны и подняться на борт прежде, чем могла быть пробита тревога. Буканьеры были опытными стрелками и быстро убивали рулевого и любых офицеров на борту. Репутация буканьеров как жестоких убийц росла до тех пор, пока большинство жертв не стало сдаваться в надежде на то, что их пощадят. Что, в конечном итоге, часто (хотя и не всегда) происходило.

На суше

Когда совершался набег на города, буканьеры не приплывали в гавань и не бомбардировали форт, что, как правило, делали военно-морские силы. Вместо этого они тайно вытаскивали свои суда на берег так, чтобы противник их не видел, проходили по суше и нападали на города со стороны тыла, которая обычно менее укреплялась. Такая тактика была рассчитана на скорость и внезапность.

Напишите отзыв о статье "Буканьеры"

Примечания

  1. Nigel Cawthorne (2004), Pirates: Blood and Thunder on the High Seas, Book Sales, ISBN 0-7858-1856-1, p. 92.
  2. Terry Breverton (2004), The Pirate Dictionary, Pelican Publishing CO., ISBN 1-58980-243-8, p. 94.
  3. [etext.virginia.edu/toc/modeng/public/PylPira.html Book of Pirates]
  4. Cordingley, D D. Under the Black Flag. — Random House, 2006. — P. 97.
  5. Thomas Salmon (1746), Modern history, or the Present State of All nations, University of Lausanne p. 243

Литература

  • Артеменко А. Т., Веникеев Е. В. Пираты? Пираты... Пираты! — Севастополь, 1997.
  • Архенгольц Ф. [Иоганн Вильгельм]. История морских разбойников Средиземного моря и океана. — М.: Новелла, 1991. — 368 с.
  • Баландин Р. К. Знаменитые морские разбойники. От викингов до пиратов. — М.: Вече, 2012. — 352 с.
  • Белоусов Р. С. Под черным флагом: Исторические очерки. — М.: Олимп; АСТ, 1996. — 432 с.
  • Белоусов Р. С. Тайны знаменитых пиратов, или Сундук мертвеца. — М.: Рипол классик, 2004. — 352 с.
  • Блон Жорж. Великий час океанов: Атлантический. — М.: Мысль, 1978. — 218 с.
  • Блон Жорж. Флибустьерское море. — М.: Мысль, 1985. — 350 с.
  • Бурмистрова Л. Л., Морозов В. Пираты. Энциклопедия. — М.: Росмэн-Пресс, 2007. — 104 с.: ил.
  • Воробьев Б. Т. Под флагом смерти. — М.: Современник, 1997. — 192 с.
  • Герхард Петер. Пираты Новой Испании. 1575-1742 гг. — М.: Центрполиграф, 2004. — 240 с.
  • Глаголева Е. В. Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана. — М.: Молодая Гвардия, 2010. — 416 с.: ил.
  • Гребельский П. Х. Пираты. Иллюстрированная история морского разбоя. — Л.: СПЦ СТАР, 1992. — 128 стр.: ил.
  • Григорьева Е. и др. Пираты. — М.: РОСМЭН, 1996. — 120 с.: ил.
  • Григорян В. Л., Дмитриев В. И. Пиратство, разбой и терроризм на море. — М.: Академкнига, 2004. — 224 с.
  • Гросс П. А. Хроника морского разбоя: пираты, корсары, флибустеры. — М.: Майор; А.И. Осипенко, 2009. — 176 с.
  • Губарев В. К. Пираты Карибского моря. Жизнь знаменитых капитанов. — М.: Эксмо, 2009. — 416 с.: ил.
  • Губарев В. К. Флибустьеры Ямайки: эпоха великих походов. — М.: Вече, 2011. — 384 с.
  • Губарев В. К. Пираты острова Тортуга. — М.: Вече, 2011. — 384 с.
  • Губарев В. К. Лихое братство Тортуги и Ямайки. — М.: Вече, 2012. — 372 с.
  • Губарев В. К. 100 великих пиратов. — М.: Вече, 2011. — 432 с.
  • Губарев В. К. Генри Морган. — М.: Молодая Гвардия, 2014. — 293 с.
  • Гусев И. Е. Пираты. Полная история морских разбоев. — Минск: Харвест, 2010. — 256 с.: ил.
  • Дефо Даниэль. Всеобщая история пиратства/Пер. А.Д. Степанова. — СПб.: Азбука; Азбука–Аттикус, 2014. — 288 с.
  • Джонсон Чарльз. История знаменитых морских разбойников XVIII века/Пер. А.К. Ефремова. — М.: Эксмо-Пресс, 2009. — 592 с.: ил.
  • Дю Гард Пич, Хамфрис Франк. Пираты, индейцы, ковбои. — М.: Руссико, 1995. — 160 с.: ил.
  • Карпентер Джон Рив. Пираты: бич морей. М.: Ниола–Пресс, 2008. — 208 с.: ил.
  • Констам Энгус. Пираты. Буканьеры, флибустьеры, приватиры XVII–XIX вв. — М.: Эксмо, 2008. — 240 с.: ил.
  • Констам Энгус. Пираты. Всеобщая история от Античности до наших дней. — М.: Эксмо, 2009. — 464 с.: ил.
  • Копелев Д. Н. Золотая эпоха морского разбоя (пираты, флибустьеры, корсары). — М.: Остожье, 1997. — 496 с.
  • Копелев Д. Н. Раздел Океана в XVI―XVIII веках: Истоки и эволюция пиратства. — СПб.: КРИГА, 2013. — 736 с.
  • Крицлер Эдвард. Еврейские пираты Карибского моря. — М.: Текст, 2011. — 348 с.
  • Люис Бренда Райф. Пиратский кодекс: от знаменитых разбойников прошлого до последних отщепенцев наших дней. — М.: АСТ; Астрель, 2010. — 192 с.: ил.
  • Малов В. И. Тайны знаменитых пиратов. — М.: Оникс, 2008. — 256 с.: ил.
  • Маховский Яцек. История морского пиратства. — М.: Наука, 1972. — 288 с.
  • Мерьен Жан. Энциклопедия пиратства. — М.: ТЕРРА–Книжный клуб, 1999. — 496 с.
  • Можейко И. В. Пираты, корсары, рейдеры: Очерки истории пиратства в Индийском океане и Южных морях в XV–XX вв. 3-е изд. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1991. — 348 с.
  • Непомнящий Н. Н. Пиастры, пиастры, пиастры... Исторические очерки. — М.: АСТ, Олимп, 1996. — 448 с.
  • Нойкирхен Xайнц. Пираты: Морской разбой на всех морях. — М.: Прогресс, 1980. — 352 с.
  • Перье Николя. Пираты. Всемирная энциклопедия. — М.: Гелеос, 2008. — 256 с.: ил.
  • Рябцев Г. И. Пираты и разбойники. Флибустьеры, корсары, каперы и буканьеры. — Минск: Литература, 1996. — 608 с.
  • Рогожинский Жан. Энциклопедия пиратов. — М.: Вече, 1998. — 679 с.
  • Росс С. Пираты: история буканьеров, каперов, корсаров и их похождений. — М.: Попурри, 1997. — 48 с.: ил.
  • Северин Тим. По пути Синдбада. Острова пряностей. Золотые Антилы. — М.: Эксмо, Мидгард, 2009. — 816 с.
  • Сидорченко В. Ф. Морское пиратство. — СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 2004. — 400 с.
  • Скрицкий Н. В. Корсары России. — М.: Центрполиграф, 2007. — 411 с.
  • Снисаренко А. Б. Джентльмены удачи. Адмиралы чужих морей. — СПб.: Судостроение, 1997. — 496 с.
  • Стил Филипп. Пираты. Моря, флаги, корабли, оружие, люди. — Смоленск: Русич, 2000. — 64 с.: ил.
  • Тарновский Вольфганг. Пираты. — М.: Слово, 1993. — 48 с.: ил.
  • Ханке Хельмут. Люди, корабли, океаны (6000-летняя авантюра мореплавания). — Л.: Судостроение, 1976. — 432 с.
  • Ханке Хельмут. На семи морях: Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины. — М.: Мысль, 1989. — 320 с.
  • Ципоруха М. И. Под черным флагом. Хроники пиратства и корсарства. — М.: НЦ ЭНАС, 2009. — 384 с.
  • Чумаков С. История пиратства от античности до наших дней. — М.: Издательский Дом «Техника – молодежи», 2001. — 144 с.: ил.
  • Эксквемелин А. О. Пираты Америки. — М.: Мысль, 1968. — 230 с.
  • Элмс Чарльз. Пираты. Рассказы о знаменитых морских разбойниках. — М.: Центрполиграф, 2015. — 445 с.
  • Яковлев П. Флибустьеры. — М.: Белый город, 1996. — 64 с.: ил.

См. также

Отрывок, характеризующий Буканьеры

Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.