Всеволод Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всеволод Константинович
удельный князь Ярославский
1218 — 1238
Предшественник: образование княжества
Преемник: Василий Всеволодович
 
Вероисповедание: православие
Рождение: 18 июня 1210(1210-06-18)
Ростов
Смерть: 4 марта 1238(1238-03-04) (27 лет)
река Сить
Род: Рюриковичи
Отец: Константин Всеволодович
Мать: Агафья Мстиславна
Супруга: Марина, дочь курского князя Олега
Дети: сыновья: Василий и Константин

Все́волод Константи́нович, в крещении Иоанн (18 июня 1210, Ростов — 4 марта 1238, река Сить) — первый удельный князь Ярославский (1218—1238).[1]



Биография

Второй сын Великого князя Владимирского Константина Всеволодовича. Родился 18 июня 1210 года в Ростове, где тогда княжил его отец. 23 мая 1212 года над ним совершён был известный старинный обряд — постриг. Летописец замечает, что по этому случаю «бысть радость велика во граде Ростове». В 1215 году он находился в Торжке с полками отца своего, приходившими на помощь брату отца Ярославу Всеволодовичу, тогда князю переяславскому, бывшему во вражде с новгородцами.[1]

В 1218 году Всеволод получил от отца в удел Ярославль. Последний в то время был уже большим городом, что видно из Никоновской летописи, по которой там в 1221 году, во время пожара, истребившего почти весь город, одних церквей сгорело 17. В 1224 году Всеволод достроил в Спасо-Преображенском монастыре церковь, заложенную ещё отцом его.[1]

Согласно Лаврентьевской летописи, Всеволод в 1224 году вместе с дядей Владимиром Всеволодовичем был послан своим дядей, великим князем Владимирским Юрием в военный поход, однако, цель похода летопись не указывает, помещая событие между поставлением в Киеве митрополита Кирилла (произошедшим 6 января 1225 года) и масштабным вторжением литовцев в Новгородскую землю и Смоленское княжество, закончившееся битвой под Усвятом (до весны 1225 года). Новгородские летописи сообщают, что в возглавляемом Ярославом походе против литовцев участвовали Владимир с сыном, но о детях Владимира ничего не известно.[1]

В 1226 году Всеволод с братом участвовали в походе великого князя на черниговского князя Олега, усобица закончилась миром, и Марина, дочь Олега, в 1228 году была выдана за Всеволода. 15 сентября 1227 года Юрий Всеволодович послал племянника на княжение в Переяславль-Южный, а в следующем 1228 году Всеволод опять был на севере: участвовал в походе Юрия на мордву, «в Пургасову волость».[1]

В 1229 году ярославский князь вместе с другими своими братьями пристал к младшему дяде, Ярославу, против старшего, Юрия, но последний, пригласив всех их в начале сентября «на снем» в Суздаль, склонил их к примирению. В 1230 год Всеволод поддерживал Ярослава против черниговского князя Михаила в борьбе за влияние в Новгороде.[1]

Пал в битве с татарами на берегах реки Сити 4 марта 1238 года, тело его найдено не было. Оставил сыновей Василия и Константина, княживших после него.[1]

Напишите отзыв о статье "Всеволод Константинович"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Всеволод Константинович

Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.