Герминии
| Герминии лат. Herminii | |
| Ветви рода: |
Аквилин |
|---|---|
| Родина |
Этрурия |
| Подданство | |
| Гражданская деятельность |
2 консула |
| Военная деятельность |
полководцы |
Герминии (лат. Herminii) — знатный римский патрицианский род этрусского происхождения. Деятельность представителей рода относится к эпохе римских царей и временам ранней республики. Один из представителей Герминиев упоминается в качестве важного участника борьбы республики против последнего царя Тарквиния Гордого.
Родовые имена и происхождение рода
Среди Герминиев использовались имена Тит (лат. Titus), Спурий (лат. Spurius), Ларс (лат. Lars). Эти имена имели этрусское происхождение, но если первые два активно использовались и в римском обществе, то имя Ларс использовалось только среди этрусков[1]. Это указывает на возможное этрусское происхождение рода Герминиев.
Ветви рода
В роду Герминиев известна фамилия Аквилин (от лат. Aquilinus — орлиный).
Представители рода
- Тит Герминий Аквилин — консул 506 до н.э. (вместе с Спурием Ларцием Флавом)[2]. Согласно Дионисию Галикарнасскому, был одним из предводителей войска Тарквиния Гордого в его походе против ардеатов, будучи оставлен царем своим заместителем (вместе с Марком Горацием) после начала восстания в Риме, получив известия от восставших, отказался пустить царя Тарквиния обратно в военный лагерь, заключил перемирие с ардеатами и отвел войско в Рим[3]. Один из героев обороны Свайного моста (вместе с Спурием Ларцием Флавом и Публием Горацием Коклесом) во время войны с царем Клузия Ларсом Порсенной[4]. Был послом, отправленным за хлебом в Помптинскую равнину во время осады Рима[5]. После войны с Порсеной был избран консулом. Погиб в 499 до н.э. во время Первой Латинской войны в битве у Регильского озера после того, как убил неприятельского полководца Мамилия[6][7].
- Спурий Герминий Коритинезан Аквилин (у Дионисия его имя приводится как Ларс[8], у Диодора — Лариний[9]) — консул 448 года до н.э. (вместе с Титом Виргинием Трикостом Целиомонтаном)[10].
Напишите отзыв о статье "Герминии"
Примечания
- ↑ В латинский язык слово Lars вошло как титул этрусских князей
- ↑ Тит Ливий. История от основания города, II, 15.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности, Книга IV, глава LXXXV.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности, Книга V, главы XXII—XXIV.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности, Книга V, глава XXVI.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города, II, 20.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности, Книга VI, глава XII.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности, Книга ХI, глава LI.
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека, КНИГА 12, 27.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города, III, 65.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Герминии
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
