Кестен, Герман

Герман Кестен
Hermann Kesten
Дата рождения:	28 января 1900(1900-01-28)
Место рождения:	Подволочиск, Австро-Венгрия
Дата смерти:	3 мая 1996(1996-05-03) (96 лет)
Место смерти:	Базель, Швейцария
Род деятельности:	прозаик, эссеист, драматург, поэт, редактор, переводчик
Годы творчества:	1926-1996
Язык произведений:	немецкий
Дебют:	Josef sucht die Freiheit (1928)
Премии:	премия Георга Бюхнера, премия Нелли Закс
Награды:	почётный гражданин Нюрнберга
[www.kesten.de ten.de]
[lib.ru/INOSTRHIST/KESTEN Произведения на сайте Lib.ru]

Герман Кестен (нем. Hermann Kesten; 28 января 1900, Подволочиск, Австро-Венгрия, — 3 мая 1996, Базель, Швейцария) — писатель, один из главных представителей «Новой вещественности» в немецкой литературе 20-х годов.

Биография

В 1904 году, через несколько лет после рождения Кестена, семья переехала в Нюрнберг. В 1918 году его отец умер в военном госпитале в Люблине (Польша). В 1919 году Кестен закончил Классическую королевскую старую гимназию в Нюрнберге, после чего изучал юриспруденцию, экономику, историю, германистику и философию в Эрлангене и Франкфурте-на-Майне. В 1923 году он бросил учебу, в связи с чем его докторская диссертация о Генрихе Манне осталась незавершенной. В 1923—1926 годах работал у своей матери в лавке подержанных вещей, а позже путешествовал по Европе и Северной Африке. В 1926 году опубликовал новеллу Vergebliche Flucht в газете Frankfurter Zeitung. В 1927 году переехал в Берлин и начал работать редактором в издательстве Gustav-Kiepenheuer-Verlag. В 1928 году там же вышел его дебютный роман Josef sucht die Freiheit, ставший первой частью задуманной Кестеном тетралогии Das Ende eines großen Mannes (она была завершена в 1932 году, и в неё также вошли романы Ein ausschweifender Mensch (Das Leben eines Tölpels), Glückliche Menschen и Der Scharlatan). В том же году Josef sucht die Freiheit лестно упоминался на церемонии присуждения премии Клейста, однако премию получила Анна Зегерс. До 1933 года, помимо романов, Кестен написал рассказы, несколько драматических произведений и множество статей во влиятельных периодических изданиях Веймарской республики (Frankfurter Zeitung, Berliner Tageblatt, Die literarische Welt, Die Weltbühne). Благодаря своей писательской и редакторской деятельности он познакомился с такими известными писателями, как Бертольт Брехт, Эрих Кестнер, Йозеф Рот, Анна Зегерс, Генрих, Томас и Клаус Манны.

Как ответственный редактор ряда антологий и автор типичных романов того времени, Кестен до сих пор считается видным представителем «новой вещественности» — хотя в отношении поэтики эта категоризация работ Кестена верна лишь отчасти. В 1933 году после прихода к власти в Германии нацистов все книги Кестена были включены в список книг, подлежащих сожжению, после чего он бежал во Францию; в дальнейшем жил в Париже, Санари-сюр-Мер близ Тулона (ставшем центром немецкой эмиграции), Лондоне, Брюсселе, Остенде и Амстердаме (где совместно с Вальтером Ландауэром руководил немецким отделом издательства Allert de Lange, в котором выходили книги немецких эмигрантов). В 1934 году недолго жил в Ницце вместе с Йозефом Ротом и Генрихом Манном. Тогда же вышел роман Кестена Der Gerechte, после чего появились исторические романы Ferdinand und Isabella (1936), König Philipp der Zweite (1938), а также Die Kinder von Gernika (1939). В 1939 году Кестен был интернирован как гражданин враждебного государства в лагерях Коломб и Ньевр, но в следующем году ему удалось выехать по гостевой визе в США. Он жил преимущественно в Нью-Йорке и с 1940 по 1942 год работал как honorary advisor в организации Emergency Rescue Committee, основной деятельностью которой было спасение немецкоязычных литераторов и деятелей культуры от преследований нацистского режима.

В 1949 году Кестен получил американское гражданство. В том же году он принял участие в международном конгрессе ПЕН-клуба в Венеции и путешествовал по Европе, после долгого перерыва приехав и в Германию (в частности, посетив Нюрнберг, где Кестен встретился со старыми друзьями). В 1950 году Кестен стал членом Академии наук и литературы в Майнце. В это время его постоянным местом проживания наряду с Нью-Йорком становится Швейцария. Вскоре он был избран членом-корреспондентом Немецкой академии языка и поэзии в Дармштадте. В 1953 году переехал в Рим. В 1954 году стал одним из трех награждённых премией искусства и наук города Нюрнберга. В 1972—1976 годах возглавлял ПЕН-центр ФРГ, отличаясь на этом посту крайней боевитостью. В 1974 году Кестен получил премию Георга Бюхнера, а в 1977-м — премию Нелли Закс. В том же году умерла его жена Тони Кестен, после чего Кестен переехал из Рима в Базель. Последние годы жизни он провел в еврейском доме престарелых La Charmille в Риэне.

В 1978 году стал почетным доктором университета Эрлангена — Нюрнберга, в 1980-м — почетным гражданином Нюрнберга, в 1982-м — почетным доктором Свободного университета Берлина. В 1985 году, к 85-летнему юбилею Кестена, ПЕН-центр ФРГ избрал его своим почетным президентом и учредил медаль Германа Кестена (с 2008 года — премия Германа Кестена) для литераторов, преследуемых за верность хартии ПЕН-клуба; среди её обладателей — Йоханнес Марио Зиммель (1993), Гюнтер Грасс (1995), Гарольд Пинтер (2001) и Анна Политковская (2003). В 1995 году Кестен пожертвовал 25000 марок для учрежденной в том же году Международной Нюрнбергской премии по правам человека.

Сочинения

Романы

• Josef sucht die Freiheit, 1927.
• Ein ausschweifender Mensch (Das Leben eines Tölpels), 1929.
• Glückliche Menschen, 1931.
• Der Scharlatan, 1932.
• Der Gerechte, 1934.
• Sieg der Dämonen (Ferdinand und Isabella), 1936.
• Ich, der König (König Philipp II. von Spanien), 1938.
• Die Kinder von Gernika, 1939.
• Die Zwillinge von Nürnberg, 1947.
• Die fremden Götter, 1949.
• Ein Sohn des Glücks, 1955.
• Die Abenteuer eines Moralisten, 1961.
• Die Zeit der Narren, 1966.
• Ein Mann von sechzig Jahren, 1972.

Сборники рассказов

• Vergebliche Flucht und andere Novellen, 1949.
• Die 30 Erzählungen von Hermann Kesten, 1962.
• Dialog der Liebe, 1981.
• Der Freund im Schrank, 1983.

Биографии, эссе

• Copernicus und seine Welt, 1948.
• Casanova, 1952.
• Meine Freunde die Poeten, 1953.
• Der Geist der Unruhe, 1959.
• Dichter im Café, 1959.
• Filialen des Parnaß, 1961.
• Lauter Literaten, 1963.
• Die Lust am Leben. Boccaccio, Aretino, Casanova, 1968.
• Ein Optimist, 1970.
• Hymne für Holland, 1970.
• Revolutionäre mit Geduld, 1973.

Пьесы

• Maud liebt beide, 1928.
• Admet, 1928.
• Babel oder Der Weg zur Macht, 1929.
• Wohnungsnot oder Die Heilige Familie, 1930.
• Einer sagt die Wahrheit, 1930.
• Wunder in Amerika (с Эрнстом Толлером), 1931.

Стихи

• Ich bin, der ich bin. Verse eines Zeitgenossen, 1974.
• Ein Jahr in New York

Эссе

• Fünf Jahre nach unserer Abreise. // Das neue Tagebuch. — Paris, 1938.
• Wir Nürnberger. Erste Nürnberger Rede, 1961.
• Zwanzig Jahre danach. Zweite Nürnberger Rede, 1965.

Редакторские работы

• 24 neue deutsche Erzähler, 1929.
• Neue französische Erzähler (с Феликсом Берто), 1930.
• Novellen deutscher Dichter der Gegenwart, 1933.
• Heinrich Heine. Meisterwerke in Vers und Prosa, 1939.
• Heart of Europe (с Клаусом Манном), 1943.
• Die blaue Blume. Die schönsten romantischen Erzählungen der Weltliteratur, 1955.
• Joseph Roth. Werke, 1956.
• René Schickele. Werke, 1959.
• Gotthold Ephraim Lessing. Werke, 1962.
• Ich lebe nicht in der Bundesrepublik, 1964.

Переводы

• Julien Green. Leviathan, 1930.
• Henri Michaux. Meine Güter, 1930.
• Emanuel Bove. Geschichte eines Verrückten, 1930.
• Jules Romains. Der Kapitalist, 1931.
• Jean Giraudoux. Die Abenteuer des Jérome Bardini, 1932.
• John Gunther. So sehe ich Asien, 1940.

Письма

• Deutsche Literatur im Exil. Briefe europäischer Autoren 1933—1949, 1964.
• Franz Schoenberner/Hermann Kesten: Briefwechsel im Exil 1933—1945, 2008.

Работы о Германе Кестене

Монографии и сборники

• Besson, Viviane. La tradition de l’ironie littéraire — Son rôle de critique politique et sociale chez un écrivain de l’exil. Hermann Kesten. — 2 Vol. — Bordeaux: Univ. III, UFR d'études germaniques et scandinaves, TER, 1989.
• Fähnders, Walter; Weber Hendrik (Hg.). Dichter — Literat — Emigrant. Über Hermann Kesten. — Bielefeld: Aisthesis, 2005. — ISBN 3-89528-401-7.
• Winkler, Andreas. Hermann Kesten im Exil (1933—1940). Sein politisches und künstlerisches Selbstverständnis und seine Tätigkeit als Lektor in der deutschen Abteilung des Allert de Lange Verlages. Mit einem Anhang unveröffentlichter Verlagskorrespondenz von und an Hermann Kesten. — Hamburg: Lüdke, 1977.

Университетские работы (не изданные самостоятельно)

• Herrmann, Anja. Hermann Kesten als Journalist. — Erlangen-Nürnberg, Univ., Magisterarb., 1994.
• Ilmer, Christine. Das Menschenbild Hermann Kestens am Beispiel seines Frühwerks. — FU Berlin, Staatsexamensarb., 1985.
• Keudel, Brigitte D.C. Das pazifistische Gedankengut im Werk von Hermann Kesten. — Los Angeles, Univ. of Southern California, Diss., 1978.
• Kürzer, Barbara. Der Moralist Hermann Kesten. — Erlangen-Nürnberg, Univ., Magisterarb., 1994.
• Weber, Hendrik. Zeitdiagnostik in Hermann Kestens Roman «Der Scharlatan». — Osnabrück, Univ., Staatsexamensarb., 2001.

Статьи

• Altenhein, Hans. Vierundzwanzig deutsche Erzähler. Kestens Anthologie von 1929. // Aus dem Antiquariat (Frankfurt/M.). — 1998. — № 5. — S. a341-a347.
• Bell, Robert F. Of terror, guilt and legacy. Hermann Kesten’s family novel «Die Kinder von Gernika». // German and international perspectives on the Spanish Civil War. The aesthetics of partisanship. — Columbia/SC: Camden House, 1992. — P. 79-95.
• Buhl, Wolfgang; Dewitz, Ulf von (Hg.). «Ich hatte Glück mit Menschen». Zum 100. Geburtstag des Dichters Hermann Kesten. Texte von ihm und über ihn. — Nürnberg: Stadtbibliothek Nürnberg, 2000.
• Braese, Stephan (Hrsg.): «…nicht uns zugehörig» — Hermann Kesten und die Gruppe 47. // Bestandsaufnahme. Studien zur Gruppe 47. — Berlin: Erich Schmidt, 1999. — S. 175—207. — ISBN 3-503-04936-3.
• Schlawin, Silke. Die Anthologie Heart of Europe. Ein Exilprojekt von Hermann Kesten und Klaus Mann für den L.B. Fischer Verlag (New York). // Archiv für Geschichte des Buchwesens 54 (2001). — S. 1-108.
• Schlosser, Jan T. Gedanken zur Erzählprosa Hermann Kestens. // Nordlit. Arbeidstidsskrift i litteratur og kultur (Tromsø). — 2006. — № 19. — S. 65-74.
• Schnauber, Cornelius. Hermann Kesten. Zuerst der Mensch, dann die Gesellschaft. // Zeitkritische Romane des 20. Jahrhunderts. Die Gesellschaft in der Kritik der deutschen Literatur. — Stuttgart: Reclam, 1975. — S. 146—166.
• Schulze, Frank. Hermann Kesten: Die Kinder von Gernika (1939). // Erinnern und Erzählen. Der Spanische Bürgerkrieg in der deutschen und spanischen Literatur und in den Bildmedien. — Tübingen: Narr, 2005. — S. 253—264.
• Seifert, Walter. Exil als politischer Akt. Der Romancier Hermann Kesten. // Die deutsche Exilliteratur 1933—1945. — Stuttgart: Reclam, 1973. — S. 464—472.
• Wagener, Hans. Mit Vernunft und Humanität. Hermann Kestens sachliche Denkspiele in seinen «Josef»-Romanen. // Neue Sachlichkeit im Roman. Neue Interpretationen zum Roman der Weimarer Republik. — Stuttgart u. a.: Metzler, 1995. — S. 49-68.
• Weidermann, Volker. Das Buch der verbrannten Bücher. — Köln: Verlag Kiepenheuer & Witsch, 2008. — ISBN 978-3-462-03962-7. — S. 129—130.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/12062 Герман Кестен в Электронной еврейской энциклопедии]
• [msnk-biblio.blogspot.de/2012/01/blog-post_8293.html Биография Германа Кестена в Библиотеке Международного союза немецкой культуры]
• [www.boris-nuernberg-reisen.de/hermann_kesten.htm Борис Грейншпол. Человек в шляпе]
• [www.digitalisiertedrucke.de/search?p=Hermann+Kesten Герман Кестен в библиотеке Zentralen Verzeichnis digitalisierter Drucke (ZVDD)]  (нем.)
• [www.kesten.de/ Домашняя страница музея Германа Кестена]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Кестен, Герман

– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.